«Судьба моя решится сегодня! – подумал шевалье в один из тех моментов острого возбуждения, когда взрослый мужчина чувствует себя слабым, как ребенок. – Первый ее взгляд станет для меня или пробуждением надежды, в которую я не смею поверить, или наказанием, более страшным, чем то, которому меня подверг Борджиа».
Но постепенно его возбуждение улеглось, лицо приняло обычное выражение беспечной отваги, и когда граф Альма, повернувшись к нему, казалось, вопрошал его взглядом, Рагастен смог ответить вполне естественно:
– Ах, вот и ваша столица, синьор граф… Красивый город! Поздравляю вас.
– Что вы скажете про укрепления?
– Подобные стены могут в течение года выдержать осаду двадцатитысячной армии.
– Но есть в системе обороны одно слабое место…
– Видел… Ущелье, по которому мы проехали, позволяет незаметно подойти к городу и неожиданно атаковать…
– Да. И именно здесь Чезаре пойдет на приступ.
– Его отразят?
– С большим трудом! – вздохнул граф. – Поехали, шевалье!.. Пустим лошадей рысью – и скоро будем в Монтефорте.
– Где вас радостно встретят; отвечаю за это.
Граф Альма кивнул головой и с резкостью слабовольного человека, принимающего важное решение, пустил коня галопом. Рагастен последовал за ним, отметив мысленно самые трудные места в ущелье, над которыми справа и слева нависали огромные скальные глыбы.
Но сейчас он отчетливо услышал странные шумы, доносившиеся из города, колокольный перезвон, звуки труб и фанфар.
– Что бы это значило? – бледнея, спросил самого себя граф.
– Скоро увидим… Смелее, черт возьми! Явитесь, как вождь армии, возвращающейся из похода, а не как кающийся беглец!
Мягкий по природе своей, граф воспринял эти жесткие и даже грубые и слова, как удар плеткой.
– Тысяча чертей! – выругался он. – А ведь вы правы!
Через какую-то минуту граф остановился перед городскими воротами. Стража у подъемного моста с удивлением глядела на него. Офицер даже казался ошеломленным. Рагастен направился прямо к этому командиру.
– Вы что, синьор, – спросил он, – голову потеряли? Ваш властелин, его светлость граф Альма, возвращается из опасной разведывательной поездки, которая чуть не стоила ему жизни. И чего же вы ждете? Почему медлите оказать ему надлежащие почести?
Слова эти, объяснявшие отсутствие графа и упрекавшие офицера за его промедление, оказали то самое воздействие, на которое рассчитывал Рагастен. Офицер, убежденный, как и все горожане, что граф Альма бежал в Рим, поначалу не понимал, почему он неожиданно вернулся.
– Ваша светлость! – пробормотал он. – Простите!.. Какой сюрприз!.. Радость какая!.. Мы так беспокоились.
И он приказал своим двадцати солдатам построиться в порядок торжественной встречи.
– Скажите им что-нибудь! – прошептал Рагастен графу.
– Синьор, – обратился граф к офицеру, – я извиняю вас в связи с хорошими вестями, которые я привез. Солдаты! Мне удалось узнать о силах врага. Я не хотел доверять эту заботу никому. Доверие и отвага! Мы сильнее всех. Мы победим!
– Да здравствует граф! – в один голос закричали солдаты.
С приветственной речью было покончено. Легкость, с которой ее восприняли солдаты, окрылила графа надеждой. Он-то боялся непреодолимых препятствий. И граф подал знак Рагастену.
– Синьор! – приказал тот. – Извольте дать эскорт для сопровождения его светлости во дворец!
Офицер с удивлением посмотрел на этого по-хозяйски распоряжавшегося иностранца. Граф уловил его взгляд и добавил:
– Извольте повиноваться моему полковнику[27], синьор!
Офицер отсалютовал и приказал своим людям перестроиться.
– Дружище, – сказал Рагастен, наклонившись к офицеру, – не спотыкайтесь до самого дворца и выполняйте мои распоряжения… Я не останусь в долгу.
Офицер интуитивно понял, что произошло нечто чрезвычайное, и он, слепо повинуясь, сможет быстро продвинуться по службе. Он немедленно сообразил, на чью сторону стать, и закричал:
– Да здравствует его светлость! Виват графу Альме!
Маленький отряд приближался ко дворцу. По дороге к нему присоединялись солдаты и простолюдины в праздничных одеждах. Они почти бессознательно кричали: «Да здравствует граф!» Точно так же, всего часом ранее, они вопили: «Смерть графу!»
Слух о возвращении графа Альмы молниеносно распространился по городу. Из уст в уста передавали слова, которые он сказал. Граф ездил на разведку вражеских сил. Граф рисковал жизнью. Со скоростью, обычной для всякой толпы, город охватило ликование. На всех улицах графа прославляли, хотя еще утром нынешнего дня хотели повесить.
– Ну, что я вам говорил? – обратился к графу сияющий Рагастен.
– Вы были правы, шевалье… Но к чему эти далекие фанфары и праздничные одеяния?
В этот момент толпа, облепившая графа Альму, излилась на главную площадь. В то же время из другой улицы, на площади, появился другой кортеж, еще более сверкающий, еще более шумный. И тогда как в первом кричали: «Слава графу Альме!», от второго поднималась к небесам волна оваций, слышались крики:
– Да здравствует наш вождь князь Манфреди! Слава княгине Манфреди!
Рагастен привстал в стременах. В пятидесяти шагах от него, за толпой, поверх отчаянно летающих в воздухе шарфов и шапок, показалась в пышной карете женщина в белом одеянии. Это была Примавера… Он отчетливо различил девушку. Рядом с нею красовался князь Манфреди – счастливый, улыбающийся, приветствующий толпу. Рагастен всё понял… Княгиня Манфреди, которую приветствовала виватами толпа, была дочерью графа Альмы!..
Глаза Рагастена словно затянуло облачной пеленой; ему пришлось сделать усилие, чтобы не упасть… Всё вокруг закружилось и рухнуло. Всё сделанное им оказалось бесполезным.
Между тем неизбежное приближалось. Два кортежа встретились у подножия парадной лестницы дворца. Князь Манфреди увидел изумление на лицах окружавших его синьоров. И в то самое мгновение, когда граф Альма спешился перед своим дворцом, князь тоже выбрался из кареты и крикнул:
– Это событие слишком серьезно, чтобы обсуждать его в гуще толпы. Пусть немедленно соберется совет!
Потом он подошел к графу Альме.
– Граф! – сказал он хладнокровно. – Я созвал совет.
– Я следую вашему примеру, князь! – высокомерно ответил граф, что вызвало оживление в его окружении.
Совет собрался в зале совещаний. За стенами замка его решения молчаливо ждали горожане.
А в зале совещаний, за обширным столом заняли свои места: сначала князь Манфреди, еще одетый в парадный костюм, потом граф Альма, весь покрытый дорожной пылью бледный и нервно покусывающий усы, Вадентино Риккардо, командующий конницей союзников, и Тривульче ди Пьомбино. Были приглашены также Джованни Малатеста, Джулио Орсини и Родериго л’Имола.
Когда граф Альма входил в зал совещаний, Рагастен, не отходивший от него до этой минуты, хотел удалиться. Но граф остановил его:
– Вы разве не слышали, что я назначил вас своим полковником?
– Так точно, синьор граф, – равнодушно ответил Рагастен.
– Так вот, синьор, полковники имеют право присутствовать на совете. Следуйте за мной, прошу вас.
Рагастен вошел… и застыл на пороге, ослепленный, колеблющийся… Он увидел приближающуюся к отцу Примаверу. Она была очень бледна.
– Отец мой, – произнесла она, и голос ее дрожал от избытка чувств, – вы видите, как я рада вашему возвращению, и это всё, что я могу вам сказать…
– Беатриче, – с некоторым оттенком шутливости заговорил князь, стараясь замаскировать таким образом свое беспокойство, – я узнал о твоем замужестве из криков толпы. Признаюсь, дитя мое, что это – чрезвычайное событие для отца!
– Отец, когда вы всё узнаете…
– Конечно, брак этот крайне почетен для нашего дома, – поспешил вернуть себе слово граф. – И хотя он заключен без моего согласия, думаю, что согласие самого дорогого для меня сердца имелось…Князь, вашу руку!
Маневр графа был столь же смел, как и ловок. Князь Манфреди, увидев, как принят главный, как ему казалось, предмет дискуссии, почувствовал, как тает его холодность.
Тем временем Примавера долго всматривалась в Рагастена. Она остановилась перед ним и, возможно, ждала, что он заговорит с ней… Ее взгляд, казалось, говорил:
«Я знала, что вы вернетесь! Я знала, что наши судьбы снова пересекутся…»
Но Рагастен глубоко поклонился и не уловил взгляда Примаверы. Он не услышал и легкого вздоха, вырвавшегося у княгини. Ледяное спокойствие охватило его, и он молча прошел мимо, словно никогда в жизни не видел дочери графа Альмы.
А вот Джованни Малатеста, который готовился подать руку молодой княгине и сопровождать ее до кресла, заметил долгий взгляд Примаверы на склоненного Рагастена!
– Синьоры! – сказал граф. – Я жду ваших объяснений о том, что произошло в моей столице… Разумеется, я почитаю за честь брак моей дочери с князем Манфреди, но тем не менее надеюсь, что вы мне расскажите, князь, и вы тоже, Беатриче, каким образом это серьезное событие свершилось за короткое время моего отсутствия…
Князь прибег к обычной для слабаков тактике. Имея кое-какие основания для упреков, он начал с предъявления конкретных претензий.
Ответить взялся Джованни Малатеста.
– Граф Альма, – жестко начал он, – не знает всего. Свадьба молодой графини стала лишь одним серьезным событием из двух, происшедших в его отсутствие. Генеральная ассамблея вождей вынесла решение об этом браке, но она решила и кое-что другое…
– И каково же это второе решение? – спросил граф.
– Решение… Приговор, вынесенный вчера…
– Приговор… Джованни Малатеста, вы забываете, где находитесь и с кем говорите!
– Я сказал «приговор», потому что подходит именно это слово. Граф Альма вчера был лишен своего титула, всех своих прав и прерогатив, а дочь его объявлена наследницей под опекой совета. Граф Альма объявлен вчера изменником и предателем. Граф Альма, следовательно, не имеет права задавать вопросы совету.