Раздор Бориса с боярами, недовольство «скудеющих» дворян и городские восстания вызвали к жизни политику, некоторыми чертами напоминавшую опричнину. Современники живо почувствовали опасность. Один из них подробно описал опричные меры Ивана IV против знати и тут же отметил, что подобные средства употребляют ныне Годуновы ради того, чтобы истребить и унизить знатнейшее дворянство. Деятельность Бориса в самом деле приобрела отчетливый антибоярский характер. Но столкновение со знатью все же не привело к повторению опричнины. Воспитанник Грозного смог одолеть бояр без новой опричнины, потому что имел возможность воспользоваться ее плодами. Еще больше он обязан был своим торжеством успехам политической централизации, достигнутой к концу XVI столетия. Без поддержки окрепшего приказного аппарата управления Годунову едва ли удалось бы справиться с всплеском аристократической реакции.
Показания современников насчет возрождения опричных порядков при Борисе следует признать ошибочными. Своеобразие политического курса Годунова состояло в том, что он отказался от услуг преторианцев — привилегированного охранного корпуса (из рядов которого сам вышел) — и пытался найти более прочную опору во всей массе дворянства.
Автор обширного сочинения о России Джильс Флетчер писал, что русское правительство облагает невыносимыми налогами все сословия, а дворяне и духовенство мирятся с этим, перекладывая бремя податей на плечи простолюдинов. Английский правовед, как видно, глубоко проник в тайны налоговой системы Московии. Свой рассказ Флетчер завершал словами о том, что «купцы и мужики (так называется простой народ) с недавнего времени обременены большими и невыносимыми налогами» и что притеснителями всего государства почитают в Москве Годуновых[40].
Слова Флетчера находятся в вопиющем противоречии с разъяснениями Посольского приказа насчет податной политики Годунова. В то самое время, когда Лондон опубликовал записки своего московского посла, русские дипломаты в Польше выступили с заявлением о том, что Борис не только даровал народу правосудие, но и освободил его от разорительных налогов и повинностей. По всей стране, «что ни есть земель всего государства, — заявляли послы за рубежом, — [Борис] все сохи в тарханех учинил во льготе, даней никаких не емлют, ни посох ни х какому делу»[41].
В период с 1583 по 1588 г. податной оклад номинально вырос в полтора раза. Низшие сословия никаких особых льгот не получили. Очевидно, приказные руководители имели в виду мероприятия Годунова, затронувшие исключительно высшие сословия.
В отличие от крупных привилегированных землевладельцев, мелкие помещики не пользовались финансовыми льготами и должны были платить в казну подати со всех принадлежавших им поместных земель. Такой порядок не был обременителен для дворянства, пока удельный вес барской запашки в поместье был ничтожен. «Великое разорение» привело к тому, что мелкое поместье обезлюдело и значительную часть дохода рядовой служилый человек стал получать с приусадебной пашни. Но барская пашня плохо кормила, пока ее облагали податями наравне с крестьянской. Взыскание налогов с усадебной пашни вконец разоряло служилую мелкоту. Дворяне роптали. И правительство осознало, что без серьезных уступок низшему дворянству оно не достигнет прочной стабилизации. Заявления Посольского приказа имели под собой фактическую основу. Служилые люди в самом деле получили от Годунова финансовые льготы. Казна стала «обелять» (освобождать) от податей усадебную запашку помещиков, несших военную службу. Неизвестно, когда эта мера приобрела общегосударственное значение, но то, что она широко практиковалась уже в начале 90-х годов, с очевидностью доказывают платежные книги Бежецкой пятины. (Бежецкая пятина примыкала к Новгороду с юго-востока.)
Налоговая политика Годунова носила отчетливый сословный характер. Мелкопоместные дворяне рассматривали предоставленные им льготы как очень значительные. Необлагаемая барская пашня гарантировала им пропитание и спасала от нищенской сумы при неблагоприятной ситуации. Но было бы неверно думать, что новая налоговая политика ориентировалась исключительно на низшее дворянство. Казна освобождала от податей тем большие участки барской пашни, чем большим поместьем владел дворянин. Таким образом, реформа податной системы принесла среднему дворянству еще большие выгоды, чем мелкому.
Некогда Пересветов поучал царя Ивана, что он должен относиться к «воинникам», как отец к детям: «что царьская щедрость до воинников, то его и мудрость». При Федоре служилое сословие было уверено в этом так же, как и при Иване. Оно все настойчивее заявляло о своих нуждах. Правящие верхи не сразу откликнулись на их требования.
Боярское правительство начало с уничтожения тарханных привилегий крупных землевладельцев. На словах эта мера продиктована была заботой о «скудеющем» дворянстве. На деле она вела к обогащению главным образом казны. Выбившись наверх, Борис постарался забыть о своем скромном происхождении и не сразу пришел к продворянской ориентации. Поворот в его внутренней политике был ускорен раздорами с боярской аристократией и упадком дворянскою ополчения. «Обеление» дворянских земель и подготовительные шаги к закрепощению крестьян показали, что формирование нового курса в основных чертах завершилось. Податная реформа имела исключительно важные социальные последствия. Она впервые провела четкую грань между высшими, привилегированными, сословиями феодальных землевладельцев и низшим, податным, сословием зависимых крестьян.
Глава 4Учреждение патриаршества
Антифеодальные восстания, распри между боярами и полная недееспособность царя Федора ослабили самодержавную систему управления. Раздор между светской и духовной властями и низложение митрополита Дионисия усугубили кризис. Монастыри не желали мириться с наступлением на их податные привилегии. Оказавшись в затруднительном положении, правительство стремилось сгладить противоречия и избежать новых столкновений с руководителями церкви. Борису Годунову удалось возвести на митрополичью кафедру своего ставленника Иова. Но новый митрополит не пользовался авторитетом и популярностью. Бояре и духовенство не простили ему опричного прошлого.
«История» святейшего патриарха рассказывает, что первый духовный чин Иов получил в Старице «благоразсмотрепкем» благочестивого царя Ивана. Можно установить, что произошло это в разгар казней, когда Иван сделал Старицу своей опричной резиденцией и произвел там «перебор людишек». Место игумена старицкого Успенского монастыря оказалось вакантным, и Иов занял его. Будучи человеком посредственных способностей, опричный игумен не смог сделать быструю карьеру, несмотря на то что находился постоянно на виду у Грозного. Лишь в 1581 г, он получил коломенское епископство и, казалось бы, достиг предела своих возможностей. Однако с приходом к власти Годунова все переменилось. Иов стал архиепископом, а через несколько месяцев митрополитом. В отличие от «мудрого грамматика» Дионисия новый руководитель церкви не блистал образованием и умом. Заменой талантов ему служила преданность Борису. А кроме того, Иов мог выразительно и без запинки читать наизусть длиннейшие молитвы, «аки труба дивная, всех веселя и услаждая»[42].
Борис готов был употребить любые средства, чтобы упрочить престиж Иова. Без авторитетного руководства церковь не могла вернуть себе то влияние, которым пользовалась в былые времена. Между тем обстановка острого социального кризиса требовала возрождения сильной церковной организации. В такой ситуации светская власть выступила с инициативой учреждения в России патриаршества.
Безвозвратно минуло время, когда вселенская православная церковь, возглавляемая царьградским патриархом, рассматривала русскую митрополию как второстепенную, периферийную, епархию. Падение Византийской империи привело к перераспределению ролей. Некогда могущественная византийская церковь пришла под властью турок-завоевателей в полный упадок, в то время как русская церковь достигла высшего расцвета. В Московском царстве митрополиты располагали несравненно большими возможностями и богатствами, чем константинопольский патриарх под властью иноверцев. Положение младших патриархов в Александрии и Антиохии было вовсе бедственным. В XVI в. восточные патриархи все чаще обращались в Москву за вспомоществованием. Число просителей росло из года в год.
Новая реальность получила отражение в сочинениях русских книжников, сформулировавших доктрину «Москва — третий Рим». Гибель второго Рима (Византии), утверждали они, превратила Московское царство («третий Рим») в главный оплот православия. Со временем идеологи сильной церкви дополнили эту доктрину новыми рассуждениями: если Россия, стала средоточием всемирного православия, ее церковь должно возглавлять лицо, имеющее высший духовный сан, подле православного самодержца должен стоять патриарх, как было в Константинополе.
Столпы православной церкви Востока нимало не сочувствовали русским проектам, но не хотели открыто отклонить их. Торг из-за патриаршего сана сулил большие выгоды. При царе Федоре в Москву приехал антиохийский патриарх Иоаким с обычной просьбой о субсидии. Его приняли с большим почетом, но, прежде чем вести разговоры о деньгах, предложили обсудить вопрос об учреждении в России патриаршей кафедры. Иоаким весьма неохотно обещал передать пожелания московитов вселенскому собору. После отъезда Иоакима в Москву прибыл гонец константинопольского патриарха Феолита. Греки явно не желали вести с московитами письменные переговоры по делу о патриаршестве. В своей грамоте Феолит писал преимущественно о финансовых затруднениях. Но на словах его гонец передал, что вселенские патриархи собираются решить московское дело в ближайшее время.