– Нельзя допустить, чтобы два таких храбрых дворянина бесполезно проливали свою кровь! – поддержал графа князь Манфреди. – Пусть пригласят сюда Джованни Малатесту.
Джулио Орсини вышел и вскоре вернулся с Малатестой. На этот раз молодой человек, кажется, восстановил свое хладнокровие.
– Дорогой Джованни, – начал князь, – вы были несправедливы к шевалье де Рагастену. У нас есть верные доказательства, что ваши подозрения неосновательны… Наш горячо любимый граф, вернувшийся к нам после поступка, в котором он согрешил разве что потерей осторожности, вернул свои титулы. Однако он соизволил оставить в наших руках командование, которое нам доверила генеральная ассамблея.
– Я невыразимо счастлив, что граф достоин нашего повиновения, – сказал Малатеста.
– Прекрасно! Теперь поговорим о Рагастене. У вас слишком благородное сердце; вы очень храбры; поэтому сможете признать свою неправоту.
– Перед тем как ответить вам, я хотел бы сказать пару слов шевалье де Рагастену.
– Что же! Пусть так и будет, – проговорил с удивлением князь Манфреди.
Джованни Малатеста отошел в оконный проем, где к нему присоединился Рагастен. Примавера, державшаяся подле отца, инстинктивно отступила к другому окну.
– Синьор, – сказал Джованни, – с того самого момента, как увидел вас в римских катакомбах, я от души восхищался вашим честным образом действий и вашей храбростью… Мое мнение не изменилось, после того как вы вернули в город Альму. Убежден, что вам он обязан честью.
– Синьор, уверяю вас…
– Позвольте мне закончить, шевалье… Я хотел вам сказать, что слетевшее с моих губ обвинение совсем не соответствует моим мыслям. Даже в тот самый момент, когда я подыскивал наиболее обидные слова, я восхищался вами и – увы! – завидовал вам!
Рагастен был обескуражен. Храбрость Джованни Малатесты не подлежала сомнению. Что же произошло с молодым человеком?
– Шевалье, – продолжил Малатеста, – я должен принести вам свои извинения перед этими господами, поскольку я оскорбил вас, зная, что вы этого не заслуживаете.
– А я, – сказал в ответ Рагастен, – унижения такого достойного дворянина не допущу.
– Спасибо, шевалье. Наша сегодняшняя дуэль отменяется. Но мы все же сразимся…
– Не понимаю…
– Нам надо сразиться! И один из нас должен умереть!
– Решено! Я готов схватиться с вами в смертельном поединке, хотя ваше поведение мне кажется…
– Безумным!.. Можете сказать это…
– И когда же мы устроим поединок? – спросил Рагастен, всё больше и больше удивляясь.
– Завтра, с наступлением ночи.
– Хорошо. Где?
– У Головы… За городской стеной, в середине ущелья, по которому вы проехали, как мне сказали… Вы, видимо, заметили две огромные скалы?.. Одна из них немного напоминает голову человека.
– Хорошо. Завтра ночью, у скалы, которую называют Человеческой головой. Я буду там, синьор.
– Спасибо, шевалье, – возбужденно сказал Малатеста.
– Позвольте только задать вам вопрос. Порядочный человек не позволит себя убить столь достойной личности, как вы, или, наоборот, проткнуть вас шпагой. Ради чего?
– Хотите знать, почему я вас провоцирую?
– Тысяча чертей! Да, я хотел бы знать это…
– Ладно!.. Я люблю Беатриче!.. Поймите меня! Люблю ее до потери разума! Потому-то и позволил себе низко оскорбить вас. Люблю ее так, что предпочту умреть, лишь бы не знать, что она принадлежит другому!
Рагастен сильно побледнел.
– Вы любите княгиню Манфреди, но почему же эта любовь…
Малатеста схватил его за руку и перебил:
– Люблю ее, – он с трудом переводил дыхание, – а она вас любит, вас!
Рагастен буквально остолбенел, не в силах ни пошевелиться, ни слова вымолвить. Ему хотелось удержать Малатесту, но тот уже вышел на середину зала.
– Синьоры, – произнес он твердым голосом, – синьоры, равные мне по положению, перед вами, слышавшими неправедное обвинение, приношу свои извинения шевалье де Рагастену.
Руки всех присутствующих протянулись к Рагастену. А тот, смеясь и громко разговаривая, как будто ничего не произошло, вышел из зала вместе с другими членами совета.
Рагастен собрался последовать за ними, но тут легкая рука легла ему на плечо. Это была рука Примаверы.
– Сегодня вечером, в дворцовом саду, – прошептала княгиня, – я хотела бы поговорить с вами…
Рагастен глубоко поклонился. Он с трудом переводил дыхание, нетвердо стоя на ногах. Когда он выпрямился, княгиня Манфреди уже покидала зал. Граф Альма подал ей руку. А возле нее, слегка нагнувшись, чтобы удобнее было говорить, шел князь Манфреди – высокий, улыбающийся, счастливый…
«Малатеста сказал, что она меня любит! – предавался своим мыслям Рагастен, все еще не в силах сдвинуться с места. – Но от этого она не перестает быть супругой князя… Она навсегда потеряна для меня!.. Потеряна!.. Ах, Малатеста ошибся. Ревность слишком далеко его завела… Она не любит меня… Это – сплошная иллюзия! Безумие!.. Джованни Малатеста сказал, что один из нас должен умереть… Теперь я знаю, кто умрет!
XLII. Герцогиня ди Бишелье
А за несколько недель до этих событий чудесный вечер в Веселом дворце заканчивал один из тех роскошных дней, которыми так славится сладкая, лучезарная Италия. В зале статуй Лукреция Борджиа, растянувшись на мягком ковре и подложив под голову кучу подушек, мечтала с полузакрытыми глазами. Она рассеянно слушала негромкую музыку оркестра, состоявшего из мандолин и флейт.
Полузабытые амбиции мало-помалу становились яснее на экране ее лихорадочного воображения. Что она представляет собой в Риме?.. Ничто!
Празднества! Одни только празднества!.. Для кого?.. Для нее?.. Празднества, призванные доказать римским нобилям величие Борджиа… Празднества!.. Одно за другим – только празднества!.. Вот и вся ее жизнь.
Душа ее восстает против этого позолоченного рабства, против подавления ее воли. Как это! Она, оказывается, всего лишь инструмент в руках Александра VI и Чезаре?… О! Командовать! Господствовать! Быть королевой! Стать абсолютной владычицей в королевстве, которое она сама выкроит!
Но для осуществления этой фантастической мечты нужен мужчина. Мужчина!.. Сильный супруг, который не жалуется на судьбу, избегает любой западни; его смелость и хитрость должны превосходить даже могущество рода Борджиа! И она знает такого мужчину! Он существует! Ей удалось его ухватить! Правда, он ускользнул, но она не считает себя побежденной. Она найдет его. А когда он окажется в ее власти, она напустит его на Италию и скажет ему:
– Я сделала тебя королем! Сделай меня королевой!
Она обожает этого мужчину, она его любит, она видит его хозяином своей судьбы. Пусть он издевается над нею, презирает ее – она только сильнее будет восхищаться им.
И вот уже с первых шагов, когда она приступила к исполнению своей мечты, перед Лукрецией возникло неожиданное препятствие! Смешное по сути своей препятствие: имя! Лукреция не свободна! Лукрецию величают герцогиней ди Бишелье!
Когда-то в Риме жил такой человек, имя которого она носит. Она поклялась в повиновении и верности ему перед Господом, которого на земле представляет ее отец. Значит, она остановилась, отступила? Ни в коей мере! Лукреция Борджиа не предназначена для жизни подле мужчины, пусть даже этот мужчина будет ее мужем.
И даже в тот самый день, когда прямо перед Веселым дворцом герцога ди Бишелье убил ударом в спину собственной рукой Чезаре Борджиа, Лукреция была убеждена, что ее супруг распространял клеветнические слухи на ее счет.
Она объявила глубокий траур. Погибшему герцогу устроили пышные похороны. Римляне не видели ничего подобного со времени похорон герцога Гандийского. Такие вот мрачные спектакли устраивали Борджиа своему народу. Римляне не забавлялись бы лучше, если бы убили самого папу или его сына.
Лукреция не замечала пустоты, образовавшейся возле нее. Впрочем, одиночество ей нравилось. Оно позволяло вволю предаваться своим мыслям и обдумывать в деталях масштабный план, взлелеянный ею.
Освободившись от мужа, Лукреция первым делом объявила Чезаре, что будет сопровождать его в Монтефорте.
– Но ведь мы договорились, – возразил Чезаре, – что ты будешь наблюдать за порядком в Риме во время моего отсутствия.
– Договорились, но я хочу увидеть войну вблизи. Впрочем, здесь же всё спокойно. Никогда наши римляне не выказывали такой верноподданности.
Чезаре отлично знал: что Лукреция решила, она выполнит, несмотря ни на какие препятствия. Поэтому он больше не настаивал. Когда же пришел день и располагавшиеся в лагерях под Римом войска пришли в движение, Лукреция отправилась в поход вместе с ними и вместе с братом.
Дорожная повозка отвезла их в Тиволи, где назначен был сбор всей армии. Лукреция рассказала отцу про смерть мужа.
– Не плачь, дочка, – соизволил утешить ее папа, – этот бедняга был полностью разорен!
Такой короткой надгробной речи удостоил он несчастного герцога ди Бишелье, а потом отец нашел более интересную тему для разговора с детьми. Прежде всего они занялись обсуждением похищения Рагастеном Розиты. Старый Борджиа, вставляя время от времени вымученные шуточки, рассказал о том, как попал в ловушку он, хитрый лис, как он поверил в смерть Розиты и как гроб нашли пустым.
– Таким образом, – заключил Чезаре, – этот парень победил поочередно нас троих!
– Да, – согласился папа и задумался. – И надо сожалеть, что такой человек ушел от нас.
– Верно, отец, но он к тому же вел с нами дерзкую игру и просто издевался над нами. Этот человек умрет, и умрет от моей руки.
Лукреция едва заметно улыбнулась, а папа уточнил:
– Он умрет… если ты его найдешь! Кто нам скажет, где он теперь? Возможно, уехал во Францию.
В этот момент в комнату вошел паж.
– В чем дело? – спросил Чезаре.
– Только что прибыли барон Асторре и дон Гарконио. Они испрашивают разрешения войти.
– Немедленно ввести их! – крикнул папа.
Подслушивавшие под дверью барон и монах поспешили войти.