Эта жестокая, грубая атака, нервный и угрожающий тон Джованни Малатесты вызвали среди других членов совета чувство неловкости и неудовлетворения. Граф поднялся, намереваясь ответить, но тут же упал в кресло, пораженный ужасом. В этот момент к отцу приблизилась Примавера.
– Синьоры, – с болью в голосе заговорила она, – когда мой отец отсутствовал и обманчивая видимость его осуждала, я подавила свое дочернее милосердие, заглушила свою боль, приказала лицу не выдавать той скорби, которая раздирала мое сердце. Эта позиция отказа дает мне сегодня право требовать правосудия, которого нет в словах Джованни Малатесты.
– Что вы хотите сказать, княгиня? – возбудился Малатеста.
– Что я хочу сказать! – с нажимом повторила Беатриче. – Правду, которая читается в каждом взоре… Неожиданное возвращение графа Альмы, его добровольное возвращение к нам, само по себе достаточное доказательство, чтобы опровергнуть все несправедливые подозрения, выдвинутые против него и приведшие нас к ужасной ошибке!..
– Конечно! – в свою очередь взял слово князь Манфреди. – Если граф убедительно объяснит нам причины своего отсутствия, мы должны просить у него прощения.
– Синьоры, – заговорил граф Альма, – правда очень проста: меня завлекли в западню. И если вы снова видите меня перед собой, то этим я пожизненно обязан синьору шевалье де Рагастену.
Взгляды всех присутствующих обратились на Рагастена. А граф продолжал:
– Я совершил ошибку. Я согласился тайно встретиться с двумя посланцами Александра VI и Чезаре. Эти люди приехали, чтобы склонить меня к измене. Если я не приказал арестовать их, если я сдержал свое возмущение, то это потому, что, притворно согласившись на их посулы, надеялся получить ценнейшие сведения. Но эти презренные шпионы разгадали мою тактику. И тогда они решили похитить меня… Они назначили мне свидание за городом. Их было только двое. Я подумал, что мне нечего бояться и не взял никакой охраны… Увы, синьоры!.. Я не учел сил одного из посланцев… барона Асторре. Несмотря на отчаянное сопротивление, меня схватили и привязали к лошади. Потом мы сломя голову мчались в ночи… Наконец мои тюремщики решили, что мы отъехали достаточно далеко от Монтефорте и остановились в придорожной гостинице… Совершенно случайно в той же гостинице остановился шевалье де Рагастен. Он понял мое положение и напал на барона Агирре, которого ранил, а также и его сообщника – монаха по имени Гарконио. Освободив меня, шевалье по доброй воле согласился проводить меня в Монтефорте. Вот что произошло со мной, синьоры.
Спокойный голос рассказчика и некоторая болезненная гордость, звучавшая в его словах, произвели на собравшихся именно то впечатление, на которое граф и рассчитывал. Общее впечатление передал князь Манфреди, который склонился перед графом и сказал:
– Ваше сиятельство, мы виновны.
– Да нет, – живо отозвался граф. – Видимые обстоятельства были против меня. Вы действовали точно так, как я бы действовал на вашем месте. Синьоры, если вы мне поверили, не будем больше вспоминать об этом ужасном происшествии.
– А между тем, граф, решения в ваше отсутствие приняты… командиры назначены…
– Пусть каждый сохранит доверенные ему полномочия, – беззаботно решил граф, довольный в глубине души произведенной переменой.
– Теперь только остается, – сказал князь Манфреди, – приказать герольдам объявить о возвращении к власти его сиятельства графа Альмы, павшего жертвой несправедливых подозрений.
И тогда снова послышался голос Малатесты:
– Я считаю правдивым рассказ его сиятельства. Все обстоятельства в мельчайших деталях подтверждают его слова. Однако, синьоры, остается последняя деталь, на которую я хочу обратить ваше внимание. Его сиятельство граф Альма привезен к нам шевалье де Рагастеном.
Малатеста выделил имя француза. Намерения его были столь очевидны, что граф вздрогнул, а Рагастен, оторвавшись от своих дум, внимательно посмотрел на говорившего.
Джованни Малатеста немедленно отреагировал:
– Синьоры, мы во второй раз встречаемся с шевалье де Рагастеном… Впервые это произошло в катакомбах, в окрестностях Рима… Тогда шевалье признался нам, что служит у Чезаре Борджиа! Не странно ли, что граф Альма, покинувший Монтефорте, чтобы встреться с двумя шпионами Чезаре, возвращается в город еще с одним шпионом тех же самых Борджиа?
При этих словах Примавера ощутимо побледнела. Граф, уже готовый проститься с Рагастеном, проговорил:
– Синьоры, клянусь… Я не знал…
Рагастен, услышав такое кровное оскорбление, собрался, будто готовясь накинуться на обидчика. Но внезапно он одумался. Его напряженные черты разгладились; презрительная улыбка появилась на губах, и он резким голосом ответил:
– Синьор Малатеста, вне всякого сомнения, хочет получить три тысячи золотых дукатов, выбитых с ликом Александра Борджиа!
Малатеста положил руку на рукоять шпаги.
– Объяснитесь, – прорычал он. – Объяснитесь сейчас же – или, клянусь, вы умрете!
– Вы судите ошибочно, – сказал Рагастен, с презрением скрестив руки на груди. – Вы требуете от меня объяснений. Я дам их, потому что хочу, а не потому что вы их так желаете получить. Синьоры, призываю вас в судьи. Наш святой отец Александр VI, вкупе со своим достойным сыном Чезаре, назначили цену за мою голову, потому что я отказался участвовать в определенной махинации с Монтефорте. Голова моя, синьоры, оценена в три тысячи золотых дукатов. Знаю, что это много, и моя скромность, конечно, страдает от столь высокой оценки, которую в Риме связывают с моим пленением. Правда, синьоры, сопровождая графа Альму в Монтефорте, свободный город, не подчиняющийся Борджиа, город, служить порабощению которого я отказался, я надеялся избавиться от ищеек, посланных папой по моему следу. Синьор Джованни Малатеста оскорбил меня, и мне придется уехать из Монтефорте. Он отказал мне в гостеприимстве, которое каждый итальянский дворянин считает своим долгом предоставить гонимому. А я как раз и есть такой гонимый. Утверждаю, что синьор Джованни Малатеста выдает меня в руки Борджиа. А потому имеет преимущественное право на три тысячи дукатов. Он заслужил эту кучу денег.
Короткая речь Рагастена принесла чудесные плоды. Прежде всего он рассказал о себе Примавере, а это шевалье было необходимо. Далее: он завоевал симпатию и уважение слушателей. И наконец, он ответил на обвинение Джованни Малатесты еще более обидным оскорблением.
Мимолетное пламя гордости залило краской лицо Примаверы. Рагастен не видел этого. Но Малатеста увидел! Опьянев от бешенства, он приблизился к шевалье с поднятой рукой. Но прежде чем эта рука опустилась, прежде чем кто-либо из присутствующих смог вмешаться, Рагастен схватил руку Малатесты и вывернул ее. Потом Рагастен, страшный, с обозленным лицом, наклонился над молодым человеком, тщетно пытавшимся вырваться из цепких объятий.
– Когда вы хотите, чтобы я убил вас? – почти беззвучно спросил Рагастен.
– Лучше скажи, что сам боишься умереть! – храбрился Малатеста.
Рагастен выпустил руку Малатесты, уверенный, что тот не решится на оскорбительный жест.
– Синьор, – холодно сказал шевалье, – где вы предпочитаете, чтобы я ждал вас?
– На главной площади.
– Когда?
– Сегодня вечером.
Бледный от гнева, Малатеста, пошатываясь, вышел. Ссора была быстротечной. Никто их присутствовавших на совете вождей так и не смог вмешаться. Когда Малатеста вышел, Рагастен повернулся к ним.
– Синьоры, – сказал он с достоинством, – теперь, когда надо мной не тяготеет никаких подозрений, я могу с полным удовольствием дать вам свои объяснения… Я узнаю здесь синьоров, которые были в катакомбах. Вы слышали, как я отказался присоединиться к любому выступлению против Борджиа. Однако надо сказать вам, как и зачем я приехал сюда…
– Синьор, – прервал его Джулио Орсини, один из членов совета, – мы примем ваши объяснения, если вы захотите их дать. Но сейчас я должен заявить, что обвинения Джованни Малатесты совершенно необоснованны. Я могу подтвердить, что Борджиа считают вас одним из своих смертельных врагов. Я находился с секретной миссией в Риме в день, когда вы бежали из замка Святого Ангела. Я читал объявления, в которых назначалась цена за вашу голову. И по усилиям, предпринятым для вашей поимки, я понял, какой страх вы внушаете Борджиа. С этого самого момента я очень хотел узнать вас и я счастлив, что сегодня обстоятельства позволили мне протянуть вам руку дружбы.
Рагастен с радостью пожал руку Орсини. Другие члены совета один за другим выразили свои симпатии.
Тогда шевалье рассказал свою историю с того момента, как он появился в Италии. Эту историю, уже известную нашим читателям, он передал простыми словами, и ничего не было более восхитительного, чем спокойствие, с которым он говорил о том, как заключил Чезаре вместо себя или как позднее держал в своей власти самого папу.
Членам совета казалось, что они слышат историю похождений Нового Одиссея. Примавера, также внимательно слушавшая рассказ, ни разу не позволила проявиться своим чувствам. Ее поглощенность рассказом была такой глубокой, что, когда шевалье закончил говорить, она внезапно вздрогнула, словно наступившая тишина ее удивила.
Граф Альма одобрил все решения, принятые в его отсутствие. Он даже упрашивал князя Манфреди сохранить за собой верховное командование. Мягкость князя была, по мнению Альмы, большим преимуществом. Во время заседания граф Альма пытался утвердить за Рагастеном звание полковника, но шевалье упрямо отказывался.
– Предпочитаю действовать как свободный доброволец, – каждый раз выдвигал он одну и ту же причину.
– Значит, вы подумываете нас покинуть?
– До сих пор, синьор граф, я вел жизнь авантюриста, то и дело меняющего свои прихоти. Такая рискованная жизнь, с ее опасностями и горестями, по-своему привлекательна. Признаюсь, мне было бы трудно отказаться от нее. Оттого-то мне нелгко сказать, где я буду завтра… Впрочем, исход моей дуэли с синьором Малатестой.
– Этой дуэли не будет! – живо перебил его граф.