— Почему? Это, знаешь, не совсем удобно…
Инженер дернул плечами.
— Ну, все же… Ты понимаешь, что с такими не стоит портить отношений, особенно тебе.
Инженер вышел к гостям посвежевшим, нарочито бодрым, — это было культом, это издавна поддерживалось в семье. На самом же деле, после прогулки верхом и проведенного дня на воздухе, он чувствовал себя разбитым и голодным (теперь бы напиться горячего чаю и — в постель).
— Ну-с, каковы успехи?
Химик Перебоев блеснул очками и потянул красным носом вкусный запах консервов и рыжиков.
— Пока никакие… Впрочем, вкопали четыре столба под руководством самого директора.
— Значит, заложили основание Улентуйстроя. — Химик пустил мелкий смешок.
Прислуга, по всем видам сверстница хозяйки, торжественно расставляла посуду и взбалтывала в бутылках настойки. Гостей это приводило в хорошее настроение.
— Наденька, сыграйте что-нибудь, — попросила полная важная Перебоева. Она сидела против зеркала и беспрестанно поправляла белесые, засушенные сединой волосы.
— Что-то нет настроения, — заломалась молодая инженерша.
Шурша черным шелком, она подошла к химику и закурила. Наденька изящно положила ногу на ногу, сверкнув на Перебоева золотыми зубами. Что-то диковатое, оставшееся от роскоши и вкусов былых сибирских золотопромышленников, было в смуглой красоте и буйно вьющихся темных волосах, в длинных ресницах, в блестевших серьгах и браслетах. Впрочем, она не так уж была молода, как моложава.
— Сергей Павлович, как вам нравится Вандаловская? — спросила она.
Химик одернул жилет и двинул густыми бровями.
— Женщина интересная… К тому же современная.
— Вот именно, — усмехнулась Перебоева…
— А мне кажется совсем не интересная, — возразила Наденька. — Правда, она крупная и… следит за собой… Но какая-то сельская красота у ней.
— Ну, это не совсем верно, — заступился Антропов. — Во-первых, Татьяна Александровна человек дела и едва ли у ней есть время заниматься собой. Во-вторых, вы неправы. Во всяком случае, и внешне она незаурядная женщина… Вы посмотрите на фигуру и лицо…
Хозяйка взмахнула руками.
— Не спорьте, Виктор Сергеевич… Вот сегодня увидим.
— Как? Разве она приглашена? — не то изумилась, не то обрадовалась Наденька. — А знаете, есть слухи, что она нашего происхождения и своей активностью заметает следы прошлого…
Перебоев провел ладонями по круглому животу.
— Факт, Надежда Васильевна, — живот химика заколыхался, как будто его качали на пружинном матрасе. — Папаша, видите ли, из бывших, а дочь настоящая… Это и выгодно и современно.
— Да… Это кое к чему обязывает. — Наденька лукаво закатила жгучие глаза. — Но мне почему-то думается, что новая звезда рудника еще слаба в знаниях, в силу чего вынуждена приспосабливаться.
Химик теребил сивый ус, колючими глазами щупал Наденьку, хитро улыбался.
— Ну что вы, очаровательная… Наша Татьяна Александровна — человек заграничный…
— Поэтому и приехала к нам с римским огурцом, — расхохоталась Перебоева. — Но ведь мы-то не Европа… Не кажется ли вам, что лисица с чистым хвостом не полезет в воду.
«Очаровательная» рассыпала смех навстречу прислуге, семенящей к столу с пирогом. Антропов отвернулся от жены и печальными глазами посмотрел на портрет Мишеньки.
Гости быстро разместились. От пирога струился жирный пар. Звонко и певуче столкнулись рюмки.
— За дорогого именинника, Евфалия Семеновна! — провозгласила Наденька.
— И за хозяйку, — прибавил химик, глотая кусок пирога. Хозяйка опять подняла к глазам платок, искала на лицах гостей сочувствия.
— Кушайте, милые…
Клыков поперхнулся водкой и поморщился.
В дверь постучали. Иван Михайлович, сгорбившись, побежал встречать и, когда в прихожей послышался голос Татьяны Александровны, гости умолкли, заскрипели стульями, потеснились, чтобы освободить место.
Вандаловская поздоровалась и села рядом с Наденькой. На ней было не особенно длинное, шерстяное платье в клетку, слегка перехваченное в талии. Она даже не напудрилась, не привела в порядок прическу, но Наденька, эта приисковая прима, сама почувствовала превосходство соседки. Маленькая женщина злобно кусала накрашенные губы, встряхивала навитыми кудрями, выставляла грудь, говорила намеками и беспричинно хохотала, когда инженеры беседовали о делах рудника, Татьяна Александровна быстро привлекла внимание гостей и хозяев. Химик заспорил с ней об американской промышленности, но оказался бит, обнаружив полное невежество. Клыков и Антропов вынуждены были убеждать подвыпившего Сергея Павловича в его неправоте.
Вандаловская простилась и ушла, оставив компанию взбудораженной. Еще не успели хозяева вернуться из прихожей, как Наденька стукнула кулачком по столу.
— Держу пари, что она большая интриганка и карьеристка.
— Оставь болтать глупости, — смиренный Антропов в первый раз дерзил жене.
Гости разошлись в третьем часу ночи. По дороге Виктор Сергеевич уговаривал капризничающую Наденьку.
— Видишь ли, Иван Михайлович, мне теперь окончательно кажется, устарел и не может отрешиться от устарелой системы, а Сергей Павлович просто болтун.
Но, разгоряченная вином и приниженная соперницей, Наденька не хотела ничего слышать.
— Ты сам превратился в холуя и обезумел от ее лошадиных форм… Ну и иди к ней, иди к товарищам. Пожалуйста! Недаром инженер Гирлан говорит, что ты теленок с серыми глазами.
— Плевать на Гирлана…
…На работу Антропов вышел с опозданием. С женой он не примирился и из споров узнал многое, о чем смутно догадывался.
Иностранный инженер Гирлан, бывший служащий компании «Лена-Гольдфильдс», теперь специалист по постройке обогатительных фабрик во всех комбинатах золотой промышленности, с первой встречи не вызывал доверия у Антропова. Но от него была в восторге Надежда Васильевна. Гирлан жил на руднике наездами и очень дружил с Перебоевым и Надеждой Васильевной. Антропов видел, что строительство улентуйской фабрики затягивается из года в год, что рудник хиреет, и боялся осмыслить причины этого. До сих пор он преклонялся перед авторитетом Клыкова и считал неприличным критиковать его.
Первый мороз заузорил окна бараков. Сквозь туманную муть Катя увидела в дверях Гурьяна. В оленьих унтах и сакуе он казался ниже и толще.
— Здорово, Катюха!
Директор оборвал с усов ледяшки и прошелся по комнате. Катя заметила на его лице озабоченность.
— Сейчас подадут сюда машину, и тебе с Пинаевым придется поехать в деревни с важым поручением, — сказал Гурьян, взглянув на нее. — Нужно забронировать все свободные квартиры и немедленно переселить старателей. Иначе опять поднимут копоть и мы останемся без народа.
— Это верно, — вздернула она круглыми плечами. — Я вечером видела Алданца с компанией… Вот хорошо придумано… Только как перевозить их?
— Наладим грузовые машины…
Под окном загромыхал автомобиль.
— Одевайся теплее, — крикнул Пинаев, высовываясь из кабинки.
Гурьян помог Кате надеть полушубок и усмехнулся:
— Не повернешься, бомба… Вы вот что. Захватите одного паренька из старателей, ну, вроде представителя, что ли.
— Ладно, возьмем Костю Мочалова, — хитро подмигнул Пинаев. От взгляда директора не ускользнула стыдливая улыбка Кати. На руднике нельзя было скрыть близких отношений, и Гурьян знал от Варвары о симпатиях Кати к этому диковатому, ловкому парню.
«А что же, если она сумеет обуздать его, то пара будет добрая», — думал он, провожая глазами запылившуюся в серебряную пургу машину.
Пинаев и Катя, подъехав к избушке Хлопушина, сразу убедились в своевременности распоряжения Гурьяна. Часть старателей опять кутила. Из палаток злобно вырывалась пьяная похабщина.
Костя опоясывался на ходу. Немного смущался, когда сел рядом с Катей.
— Едем добывать тепло, — бросил Пинаев на выкрики приискателей.
Из избушки вышел Морозов. На плечах у него висела внакидку домотканая дерюга. Орловец приблизился к машине, потрогал за колесо, поднял глаза на Пинаева.
— Ты ж по осени трепал, што будут фатеры и хлебушка, а где же эта благодать?
— Вот и едем за ними. А ты голодом сидишь?
— Я покель не сижу, а другие…
— И другие не сидят, дядя Иван.
Парень улыбчиво заглянул в глаза старателя.
— Мужик ты, Морозов, хороший, но податливый, голова у тебя листвяная.
— Как это? — открыл старатель белозубый рот.
— А так… подумай покрепче…
Машина снова тронулась, прыгая по незаровнявшимся яминам. А когда выехали в долину, Пинаев спросил Костю:
— Ну как, отдумал в деревню?
— Делать там нечего, — смутился парень.
— А в бутовскую шахту почему не переходишь?
— Не напер еще… Ты знаешь… я на открытых работах привык.
— Напри… По крайности квалификацию получишь и потом большая перспектива.
Костя не понял последнего слова, но пылкие его глаза доверчиво улыбнулись сидевшей рядом Кате.
В сельсовете приезжих встретил белесый парень в красноармейском шлеме и в нагольном замызганном тулупе.
— Председатель я, — вызывающе ответил он на вопрос Пинаева. — А вам что?
— Нам нужно снять квартиры для старателей.
— Сколько?
— Все заберем, сколько будет.
Председатель свистнул, сделав трубкой губы.
— Ты чего? — усмехнулся Пинаев.
Парень провел пальцем по горлу.
— Фатеры есть, но займаться нам этим делом не к плану… Сейчас такие хлебозаготовки, что и говорить с вами в нашу задачу не входит… Идите по хатам нашей властью.
Катя фыркнула смехом, но председатель не обиделся и, махнув рукой, побежал вдоль улицы.
В первом же дворе баба, несшая помои, отчитала уполномоченных:
— Квартеры? Для этих старателев-то! Да ни за какие тяжкие. Тут ваш белоглазый Алданец весь белый свет опутал. — Катя глянула сбоку на Костю. У парня от сильного напора крови задрожали руки.
— Теперь не они, а администрация будет платить, — успокоил Пинаев недоверчивую хозяйку.