Джованни Малатеста не ошибался: паломники, которых он застал с графом Альмой, оказались именно эмиссарами Александра VI. Это были барон Асторре и монах дон Гарконио.
Графу Альме в то время было под пятьдесят, он был довольно слаб здоровьем, обычно молчалив, характер имел нерешительный, изменчивый; он никому не доверял, всю жизнь боялся покушений и всякий раз прибегал к хитрости, когда предстояло сражаться. Он страстно любил отдыхать.
Он содрогнулся, когда заметил, что у дочери развивается смелость, которая могла бы ее подтолкнуть к весьма решительным действиям.
Беатриче любила охоту и воинские упражнения; она бледнела от гнева всякий раз, как отец принимал с почестями посланников папы. Однажды она стеганула хлыстом одного римлянина, который сказал в ее присутствии:
– Однажды Монтефорте станет еще одним прекрасным цветком в папской тиаре.
Чезаре Борджиа вознамерился овладеть городом. Беатриче тогда объехала все окрестности, предрекая войну, а в самом Монтефорте вызвала такой энтузиазм, что покоритель Романьи вынужден был отступить. Но граф Альма знал, что рано или поздно ему придется подчиниться.
Когда он узнал, что Беатриче организует союз всех синьоров, которых Борджиа лишили владений, граф ужаснулся. Он согласился принять верховное командование; или, скорее, это Беатриче приняла командование под его именем.
Но в это время Александр VI уже заинтересовался графом, и именно в этот момент Альма принял решение… Поэтому когда переодетые паломниками барон Асторре и дон Гарконио передали ему предложение папы, граф Альма отнекивался только для видимости. И накануне того самого дня, когда во дворце должна была состояться генеральная ассамблея всех вождей, граф тайно покинул свое жилище, вышел из города и на некотором расстоянии от крепостных стен встретился с ожидавшими его бароном и монахом. И тем не менее он устыдился.
– Синьоры, – сказал он, – я поеду с вами в Рим, потому что хочу увидеть святого отца… Единственное мое желание – избежать новой войны… Давайте поспешим, потому что я хочу вернуться в Монтефорте.
– О! Вам не надо ехать до Рима, – сказал дон Гарконио, язвительно улыбаясь. – Он собирался в Тиволи, когда мы выезжали сюда. Думаю, что он уже там.
Они пустили коней рысью. Граф Альма ехал между монахом и бароном, словно пленник. Фактически так и было: граф сдался еще до сражения.
– Что же касается предложений, которые вы мне сделали, – продолжал он машинально, скорее для приличия, – я не хочу их обсуждать.
– А ведь они великолепны, – сказал Асторре. – Дворец и годовая рента в две тысячи золотых дукатов.
– Пост великого гонфалоньера[26] с великолепным доходом, который он приносит, – добавил дон Гарконио.
– Право иметь личную гвардию в количестве двадцати солдат.
– Командование папской дворянской гвардией.
– Дворянский титул консультанта личного совета святого отца.
– И наконец, – заключил дон Гарконио, – самое прекрасное положение в Риме… после самого папы и Чезаре.
– Не будем говорить об этом! – прервал их граф Альма, в глубине души уже скрупулезно отметивший различные преимущества, которые предлагал ему Александр VI в награду за измену.
Маленькая группа всадников ехала быстро и остановилась только на ночь. На следующий день они рано отправились в путь, а вечером расположились в маленькой гостинице городка, находившегося между Монтефорте и Тиволи. В той же самой гостинице, как мы знаем, остановился и Рагастен, ехавший из Тиволи в Монтефорте.
Они решили перепробовать чуть не все гостиничные запасы провизии. Ужинала троица с большим аппетитом, и при этом путники весело переговаривались между собой.
– Как подумаю, – гудел Асторре, которому стоило даже немножко выпить, как всякое чувства такта у него пропадало, – как подумаю, какие лица скорчили в этот момент все эти Малатесты, Манфреди, Орсини.
Граф натянуто улыбнулся:
– Давайте о другом, прошу вас…
– Да, поговорим о другом, – сказал Гарконио, который выпил несколько больше нормы. – Барон, а знаете о чем я думаю?
– Скажите, любезный Гарконио…
– Я представляю лицо одного нашего знакомого, когда его столкнули в колодец с рептилиями. И это в тот самый момент, когда палач перерубил ему шею! Мне в самом деле обидно, что я не смог присутствовать на этом празднестве!
– К несчастью, такие вещи нельзя возобновить… Шевалье де Рагастен мертв, совершенно мертв и погребен!..
В этот самый момент в проеме окна мелькнула тень. Эта тень легко впрыгнула в зал, и ее обладатель звонко крикнул:
– Добрый день, синьоры! Очень рад нашей встрече!
Асторре отскочил в сторону. Оцепеневший Гарконио остался сидеть.
– Рагастен! – пролепетал он.
Изумленный граф Альма безмолвно присутствовал при этой неожиданной сцене.
– Черт возьми, любезный барон, – усмехнулся Рагастен, – мертвые, которых вы погребли, чувствуют себя вполне хорошо, как мне кажется.
– Шевалье де Рагастен! – повторил ошалевший от испуга Асторре.
– Да, шевалье де Рагастен во плоти… Правда, вы меня видите здесь отнюдь не по ошибке этого достойного монаха, любезный друг. Но, в конце концов, вы меня видите… И это главное. Но прежде всего успокойтесь, прошу вас… Кажется, я помешал семейному излиянию чувств? Если я лишний, скажите мне, черт вас возьми!
Потом Рагастен обратился к графу Альме:
– Синьор граф, разрешите представиться: шевалье де Рагастен. Именно вас я разыскиваю, потому что хочу рассказать вам массу интересного.
– Пойди скажи это в аду, откуда ты вышел! – выкрикнул Гарконио.
И в ту же секунду монах бросился с обнаженным кинжалом на Рагастена. Но шевалье ни на секунду не упускал монаха из вила и углядел готовящийся удар. Он молниеносно отскочил к окну и выхватил шпагу из ножен. Оружие монаха поразило пустоту.
– Асторре!.. И вы, граф… Атакуйте этого человека!
Барон стряхнул оцепенение и обнажил свою шпагу.
– Он хочет выпрыгнуть в окно, – добавил Гарконио. – Вперед!
– Не бойтесь, любезный сбир! – ответил Рагастен, скрестив оружие с бароном, наносившим удар за ударом.
– На помощь! На помощь! – заорал Гарконио.
И монах, у которого не было оружия, чтобы поразить Рагастена, бросился к двери.
Граф Альма не вмешивался в происходящее и даже не пошевелился. Он совершенно не знал пришельца и не проявлял никакого желания вмешиваться в ссору, которая казалась ему личным делом монаха и Рагастена.
Монах тем временем открыл дверь
– Господи! – рявкнул он, отступая перед кинжалом Спадакаппы.
– Коли! – крикнул Рагастен.
Спадакаппа молниеносно нанес удар. Монах упал. И в тот же момент шпага шевалье насквозь проткнула предплечье барона. Асторре вскрикнул и осел на пол.
– Седьмая дырка, если не ошибаюсь? – рассмеялся Рагастен.
– Черт вас подери, синьор! – выругался барон. – Считаете вы хорошо. Но будьте уверены, что я верну вам весь долг одним ударом…
– Никогда не сомневался в этом, барон… А пока скажите, не нуждаетесь ли вы в помощи?
– Нет, я ни в чем не нуждаюсь… Вот только мне нужно продолжить свой путь вот с этим синьором…
– Вот этого-то вы и не сможете сделать, любезный… Я как раз намерен предложить синьору графу маленькую прогулку.
Распростертый на полу монах услышал последние слова. Он с трудом поднялся и прохрипел:
– Бегите, граф! Бегите!
– Графу нет никакого смысла бежать, – сказал Рагастен.
– Что вам нужно от меня, синьор? – холодно спросил граф Альма.
Рагастен подошел к нему.
– Просто сказать вам пару слов, – прошептал он на ухо графу. – Я бежал из Рима, где меня хотели казнить, потому что я отказался ехать в Монтефорте, чтобы там захватить вас.
– Не слушайте его, граф! Этот человек лжет!
С этими словами Гарконио поднялся на колени и попытался подползти к агастену. Спадакаппа положил ему руку на плечо и резким движением оттолкнул назад. Барон в это время находился в обмороке.
Несколько слов, сказанных Рагастеном, пробудили графа Альму. Он ни секунды не сомневался в их правдивости. И действительно, не только серьезный вид Рагастена и симпатичное лицо не допускали даже мысли о возможном обмане, но всё им сказанное соответствовало обстановке.
– Я отказался участвовать в бесчестной операции, и тогда за это грязное дело взялся барон Асторре!
– А что потом, синьор? – сдержанно спросил граф.
– Потом?.. В день моего ареста я слышал собственными ушами, как монсиньор Чезаре Борджиа отдал приказ подготовить для вас самый секретный из каменных мешков в замке Святого Ангела.
Граф Альма вспомнил, как многие синьоры были привлечены в Рим соблазнительными обещаниями, а потом все стали жертвами более или менее серьезных происшествий. Рагастену стало ясно, что происходит в душе графа.
– Синьор, – сказал он, – за мою голову обещана награда. По моему следу идут папские ищейки. Я мог бы теперь находиться очень далеко и вне опасности. И если я свернул с пути, чтобы заехать в Монтефорте, так это потому, что захотел спасти от ужасной смерти доброго и достойного человека, обманутого вот этим монахом, верным слугой коварного злодея по имени Борджиа… Теперь моя совесть спокойна. Если вы желаете ехать в Рим, дорога свободна… Пойдем Спадакаппа, нам пора…
Рагастен направился к двери, но его последние слова, их строгий и взволнованный тон, очевидное чистосердечие, потому что шевалье не пытался арестовать графа, и наконец готовность уйти окончательно убедили Альму.
– Подождите, синьор, – остановил он Рагастена.
Рагастен остановился в тревожном ожидании… В глубине души он готов был увезти графа силой, если того не удастся убедить.
А граф поглядел на барона Асторре, все еще лежавшего без сознания, на монаха, которому рана мешала двигаться, хотя смотрел Гарконио на Альму с нескрываемой злобой.
– Синьор, – неожиданно обратился граф к Рагастену, – мне хочется недолго проехать вместе с вами, так как я хотел бы с вами поговорить, но не желаю задерживать ваш отъезд. Но, – добавил он, взглянув на Гарконио, – я непременно вернусь сюда, потому что мне надо попасть в Рим…