Последующие годы принесли новые выдающиеся архивные находки. Советский ученый В. И. Корецкий впервые обнаружил не косвенные (как в документах о «заповедных летах»), а прямые указания на тот самый закон, который тщетно разыскивался в течение 200 лет. В правление царя Федора Ивановича монахи одного из новгородских монастырей обратились к нему с такими словами: «Ныне по твоему царскому указу крестьяном и бобылем выходу нет».
Итак, если искомый крепостной закон исходил от Федора, за которого фактически правил Годунов, как быть с гипотезой о «заповедном» указе Ивана IV? Пересмотр теории «заповедных лет» казался неизбежным. Но он не был осуществлен из-за новых архивных открытий. Найденная В. И. Корецким летописная заметка XVII в. не упоминала о «заповедных летах», однако из нее следовало, что Юрьев день был уничтожен не царем Федором, а его отцом, «благочестивым государем» Иваном Васильевичем[91].
Пока подлинный текст царского указа не разыскан, любые суждения о нем останутся не более чем гипотезами. Научное же значение каждой гипотезы будет зависеть от того, насколько она согласуется со всеми имеющимися фактами и источниками.
Случается так, что источники находятся в очевидном противоречии между собой. Тогда историк ищет пути к наилучшему их истолкованию и объяснению. Его труд начинает напоминать кропотливый труд следователя. И тот и другой не должны верить на слово своим свидетелям. Легко сбиться с пути при излишней доверчивости. И тот и другой не должны быть излишне скептичными. Расследование может зайти в тупик. Учитывая все это, попробуем заново выслушать речи немногих уцелевших свидетелей введения в России крепостного права. Эти речи невнятны и противоречивы, но иных данных у нас нет.
Чем значительнее историческое явление, тем больше вероятность того, что оно отразится в источниках и в памяти современников. Утрата, быть может, самого значительного из указов Грозного удивительна сама по себе. Отсутствие каких бы то ни было ссылок на него в документах последних лет царствования Ивана совсем необъяснимо.
Первые упоминания о «заповедных летах» появляются в документах периода правления Годунова. Число их ограниченно. Это грамоты нескольких помещиков, живших близ Новгорода в так называемой Деревской пятине.
Через пять лет после смерти Грозного трое помещиков обратились в суд с требованием вернуть беглых крестьян. Большая часть крестьян ушла от них при царе Федоре, несколько человек — еще в последние три года правления Ивана IV. Эти годы (как и последующие) названы в помещичьих исках «заповедными».
Что скрывалось за помещичьими претензиями, помимо алчности? На какие законы они ориентировались? В источнике нет материала для решения этих вопросов. Время пощадило лишь отдельные, наименее важные фрагменты из деревских судных дел о крестьянах. Пропали и дворянские челобитные, и решения приказных судей. Остались одни «обыски» — письменные показания населения, затребованные судом для проверки исков. Добились ли деревские помещики возврата крестьян? Какими нормами руководствовался суд в решении их дел? Об этом можно лишь догадываться.
Прежде чем принимать претензии трех помещиков за доказательство чего бы то ни было, их следовало подвергнуть всесторонней проверке. Поиски необходимого для проверки материала оказались длительными, но в конце концов они увенчались успехом. Архивы сохранили описания деревских поместий, составленные в те самые годы, которые позже были названы «заповедными». Авторитетность этих описаний не подлежит сомнению. Писцовые книги XVI в. принадлежали к разряду основной юридической документации, подтверждавшей права помещиков на землю и крестьян.
Владельцем одного из трех поместий Деревской пятины был сын боярский Иван Непейцын. В 1588 г. он хлопотал о возвращении ему двух крестьян, братьев Гавриловых, сбежавших от него, по его словам, в «заповедные» — 1581–1582 гг., когда сам он находился "на государеве службе в Лялицах"[92]. Бой со шведами у деревни Лялицы произошел в феврале 1582 г. Очевидно, именно в это время Гавриловы и покинули помещичью деревню Крутцы. Через несколько месяцев в поместье прибыли государевы «большие» писцы. Они описали барскую усадьбу и пустые крестьянские дворы, но ни словом не обмолвились о беглых Гавриловых[93]. Кажется, они сами не подозревали о том, что проводят описание в «заповедном» году. (Предположительно царь Иван издал закон против выходов незадолго до того, как писцы приступили к делу.) Явившись в поместье Непейцына, писцы обязаны были записать имена по крайней мере тех крестьян, которые покинули помещика буквально у них под носом, грубо нарушив только что изданный государев указ. Если писцы не сделали этого, значит, у них не было инструкций насчет «заповедных лет» в деревских поместьях.
Из двух противоречивых показаний предпочтение следует отдать более раннему и более авторитетному показанию писцовых книг. Запоздалые «речи» Непейцына, очевидно, отразили реальность более позднего времени. Использовать их для характеристики времени Ивана IV было бы опрометчиво.
Определяя географию «заповедных лет» при Грозном, С. Б. Веселовский указывал на Деревскую пятину и вотчины Иосифо-Волоколамского монастыря как сферу действия ранней «заповеди».
Свидетельства об иосифо-волоколамских крестьянах бесспорно заслуживают внимания. Историки извлекли их из подлинных приходо-расходных книг монастыря за 70–80-е годы XVI в. Самые ранние книги пестрят записями о выходах монастырских крестьян. К весне 1580 г. число «выходных» записей достигает максимума. С осени 1581 г. они навсегда исчезают со страниц документа. Речь идет не о претензиях монастыря, а о фактах реальной жизни. На основании их можно заключить, что с начала 80-х. годов Юрьев день, не существовал более для волоколамских крестьян. Можно ли приобщить эту новую улику к делу о «заповедных летах»? Если монахи знали о царском «заповедном» указе, почему они ни разу не упомянули о «заповедных летах» ни в приходных книгах, ни в прочей монастырской документации?
Чтобы оценить достоверность свидетельского показании, надо прежде всего выяснить степень осведомленности свидетеля. Бесполезно спрашивать его о том, чего он не знает. Монахи вели учет крестьянского населения с помощью писцовых книг, которые не сохранились до наших дней. В приходных книгах они фиксировали не крестьянские передвижения, а оборот денег в монастырской казне. По этой причине в их финансовых ведомостях фигурировали лишь те переходы, при которых крестьяне выплачивали монастырю предусмотренную законом рублевую пошлину — пожилое. Таким образом, исчезновение записей о переходах из приходных книг свидетельствовало не о прекращении крестьянских переходов, а лишь о прекращении денежных операций, связанных с выплатой пожилого.
Это заключение подтверждают другие документы. Попробуем заглянуть к соседям волоколамских крестьян — тверским крестьянам, жившим в вотчинах Симеона Бекбулатовича Тверского. Обеспокоенный повальным бегством крестьян, служилый хан в 1580 г. послал в свои вотчины писцов, чтобы выяснить причины бедствия. Описание обнаружило любопытные факты. Оказалось, что из 200 отсутствовавших крестьян лишь считанные единицы покинули свои деревни с уплатой пожилого в Юрьев день. В подавляющем большинстве крестьяне сбежали из вотчины в голодные весенние месяцы, не заплатив пошлины. Многих свезли к себе соседние феодалы, также без соблюдения правил Юрьева дня.
К началу 80-х годов значительная часть сельского населения либо разбежалась, либо вымерла. Деревня напоминала огромный пустырь. Крестьяне пахали лишь малую часть той пашни, которая кормила их прежде. Под тяжестью катастрофы старый порядок перехода в Юрьев день полностью разладился. Этот сдвиг и запечатлелся в документах о волоколамских и тверских крестьянах. Никаких следов законодательной отмены Юрьева дня в них не обнаруживается.
При царе Василии Шуйском в 1607 г. Поместный приказ издал пространное Уложение о крестьянах, в текст которого была включена своего рода историческая справка. «При царе Иоане Васильевиче, — утверждали дьяки, — крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоанович по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьяном заказал, и у кого колико тогда крестьян где было, книги учинил»[94]. Компетентность составителей Уложения не вызывает сомнения. Уложение вышло из стен того самого Поместного приказа, который издавал и хранил все законы о крестьянах. Этот источник имеет первостепенное значение. Он окончательно разрушает представление о том, что крестьяне утратили выход при Грозном. Предполагали, что царь Иван, введя «заповедь», провел перепись земель, чтобы закрепить крестьян за землевладельцами. По Уложению, перепись провел не Иван, а Федор. Факты целиком подтверждают эту версию. При Грозном писцы побывали лишь в Новгороде. Общее описание государства было сделано после его смерти.
Справку Поместного приказа 1607 г. можно проверить с помощью более ранних документов. Для этого следует вернуться к находкам В. И. Корецкого.
В 1595 г. старцы Пантелеймонова монастыря Деревской пятины в своем прошении напомнили царю Федору, но ныне по его царскому указу «крестьяном выходу нет»[95]. Поместный приказ, принявший челобитную, не только не опротестовал это заявление монахов, но и процитировал его в своем судном решении. И челобитная, и решение суда сохранились в оригинале, что придает им особую ценность. Подлинные документы 1595 г., таким образом, полностью подтверждают справку Поместного приказа 1607 г. и тем самым дают в руки исследователя неопровержимые доказательства того, что у истоков крепостного режима стоял не Грозный, а Годунов.
Но как объяснить тогда другой документ, найденный В. И. Корецким, — краткую летопись, сообщавшую, что «законный и благочестивый царь» Иван Васильевич наложил «заклятие» на крестьянский выход, а узурпатор Борис нарушил его волю и возобновил Юрьев день во время сильного голода в 1601–1603 гг.? Прежде всего попробуем ответить на вопрос: кем был этот