— Почему случается такое?
Оттого, что не было и нет
У меня покоя.
Посиди со мною, подожди,
Наклонись,
Коль можешь наклониться, —
Ты увидишь:
Грозы и дожди
У меня завернуты в страницы.
У грозы растаяло лицо,
И она, чтоб помнить встречу эту,
Уходя, из молнии кольцо
Подарила мрачному поэту.
1935
Девушка в белом
Девушка в белом платье,
С задумчивыми глазами
Цвета морских туманов
Встретилась мне в переулке.
Прошла, не взглянув на меня.
И все это: камни, грохот,
Ругань у подворотни —
Так не шло этой девушке,
Было ей не к лицу.
Может быть, в эту минуту
Серые стены зданий
Ей казались высоким мысом,
О который с гулом прибоя
Разбивался уличный шум...
А может быть, это студентка
Строительного института,
И профиль дворца, как песня,
Мерещился ей вдали.
О чем-то, как мачта, стройном
И легком, как небылица,
Думала эта девушка
В белом, красивом платье.
Недаром же мне казалось.
Что из берегов выходили
Ее большие глаза.
И я понимал, что оба
По образу наших мыслей
Мы родственны, даже больше:
Мы страстно друг друга ищем.
Но чтобы не быть нескромным,
На улице с незнакомой
Трудно заговорить.
И все ж подойду, иначе
В бездонных глубинах жизни
Утонет и эта капля
И мне не найти ее...
...Я долго слежу за нею
Безмолвно кричащим взором,
А ветер ее уносит,
Как белую чайку, вдаль.
1933
Джеку Лондону
Друзья, я вспомнил о былом:
Поэт в морщинах, но не стар,
Сидит, склонившись над столом.
И вдруг — герольды, звон фанфар.
Герольды строятся к стене.
И входит в комнату судьба.
Судьба: — Поэт, сгони со лба
Морщины. Ты подвластен мне.
Ты долго мучился, поэт.
Не год, не два, а много лет.
За мужество, за доблесть эту
Бессмертье я дарю поэту.
Взойди, поэт, на пьедестал.
Поэт: — Не надо, я устал.
1962
Зоя
На дубовой скамье, что была ей
Конвейером пыток,
Не стонала она, и глаза не смотрели
С мольбой.
Кто ее укрепил? Кто ей дал этой силы
Избыток,
Эту власть над собой?
Почему потемнел изувер, истязающий Зою,
Заглянув ей в глаза? Почему стало
Страшно ему?
Почему, не дрожа, Зоя шла по морозу босою?
Не дрожа! Почему?
Как сумела она не издать ни единого стона
В разъяренных когтях узколобого
Штурмовика?
В смертный час почему, перед нею
Склоняя знамена,
Расступились века?
Потому что века перед правдой должны
Расступиться.
Зоя — это борьба, это русская доблесть
И честь!
В страшных муках ее есть и наших
Страданий крупица,
Наше мужество есть!
1954
Факел над миром
Есть человек.
Есть человеко-волк.
Двуногий зверь. Не из легенды греческой.
Он наяву. Он в крови знает толк.
Он виски пьет из крови человеческой.
И в океане на материке
Стоит не зря его «Свободы» статуя.
Горящий факел у нее в руке.
На океан ложится тень хвостатая.
В ней, сам не зная, выразил творец,
Как после слов «святейшества» любезного
Вслед за крестом в вигвам входил свинец
И обладатель панциря железного.
Огонь и меч!
Огонь войны и меч!
Вот чем была их «миссия культурная».
Да и сейчас, грозя весь мир поджечь,
Стоит душа плантатора скульптурная.
Вот почему, окончивший колледж,
Знаток манер и прочее и прочее,
Банкир рычит:
— Кроши их и калечь! —
Кого?
Да нас, Отечество рабочее!
Банкиру снятся русские холмы.
Он позабыл в фашистской озверелости,
В какой «колледж» экзамен сдали мы
На аттестат международной зрелости.
Что дважды два — четыре, а не пять,
Что ни к чему в парламенте истерики.
Уж мы себя умели отстоять,
Когда на карте не было Америки.
Что и сейчас советский штык не ржав,
Что наш народ не племя полудикое.
Среди великих титулов держав
Держава мы действительно великая!
1953
Вдохновение
А земля сошла с ума!
Крутится и крутится.
Лето, непогодь, зима
И опять распутица.
Что ж поделаешь, года!
Женихи с невестами
В электричке иногда
Уступают место мне.
Не хочу я понимать
Грустное, обидное.
Не хочу я занимать
Место инвалидное.
Я за жизнь, за ярость, за...
Самое чудесное.
Залегла в мои глаза
Синева небесная.
Весь я сила и броня,
А не тень покойника.
Да и голос у меня
Соловья-разбойника.
Если искра, что во мне,
Даст тебе горение,
Не скупись, отдай стране
Это вдохновение.
1962
Рыбаки
Этот путь нерадостный
Лют, но широк.
В грудь сорокаградусный
Льется ветерок.
Ветерок что водочка —
Пей, да не пьяней!
Ой, как мчится лодочка!
Четверо в ней.
Рукава засучены,
Шапки набекрень,
И звенят уключины:
«Трень, трень, трень».
Вдруг темнее олова
Хлынули валы,
Наклонили головы,
Словно волы.
Небо рукомойником
Брызнуло не впрок.
Соловьем-разбойником
Свистнул ветерок.
На рога подхвачена
Лодочка. Беда!
Пьянствуют в складчину
Ветер и вода.
— Вертимся, кружимся...
Дело табак! —
Заметался в ужасе
Молодой рыбак.
Поглядел на лодочку.
— Братцы, не могу!
У меня молодочка
Есть на берегу.
Шустрая, бодрая,
Жаркая — ух!
Баба крутобедрая,
Новгородский дух. —
Волны лодку вздыбили,
Встали горой.
— Не уйти от гибели, —
Простонал второй.
— Тяжела неверная
Доля рыбака.
Дома ждут, наверное,
Старика!
Пьют чаек с вареньицем —
Не до чая тут,
Лодочка накренится —
И капут. —
Третий пристанища
Не имел нигде.
Он сказал: — Товарищи,
Хорошо в воде.
Буря не визжала бы
У подводных скал... —
Тут четвертый жалобы
Эти услыхал.
И рука четвертого
Властно поднялась:
— Кто скулит?
За борт его!
Слазь!
Вздумали в беспутицу
Петь за упокой.
Голова закрутится
От песни такой.
Что ж, что волны пенятся,
Трутся о бока!
Не в любви с вареньицем
Счастье рыбака.
Парни вы рослые,
Черт побери!
Ну-тка, двинем веслами!
Раз! Два! Три!
Двигай да вытаскивай,
А не то беда!
...Скоро станет ласковой
Буйная вода.
Вишь, в дали сиреневой
Вспыхнул бережок.
Легче, не накренивай
Лодочку, дружок...
...Этот путь нерадостный
Лют, но широк.
В грудь сорокаградусный
Льется ветерок.
Ветерок что водочка —
Пей, да не пьяней!
Ой, как мчится лодочка!
Четверо в ней.
1928
Монастырь в горах
Четыре дня тянулся бой,
Потом настал момент,
Когда ни хлеба, ни обойм,
Ни пулеметных лент.
Остались только мертвецы
Среди суровых скал...
Республиканские бойцы
Ушли за перевал.
Все было тихо, но в ночи
Еще дымился зной,
И камни были горячи
От ярости дневной.
Вдруг кто-то двинулся ползком
По щебню и траве...
Лицо засыпано песком,
И кровь на голове.
Ручей звенит издалека:
— Напейся, человек! —
И вот на голос ручейка
Ползет Хуан де Вег.
Уже вблизи ручей поет.
Все ближе... Наконец!
Припал к воде и жадно пьет
Контуженый боец.
Такая вкусная вода
Бывает только в снах...
И вдруг он видит — вот беда! —
К ручью идет монах.
«Ах, черт! Скорей бы уползти...»
— Куда ты? С нами бог!
Я помогу тебе.
— Пусти!
— Я многим уж помог...
— Но ты предашь меня, чернец,
Как делают везде
Монахи.
— Нет, я твой отец.
Ты сын мой во Христе...
Святой отец взглянул любя:
— Доверься мне вполне.
Что это, сын мой, у тебя?
— Граната!
— Дай-ка мне. —
Слеза любви с его лица
Скатилась на пустырь,
И он повел с собой бойца
В старинный монастырь.
Монах идет тропинкой вниз,
Монах заходит в сад,
И на его руке повис
Контуженый солдат...
В лицо пахнули слизь, и сырь,
И плесень трех веков.
Был тих и страшен монастырь
На фоне облаков.
С его надменной высоты
На монастырский сад
Глядели древние кресты,
Как триста лет назад.
Тут в келье в прошлые века
Лимонным майским днем
Монах пытал еретика
Клещами и огнем.
Скрипели двери в погребах,
И звякали ключи.
Тут ведьм сжигали на кострах
Святые палачи.
— Входи, не бойся, дорогой!
Я твой отец теперь. —
Монах ударил в дверь ногой...