Массовая культура — это всё-таки лучше, чем массовое бескультурье… Не стоит забывать, что та старина, которой мы сегодня кланяемся, сама по себе сложилась достаточно случайно и в свое время была новаторством или эклектикой, раздражавшей, вероятно, многих. <… > Парфенон, вероятно, казался (афинским) старикам отвратительным модерном. Греческая эпиграмма, которой мы любуемся, для самих греков была литературным ширпотребом, а греческие кувшины и блюдца, которые мы храним под небьющимися стеклами, — ширпотребом керамическим. Жанр романа, без которого мы не можем вообразить литературу, родился в античности как простонародное чтиво, и ни один уважающий себя античный критик даже не упоминает о нем. Массовая культура нимало не заслуживает пренебрежительного отношения.
Вот урок Гаспарова: подлинное знание прошлого не мешает, а помогает жить в настоящем. М.Л. Гаспаров представлял собой образец человека, сумевшего внутренне вжиться в этот процесс демократизации и омассовления культуры. Как ни странным это с первого взгляда кажется, но ему помогла как раз высокая культура, та самая культурная память в ее конкретной специализации: антиковед Гаспаров должен был априорно мириться с фактом гибели, исчезновения культур, от которых в долгой истории остаются осколки и черепки. Он был в подлинном смысле археологом культуры. И его книга «Записи и выписки» была собранием таких черепков. При этом выяснилось, что культурная память способна не только отвратить от современности, но и примирить с ней: это и есть случай Гаспарова, очень поучительный и, в какой-то степени, утешительный.
В библейской книге «Экклезиаст» сказано: «Умножающий познание умножает скорбь». У Михаила Гаспарова обертон, сопровождающий знание, — скорее склонность к примирению с фактом гибели культур и культуры, с фактом извечного неблагополучия человеческой жизни. На одну анкету, спрашивающую, когда и где он бы выбрал жить и работать, Михаил Леонович ответил:
Я немного историк; я знаю, что людям во все времена и во всех странах жилось плохо. А в наше время тоже плохо, но хотя бы привычно. Одной моей коллеге тоже задали такой вопрос, она ответила: «В двенадцатом». — «На барщине?» — «Нет, нет, в келье!» Наверное, к таким вопросам нужно добавлять: «… и кем?» Тогда можно было бы ответить, например: «Камнем…»
В одной из записей Гаспаров говорится: «Павлик Морозов. Не забывайте, что в Древнем Риме ему тоже поставили бы памятник». Вот, если угодно, ключ к Гаспарову. Что ему наши моральные негодования или культурные предпочтения — ему, наблюдавшему века? Он видел возвращение ветра на круги свои, восход и заход солнца. По сравнению с такими циклами никакая культура не кажется предпочтительней, ни отсутствие культуры особых ламентаций не вызывает.
Гаспаров писал:
…Первая человеческая потребность, на которую отвечает поэзия, — это потребность ощутить себя носителем своей культуры, товарищем других ее носителей: грубо говоря, русская культура — это сообщество людей, читавших Пушкина или хотя бы слышавших о нем. <…> И только вторая потребность, на которую отвечает поэзия, — эстетическая, потребность выделить из окружающего мира что-то красивое и радоваться этому красивому. При этом критерии красивого различны — исторически, социально, индивидуально; поэтому и вторую эту потребность можно свести к первой: когда я люблю Блока или Высоцкого, этим я себя приписываю к субкультуре тех моих современников, вкус которых предпочитает первого или предпочитает второго. Вкус может сплачивать (и раскалывать) общество не меньше, чем вера.
Вывод: нужна веротерпимость, а не фанатичная война за Блока или за Высоцкого. Тем более, как мне кажется, можно испытывать любовь к обоим. «Мне нравятся обои», как говорит студент в стихотворении Алексея К. Толстого.
Интересный пример гаспаровского всепонимающего и все прощающего знания, соединяемого в то же время с ироническим скепсисом: в «Записях и выписках» много скрытно насмешливых высказываний об Ахматовой, вызванных, несомненно, склонностью поэтессы играть в величие, глядеть королевой. Как говорил Маяковский: зайдите через тысячу лет, тогда поговорим. Гаспаров знал, что через тысячу лет и говорить будет не о чем — разве что издавать переводы в серии «Литературные Памятники». Думая о Михаиле Гаспарове, вспоминаешь строчку старых стихов: «Седой пастух, зовомый Время». Гаспаров был стар, как Европа.
Впрочем, Азия еще старее.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/263762.html
* * *
[Борис Парамонов: «Вырождение Гумберта Гумберта»]
07.09.2006 04:00 Борис Парамонов
Закончилась эпопея Джона Марка Карра – по крайней мере первое ее действие. Этот беглый учитель начальной школы, будучи задержан в Таиланде по подозрению в педофилии, признался, что совершил убийство девочки Рэмзи – десять лет назад, рождественским вечером 1996 года. Это была сенсация, равной которой не случалось со времени похищения и гибели ребенка пилота Чарльза Линдберга. С самого начала его признаний эксперты выразили сомнение в виновности Карра: у него было твердое алиби – тот рождественский вечер он провел в кругу семьи в штате Алабама, далеко от штата Колорадо, где в городе Боулдер была убита шестилетняя Джо-Бенет Рэмзи. Привезенный в Америку и подвергнутый тесту на ДНК, Карр этот тест не выдержал. Дело об убийстве десятилетней давности опять кончилось ничем.
Тем не менее, интерес дела огромен. Он ставит сразу несколько вопросов, имеющих прямое отношение не только к американской юридической процедуре, но и к общекультурным вопросам американской жизни. Джон Марк Карр уже носится с проектом фильма о своем деле, и на собственную роль прочит кинозвезду Джонни Деппа. В том, что какой-либо кино- или ТВ проект будет осуществлен, сомнений нет. Громадный интерес вызывает другой вопрос: зачем Карр оговорил себя?
То, что он педофил, несомненно: был разоблачен как владелец сайтов с детской порнографией, это обвинение и сейчас на нем. Любовь Карра к малолетним девочкам в какой-то степени даже и бескорыстна. То, что он сделал культ из шестилетней Джо-Бенет, тоже удивления не вызывает: очень уж был знаменитый случай, и очень уж хороша девочка, которую ее мать, ныне покойная Пэтси Рамзи, сама бывшая Мисс Индиана, готовила стать королевой красоты среди детей.
Человеку, элементарно знакомому с психоанализом, с самого начала было ясно, что Карр не убивал Джо-Бенет. Он сделал то, что называется «пристраиванием вины». Конечно, он чувствовал себя виновным в своих педофильских склонностях. И он решил пострадать. При этом выяснились любопытные подробности. Его мать была женщиной психически неуравновешенной, и когда Джону Марку было четыре года, она собралась запечь его в гиганском бублике и уже сажала его в духовку; вмешался ее старший сын. Отец Карра дважды женился на женщинах много моложе себя. Сам Джон Марк Карр тоже был дважды женат: первый раз на тринадцатилетней (юридический статус этого дела неясен), второй раз на шестнадцатилетней, от которой имел трех сыновей. У Карра была двойная патологическая идентификация – с преступной матерью, Бабой Ягой, и с отцом – любителем малолетних. Все эти комплексы соединились в его фальсифицированном признании. Бессознательное тем отличается от сознания, что готово считать подлинной виной даже намерение к правонарушению.
Это, так сказать, чистый психоанализ. Но есть в деле Карра и самая настоящая литература, причем высокого класса. Нельзя не заметить, что его выдуманная история идет по линии «Лолиты», он играет Гумберта Гумберта. Но чтобы сделать из этой истории настоящий бестселлер и приобрести подлинную славу, Карру не хватило не только таланта Набокова: он вырос в иной, нелитературной уже атмосфере – в атмосфере телевизионных реалити-шоу. Сейчас для славы нужно быть реальным, а не литературным персонажем, и даже не автором. Когда-то русские футуристы выпустили сборник под названием «Доители мертвых жаб». Сейчас на реалити-шоу любители доят, лижут и глотают настоящих ядовитых жаб. Джон Марк Карр – вызывающий не столько негодование, сколько жалость невротик, выросший в атмосфере телесенсаций и культуры пятнадцатиминутной славы. Впрочем, его слава длится уже две недели – и, похоже, будет длиться еще. Джонни Депп вряд ли согласится играть его роль, но какой-то минисериал из этой истории непременно сделают. Конечно, это не Набоков. А всё равно интересно. Пипл готовится хавать.
Радио Свобода © 2013 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/262986.html
* * *
[Говорите прозой!] - [Радио Свобода © 2013]
В 1824 году Пушкин написал цикл стихотворений под названием «Подражания Корану». Интересно, в частности, что здесь впервые появилось выражение «дрожащая тварь», которое потом так эффектно обыграл Достоевский: «Наполеон я или тварь дрожащая?» Наполеон – тоже из Пушкина: «Мы все глядим в Наполеоны, Двуногих тварей миллионы…». Но в «Подражаниях Корану» упоминается не Наполеон, а, само собой разумеется, пророк Магомет. Некоторые стихи даны как слова самого Аллаха:
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот, и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.
Есть у Пушкина и такой образ из Корана:
Земля недвижна – неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас с собой.
К этим стихам Пушкин делает примечание: «Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!»
Эти пушкинские слова вспомнились, когда недавно я прочитал в «Нью-Йорк Таймс» статью Майкла Слакмана, посвященную вполне политической проблеме: какие трудности ожидают Соединенные Штаты, если они начнут переговоры с Ираном.
Конечно, несправедливо называть всех иранцев лгунами. Это клеветническое суждение, эксплуатирующее известные стереотипы. Более точный подход должен учитывать отношение иранцев к честности, как сами иранцы понимают это: прямота, откровенность и высказывание правды не являются похвальными в Иране. В Иране существует принцип поведения, называемый «таароф», — понятие, означающее неискренность как установленную в обществе манеру поведения: например, вы приглашаете человека на обед, когда в действительности не хотите, чтобы он приходил. Это входит в иранский кодекс хороших манер и отнюдь не оскорбляет иранцев.