.
В обстановке внутреннего и внешнего кризиса боярская оппозиция вновь подняла голову. В доверительной беседе с Горсеем Борис жаловался на заговор Нагих и присоединившихся к ним Шуйских[36]. Бывшие опричники Нагие и великородные князья Шуйские принадлежали к противоположным полюсам политической жизни. Но и тех и других переполняла вражда к правителю. Наметившаяся изоляция побудила Годунова прибегнуть к насильственному подавлению оппозиции. Репрессии были признаком крайней слабости правительства. По меткому замечанию В. О. Ключевского, московские летописцы верно понимали затруднительное положение Бориса при царе Федоре: оно побуждало бить, чтобы не быть побитым.
Первой жертвой годуновских репрессий стал регент Иван Петрович Шуйский. Преданный правителю дворянин князь Иван Туренин захватил боярина в его вотчине и увез под сильной охраной на Белоозеро. В Кирилло-Белозерском монастыре боярина насильственно постригли в монахи. Монастырь стал местом одновременного заточения двух душеприказчиков Грозного.
Старец Иов Шуйский недолго жил в глухой северной обители. В конце 1588 г. по всей стране прошла молва о его смерти. Английский посол Джильс Флетчер, Джером Горсей, летописцы московские и псковские упомянули о том, что «великий боярин» был убит по приказу Бориса. Но кто может сказать, записали ли они достоверные сведения или клеветнические слухи? Рассеять сомнения помогают подлинные документы, найденные нами в фондах Кирилло-Белозерского монастыря.
На страницах монастырских вкладных книг кирилловские монахи записали, что 12 ноября 1588 г. в их обитель прибыл пристав князь Туренин, а 28 ноября этот пристав внес большое денежное пожертвование на помин души князя Ивана Шуйского. «А корм на преставление его [князя Шуйского],- отметили старцы, — ноября в 16 день»[37]. Очевидно, Туренин не мог пожертвовать деньги на опального без прямого царского повеления. Чтобы снестись с Москвой, ему нужен был самое малое месяц. Следовательно, распоряжение из столицы он не мог получить раньше середины декабря. Как же случилось, что Туренин «упокоил» душу опального в ноябре, на 12-й день после его кончины? Неизбежно предположение, что правитель поручил Туренину не только привезти Шуйского на Белоозеро, но и убить его.
Бывшего опекуна задушили дымом, иначе говоря, отравили угарным газом. Самый способ казни свидетельствовал о том, что Борис старался убрать соперника без лишнего шума и без огласки. В тех же целях он затеял маскарад пострижении. Казнь Шуйского можно назвать поистине «благочестивым» убийством. Московские государи перед кончиной всегда надевали иноческое платье. Не всем это удавалось. Грозный сподобился пострижения уже после того, как испустил дух. По понятиям людей того времени, «ангельский образ» облегчал потустороннюю жизнь.
Сколь бы критической ни казалась ситуация, убийство Шуйского было продиктовано не трезвым политическим расчетом, а чувством страха. Пострижение регента покончило с его светской карьерой, ибо в мир он мог вернуться лишь расстригой. По словам Горсея, все оплакивали знаменитого воеводу. Репутация Годунова была загублена окончательно. Отныне любую смерть, любую беду молва мгновенно приписывала его злой воле.
Младшие Шуйские, разосланные по своим деревням, подверглись гонениям вслед за регентом. Их взяли под стражу и отправили в тюрьму. Андрея заточили в Буй-городе, Василия — в Галиче, двух братьев оставили в Шуе-селе. В дворовых списках конца 1588 г. имеются пометы о посылке приставов (Замыцкого, Окинфова, Вырубова) к арестованным Шуйским.
Признанный глава антигодуновского заговора Андрей Шуйский внушал правителю наибольшие опасения, что и решило в конце концов его судьбу. Согласно семейным преданиям Шуйских, князя Андрея умертвили в тюрьме в июне 1589 г.
Немало знатных дворян подверглись гонениям заодно с Шуйскими. В монастырь попал видный боярин Федор Шереметев, «что с князем Иваном Петровичем Шуйским государю царю Федору изменял»[38]. Шереметев побывал в польском плену и присягал там на верность Баторию. Известный воевода и ближний сподвижник регента Иван Крюк-Колычев попал в нижегородскую каменную тюрьму. Пострадало также и немало дворян. По преданию, в связи с делом Шуйских попал в монастырь ростовский сын боярский Аверкий (Авраамий) Палицын, знаменитый впоследствии писатель Смутного времени.
Преследования Шуйских и их приверженцев не покончили с оппозицией. Центром антигодуновской агитации оставался Углич — резиденция младшего сына Грозного. Раздор между московским и удельным дворами нарастал с каждым днем. Одним из последствий его был небольшой, но многозначительный эпизод, связанный с завещанием Грозного.
Не опубликованные до сих пор документы Венского архива приоткрывают краешек завесы, окутавшей историю царского завещания. Первый из этих документов — донесение из Москвы Луки Паули. Этот австрийский подданный, долго живший в Москве, был послан Борисом в Вену и заинтриговал имперских чиновников рассказами о царском завещании, якобы касавшемся австрийского дома. Габсбурги отправили в Россию посла Варкоча, поручив ему во что бы то ни стало ознакомиться с завещанием. Ценой больших усилий Варкочу удалось получить необходимую информацию. Борис Годунов, писал он из Москвы, подавил раскрытый им боярский заговор, строго покарал повинных в крамоле душеприказчиков Грозного, а царское завещание, как говорят, разорвал. Паули дополнил отчет посла драматическими подробностями. Он сообщил о скоропостижной смерти дьяка Саввы Фролова, переписчика завещания Грозного, которого, как можно было подозревать, отравили, чтобы царское завещание не стало известно[39].
Трудно оценить достоверность австрийских данных. Налицо лишь внешнее совпадение фактов. Свидетель кончины Грозного Горсей подтверждает, что Грозный продиктовал духовную ближнему дьяку Савве Фролову. В апреле 1588 г. завещание, как слышал Паули, еще существовало в целости. Не позднее ноября следующего года австрийцы узнали о его уничтожении. Как раз в это время карьера дьяка Фролова оборвалась и его имя навсегда исчезло из документов.
Уничтожение царского завещания, по тогдашним меркам, было делом неслыханным. Если это сделал Борис, то что толкнуло его на такой шаг? Может быть, опасность для него таили в себе те распоряжения Грозного, которые касались полномочий регентов и определяли права Дмитрия, младшего брата Федора?
В случае смерти бездетного Федора царевич Дмитрий оставался единственным членом царствующего дома. Нагие понимали, что малолетний царевич может сесть на царство в любой момент, и по-своему готовились к этому, старательно поддерживая в нем неприязнь к советникам царя Федора. В характере Дмитрия, страдавшего эпилепсией, рано проявилась унаследованная от отца жестокость. Зимой мальчик лепил снежные фигуры и называл их именами ближних бояр. Окончив работу, он принимался лихо рубить им головы, приговаривая: «Это Мстиславский, это Годунов». В Москве детские «глумления» царевича вызывали неудовольствие и страх. Взаимные подозрения достигли предела. Угличский двор распространял повсюду слухи, будто родственники Федора, рассчитывавшие заполучить трон в случае его бездетной смерти, пытались «окормить» Дмитрия зельем. Слухи эти записал в 1588–1589 гг. английский посол Флетчер. Они оказались столь живучи, что попали на страницы поздних русских летописей XVII в.
Московский двор не остался в долгу. Ранее 1589 г. власти разослали но всем церквам приказ, воспрещавший упоминать на богослужениях имя Дмитрия па том основании, что он зачат в шестом браке, а следовательно является незаконнорожденным. Такой приказ, утверждал английский посол, отдал священникам сам царь вследствие происков Бориса Годунова. Церковные правила строго воспрещали православным вступать в брак более трех раз. При жизни Грозного никто не смел усомниться в законности его последнего брака. После его кончины все изменилось. Родне Дмитрия оставалось надеяться на царское завещание. Отцовское благословение само по себе утверждало взгляд на царевича как на законного наследника престола. Уничтожение завещания лишило претензии угличского князя юридической базы.
Неизвестно, в самом ли деле Нагие устраивали заговоры с Шуйскими, как то утверждал Годунов. Во всяком случае и те и другие подверглись преследованиям почти одновременно. Не позднее 1588 г. власти арестовали и заточили в монастырь Петра Нагого, сына любимца Грозного Афанасия Нагого. Считалось, что самого Афанасия Нагого убили сразу после смерти Ивана IV. На самом деле в «дворовом» списке царя Федора можно обнаружить сведения о том, что в 1588 г. его держали под арестом в Ярославле. Приставом у него был дворянин Жеребцов, доверенное лицо Бориса.
Политика Годунова не пользовалась достаточной популярностью. Она постоянно наталкивалась на глухое сопротивление в среде удельной и боярской знати. Неудивительно, что власти добивались ослабления политического могущества аристократии. В конце 80-х годов казна конфисковала удельные владения ливонской королевны Марии Старицкой, троюродной сестры царицы Марии Нагой. Королевну вынудили принять пострижение и удалиться с малолетней дочерью в монастырь. Царицу Марию Нагую ограничили в правах, а находившееся в ее владении Угличское удельное княжество подчинили контролю московской приказной администрации, направив туда дьяка Михаила Битяговского. У царя Симеона Бекбулатовича отняли титул великого князя Тверского и отобрали тверской удел. Князья Воротынские сохранили свои владения, но им не разрешено было жить в Москве. Помимо удельной знати, гонениям подверглись князья Голицыны и Куракины, нетитулованная старомосковская знать Шереметевы и Бутурлины. «Великих» Морозовых, Яковлевых, Колычевых правитель многие годы не допускал в Боярскую думу.