– О чем говорят в нашем славном городе Риме? – спросила Лукреция.
– Черт побери, синьора, там рассказывают удивительную, небывалую, невероятную историю…
– И что же это за история, герцог Риенци?
– Герцог! – почти умоляюще прервал ее Франческо Борджиа.
– Любовная история! – ответил герцог.
– Послушаем, что за история… – сказала Лукреция. – Любовь … Да это же единственная вещь, ради которой стоит жить и умирать!..
И в то же время она обвила шею Франческо.
– Рассказывайте, герцог! – приказала она томным голосом.
– Да, да! – закричали сотрапезники. – О любви! Будем говорить только о любви!
– О, – смутился герцог, – это история о чистой девичьей любви. Мне даже немного стыдно ее здесь рассказывать.
– Начинайте, – приказал Чезаре.
– Раз вы приказываете, монсиньор… Так вот, говорят, что однажды знаменитый капитан, самый благородный из тех, что есть, влюбился…
Взгляды присутствующих обратились на Чезаре.
– И притом, – продолжал герцог, – так сильно, как никогда еще не влюблялся. Утверждают, что его сердце сделано из бронзы, но теперь это сердце стало голубиным. Он вздыхает, томится… И что самое любопытное? Предмет его страсти остается неизвестным, и никто не может к нему приблизиться. И вот наконец история становится просто невероятной, и все-таки правдивой: неизвестная отклоняет с восторгом и признательностью все подарки этого великого капитана, отвергает и презирает их!
– А как зовут этого достойного влюбленного?
– Отгадайте! – запинаясь, пробормотал вконец опьяневший герцог Риенци… – Он среди нас.
– Не надо гадать! – прорычал Чезаре Борджиа. – Этот влюбленный – я! И горе тому, кто меня осудит!..
– Монсиньор!.. Поверьте…
– Что же до этой женщины, то клянусь вам: скоро она перестанет меня презирать!…
Лукреция рассмеялась:
– Итак, дорогой мой Чезаре, вы мне изменили?.. Покидаете меня?..
– Да нет! – ответил Чезаре, почувствовавший, как тяжелеет его мозг под опьяняющим действием вина, чувств и гордости.
Он продолжил, запинаясь:
– Нет, Лукреция, я не предам тебя. Ты – навечно моя! Как и она будет моей, тоже моей!.. Как и твоя жена, Риенци, была моей!.. Как и ты должна быть моей! Моей! Только моей! Вы слышите? Все вы?
Он тяжело дышал. Взгляд его метал кровавые молнии… И именно в эту минуту Лукреция поднялась и обеими руками обняла Франческо, герцога Гандийского. Франческо, смертельно побледнев, вынес ее поцелуй. Тщетно он пытался освободиться.
– Черт возьми! – покраснел Чезаре и, движимый приливом бешенства, оттолкнул стол.
Одновременно он схватил лежавший пред ним кинжал и, разъяренный, двинулся к своему брату Фраческо… Внезапно он набросился на него. Рука его взмыла вверх, а потом молниеносно упала вниз. Лезвие кинжала целиком вошло в грудь герцога Гандийского. Тот упал навзничь. Изо рта пошла кровь.
Насмерть напуганные зрители этой сцены просто-напросто окаменели. Лукреция отступила, странная улыбка появилась на ее губах.
– Ко мне, – прохрипел несчастный герцог Гандийский, – ко мне! О, я горю… Воды!.. Пощадите!.. Глоток воды!..
– А, ты хочешь воды, – зловеще рассмеялся Чезаре. – Подожди, братец, я напою тебя!..
И тогда произошло нечто чудовищное. Чезаре Борджиа схватил брата за ноги и потащил его по полу, причем мертвенно-бледная голова оставляла на гладких плитах кровавый след. Чезаре тащил тело и ревел:
– Воды моему брату Франческо! Воды любовнику Лукреции!.. Всю воду Тибра герцогу Гандийскому!..
Чезаре миновал всю анфиладу комнат, добрался наконец до последней двери и распахнул ее… У ног безумца в ночи катил свои воды Тибр. Чезаре поднял тело и резким толчком сбросил его в реку. Свидетели этой сцены в ужасе разбежались… Тогда Лукреция Борджиа бросилась к матерчатой занавеске, подняла ее и проскользнула в едва освещенный кабинет. Там в каком-то своеобразном кресле пристроился старик с грубыми чертами лица, на котором застыло выражение неописуемой злобы. Этот старик все слышал и все видел!.. Это был отец Франческо, герцога Гандийского, отец Чезаре, герцога Валентинуа, отец Лукреции, герцогини де Бишелье[4], – это был Родриго Борджиа… Это был Римский папа Александр VI…
– Вы довольны, отец? – спросила Лукреция.
– Черт возьми, дочка, ты зашла слишком далеко… Бедный Франческо!.. Я сам отстою мессу по его душе!.. Как жалко!.. Он был отличным парнем, этот Франческо, но как герцог Гандийский он мешал моим планам. А теперь прощай, дочь моя… даю тебе благословение понтифика, чтобы новый грех был полностью прощен тебе…
Лукреция склонилась. Понтифик встал и вытянул десницу. Когда Лукреция распрямилась, отец ее уже исчез.
V. Капризы Лукреции
Лукреция Борджиа вернулась в пиршественный зал и убедилась, что он опустел.
– Трусы… – процедила она, – разбежались… Опьянение страхом заменило в их жилах опьянение сладострастием… Эх, нет больше мужчин!.. Мой отец был последним, но он уже состарился… Почему природа сотворила меня женщиной?.. Меня, готовую проглотить весь мир…
Она бросилась на кучу подушек и вытянулась. Вдруг перед ней обрисовалась какая-то тень. Лукреция небрежно повернула голову:
– А, это вы, братец? – и она протянула руку Чезаре.
Он только что вернулся, и тот, кто сейчас увидел бы его, никогда бы не подумал, что этот человек несколько минут назад убил брата. Сестра увидела веселое, жизнерадостное лицо и улыбнулась Чезаре. В двойной улыбке этой чудовищной парочки заключалось нечто ужасное.
– Злюка! – сказала Лукреция. – Почему вы причинили зло бедняжке Франческо?.. Вы, значит, ревнивы?
– Правду сказать, да… Мне не нравится, когда перед моими друзьями, где бы это ни было, в каких бы то ни было обстоятельствах, показывают, что я не первый…
Лукреция покачала головой и задумалась.
– Однако, – вдруг заговорила она, – ты наследуешь брату, мой Чезаре… Его смерть обогатила тебя, и без того уже богатого… А еще этот «случай» даст тебе титул герцога Гандийского.
– Это верно, сестренка… Только и ты получишь свою долю. Я передам тебе миллион золотых дукатов. Довольна?…
– Конечно, – зевнула Лукреция. Я как раз собираюсь построить храм.
– Храм? – удивился Чезаре.
– Да… Храм Венеры… Мне хочется восстановить в Риме ее культ. Пусть этот храм возвышается между Святым Петром и Ватиканом… И когда на следующий год наш отец будет служить пасхальную мессу в своем христианском храме, у меня, в моем святилище, пройдет служба в честь языческой богини. И тогда мы увидим, где будет больше верующих.
– Лукреция, ты – восхитительная женщина! – восторженно отозвался Чезаре. – Твой замысел великолепен.
– Не меньше, чем твой: завладеть Италией и основать единое королевство, абсолютным хозяином в котором будешь ты, мой Чезаре…
– Мы оба, Лукреция, когда я реализую свой план… Мы оба будем править миром и превратим его…
В этот момент рядом с ними послышались какие-то крики. Они насторожились. Шум доносился из дворцовых апартаментов.
Лукреция набросила шелковый покров и устремилась за Чезаре в вестибюль со статуями. Бронзовая дверь открылась. Брат и сестра увидели перед собой толпу дворцовой прислуги. Человек тридцать орали, бранились, толкались, награждали друг дружку тумаками, падали с ног, окружая или пытаясь окружить, постороннего мужчину, уверенно противостоящего этой разъяренной своре.
– Что это за наглец?.. – крикнула Лукреция.
Она хотела выскочить, но брат удержал ее.
– А! Да это мой французик… Я назначил ему свидание здесь, ровно в полночь… Черт возьми! Какой молодчина! Какие удары! Бах – с правой! Бах – с левой! И вот – двое на полу, а еще парочка собирает зубы!
Чезаре пришел в восторг и исступленно зааплодировал! Человек, который так браво управлялся с целой толпой слуг, к восхищению Чезаре и к большому удовольствию Лукреции, и в самом деле оказался шевалье де Рагастеном. Как только раздался полуночный звон колоколов, он выскочил из гостиницы.
«Какое омерзительное зрелище! – думал он по дороге к дворцу. – Этот человек в Тибре!.. Несчастный, которого только что убили!.. О, эти руки, цепляющиеся за каменные ступени… это тело, исчезающее в черной воде… И эти таинственные слова… Кто-то хочет похитить Примаверу!.. И именно тот, кто намеревается совершить это злое дело, убил незнакомца! Но кто же этот убийца?.. Где его искать?.. Как предупредить графа Альму?.. Ему необходимо рассказать об этих странных событиях и о прославленном капитане, ожидающем меня… В Риме один он обладает достаточным могуществом, чтобы распознать правду и, быть может, предупредить новые убийства!
Размышляя подобным образом, шевалье быстро добрался до дворца Лукреции. Он уже хотел пройти в описанную нами колоннаду, но путь ему преградили два конных стражника.
– Пошел прочь! – крикнул один из них.
– Эй, дружище, полегче, – бросил в ответ Рагастен. – Меня ждут во дворце…
– Прочь! – повторил стражник.
– Да вы упрямы, дорогуша!.. Я же сказал, что меня ждут… Сам монсиньор Чезаре Борджиа, если вам угодно!.. Освободите проход!
Всадник не только не повиновался этому требованию, но еще и вызвал на помощь дюжину слуг, привлеченных шумом. Они набросились на шевалье.
– О! О! – вскрикнул Рагастен. – Кажется, все слуги в этой прекрасной стране взбесились! Черт побери! Да они, пожалуй, осмеливаются поднять на меня руку. Назад, лакеи!
Шевалье выглядел столь грозно, что слуги, растерявшись, отступили. Но стражник направил своего коня на молодого человека. Рагастен понял, что его победа была слишком непродолжительной и его окружат и затопчут, если он не прибегнет к какому-нибудь спасительному средству. Действия его были быстрее рассказа о них. Он бросился на стражника, вцепился в его ногу, повис на ней и пытался, раскачиваясь изо всех сил, выбить всадника из седла.
При первом толчке стражник заорал так, что задрожали окна в соседних домах, и вцепился в гриву своей лошади. При втором толчке он схватился за эфес сабли, пытаясь оглушить им неудержимого соперника. Но времени привести свой план в исполнение у него не оказалось. Последовал третий толчок, посильнее предыдущих. Всадник было раскрыл рот, чтобы выпустить очередное страшное проклятие, да так и не смог закрыть его, остолбенев от удивления, тогда как шевалье, подхваченный энергией рывка, отлетел на несколько шагов и грохнулся на землю.