Томас Манн написал однажды: человек, носящий в душе хаос, должен быть корректно одет. Русские тут сразу вспомнят Блока – в быту аккуратнейшего чистоплюя-немца. У Достоевского такой корректной одеждой была его во всех отношениях неподобная публицистика. Он хотел казаться большим роялистом, чем король. Это было и остается интереснейшим зрелищем русской литературы. Солженицын – не в счет, он искренне верил тем архаизмам, что проповедовал в публицистике. А Достоевский не верил ни в сон, ни чох – но страдал от этого. Он хотел веровать, как Шатов в "Бесах". Ставрогин на это: а ваш заяц пойман али еще бегает? Достоевский – тот самый заяц, которого нам не поймать, если мы будем верить ему на слово.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/2305952.html
* * *
Код профессии
15 января этого года, в субботу в 19 часов по московскому времени Юлия Латынина в своей программе "Код доступа" на радио "Эхо Москвы" сказала следующее (цитирую с сайта радио):
Я тут, кстати, даже порадовалась, что пока все думают, чем руководствовался г-н Лафнер, один русский правозащитник, г-н Парамонов, открыл причину расстрела в Аризоне. Он сказал, что это все сделал В.Путин, - замечательная логика: это никому невыгодно, это выгодно только Путину, чтобы отвлечь мировую общественность от процесса Ходорковского. С чем г-на Пономарева и поздравляю. Простите, Парамонов – Борис Парамонов. Приношу извинения, что я перепутала фамилию. Борис Парамонов решил, что это Путин заказал расстрел в Аризоне. Все в мире паранойи одинаковы. И в Америке это полная паранойя.
Думаю, что мне, носителю имени Борис Парамонов, но никогда не произносившему таких слов, нужно было отреагировать на эти слова. Разыскивая г-жу Ю. Латынину, я узнал, что она в отпуске и тем не менее, зная, что профессиональный журналист никогда не расстается со своим ноутбуком, отправил ей следующее письмо:
Многоуважаемая госпожа Латынина!
15 января этого года в очередном Вашем выступлении в программе "Код
доступа" на радио "Эхо Москвы" Вы говорили о некоем Борисе Парамонове, заявившем, что "расстрел в Аризоне - дело рук Путина, чтобы отвлечь внимание от Ходорковского". Последнее, что могло прийти мне в голову, - что Вы говорили это обо мне прежде всего потому, что я таких слов не произносил, и вообще в моей работе радиокомментатора (около тридцати лет проработавшего на Радио Свобода) подобных тем вообще не касался.
Всё дело в том, что автор этого заявления носит мои имя и фамилию и к тому же зовет себя философом (а я когда-то преподавал историю
философии в ЛГУ). Да и живет в Лондоне, тем самым всё больше наводя
мысль на меня, старого эмигранта (хотя я живу в Нью-Йорке). В общем, люди стали думать обо мне как авторе этих параноидальных слов. Мне уже несколько раз звонили из России с одним вопросом: как ты мог сказать такую глупость?
Конечно, я далек в чем-либо обвинять Вас: это не злая воля, не
клевета, а просто-напросто недоразумение. Но его нужно развеять. Мне
думается, что лучшим выходом из этой ситуации будет следующая: в
одной из последующих передач (желательно ближайшей) Вы разъясните это недоразумение, дав соответствующую информацию.
Мне очень обидно, что мой контакт с уважаемым журналистом вылился в такую форму.
Искренне Ваш
Борис Парамонов
Письмо, как видите, предельно корректное, видящее в происшедшем исключительно недоразумение, которое, однако, нужно и нетрудно исправить.
Наконец, Юлия Латынина вернулась из отпуска и 5 февраля провела обычную свою программу "Код допуска" на радио "Эхо Москвы". Внимательно прочитав текст программы на сайте "Эха Москвы", я не обнаружил никакого упоминания обо мне и о том, что я, Борис Парамонов, работник Радио Свобода, не имею никакого отношения к Борису Парамонову, живущему в Лондоне и говорящему о Путине и Ходорковском то, что он сказал в подаче г-жи Латыниной.
Оставалось сделать только то, что я и сделал: привести соответствующие документы – вот эту одностороннюю переписку.
Я привык уважать "Эхо Москвы", пользующееся репутацией одного из лучших нынешних российских СМИ. Я уважал и Юлию Латынину за ее многостороннюю и неутомимую работу по чистке Авгиевых конюшен отечественной политики. Теперь выясняется, что ей недосуг навести порядок в собственных материалах. Здесь уже следует говорить не об ошибке внимания, а о пренебрежении к тому, о чем и о ком она пишет.
В известных мне американских органах печати всякое упоминание фамилии, уже раньше бывшей в тексте, сопровождается замечанием в скобках "к предыдущему отношения не имеет" ( по-английски – no relation) – если действительно такого отношения нет. Я не имел и не имею никакого касательства к Борису Парамонову, толкующему мотивы Путина относительно Ходорковского. Но мне, к сожалению, пришлось вступить в отношения с Юлией Латыниной, о которой я знаю теперь, что она невнимательный, небрежный журналист и невоспитанный человек.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/2300845.html
* * *
Рейган: отцы и дети
Александр Генис: Юбилейную часть нашего “Американского часа” продолжит Борис Михайлович Парамонов.
Борис Парамонов: К юбилею 40-го президента США приурочил выпуск своей книги об отце сын президента Рональд Рейган-младший. Она так и называется “Моему отцу сто лет”. В “Нью-Йорк Таймс” помещена обширная рецензия штатного литературного критика газеты Мичико Какутани. Ориентируясь на эту рецензию, я выскажу кое-какие собственные мысли о Рейгане, притом не касаясь общеизвестного о Рейгане-политике.
Мичико Какутани начинает с того, что Рейган в глазах всего мира представал и предстает не столько конкретным человеком, сколько гнездом разнообразнейших метафор: тут и ковбой, и отважный скаут, и дружелюбный тупица (чтоб не сказать дурачок). Но самое важное, конечно, - то, что пишет о Рейгане его сын. Основной тон его книги, основной даже ее сюжет – о странностях характера президента Рейгана. Сын пишет, что отец был очень теплым и приветливым человеком, проводя время с сыном, оказывал ему всяческое внимание, но стоило выйти из комнаты, пишет Рейган-сын, - и возникало впечатление, что вы удалились из поля его внимания и памяти вообще. Как будто в некоей пьесе некий персонаж произнес свою реплику – и вышел за кулисы до следующего появления на сцене.
Александр Генис: Театральное сравнение кажется естественным, если вспомнить о первой – актерской - профессии Рейгана.
Борис Парамонов: Это так, но не совсем так. Легче всего, зная актерскую карьеру Рейгана, говорить о том, что он играл в жизни, застыл в неких голливудских стереотипах, путая их с жизнью.
Кстати сказать, я узнал о Рейгане-актере, который стремится в политику во времена, можно сказать, доисторические – еще при Сталине. Однажды в журнале “Крокодил” была статья о некоем голливудском актере, захотевшим стать губернатором Калифорнии. Это было в начале пятидесятых годов, когда Рейган сделал первую неудачную попытку быть избранным на этот пост. Статейка была ёрническая, но она сопровождалась иллюстрацией – фотографией Рейгана в сцене одного фильма: хорошо сложенный красивый молодой человек в купальных плавках обнимал за плечи девушку. “Ну разве может такой фрайер быть политиком?!” – вот идея той давней крокодильской статейки.
Александр Генис: Стоит ли об этом говорить. Чего только не печатали в “Крокодиле”. Бахчанян целую выставку устроил: шаржи на американцев из этого издания. В Сохо она очень хорошо смотрелась: буржуи с кошельками и ракетами.
Борис Парамонов: Может быть, об этом и в самом деле говорить бы не стоило, но для меня важно, что этот молодой человек на фотографии мне очень понравился. Он как-то лег на образ Америки, который сложился в то время у советских людей из трофейных голливудских фильмов: в Америке, мол, всё и все красивые. Главное было в том, что я Рейгана с тех пор запомнил, это было для меня знакомое имя. Конечно, этого б не случилось, если бы не фотография – что и подтверждает нынешнюю модную мысль о превосходстве визуальных впечатлений над словесными.
Александр Генис: Ваша реакция была не исключительной. Уже намного позже, после того, как Рейган стал не только губернатором Калифорнии (два срока!), но президентом США, о нем многие говорили: слишком красив, слишком актер, чтоб принимать его всерьез.
Борис Парамонов: Да, конечно, от голливудского Рейгана – или от рейгановского Голливуда – никуда не деться, но главное, что остановило мое внимание в книге Рейгана-сына – это как раз выход за пределы кинематографического, актерского измерения. Ведь актер и есть актер, в сущности, он чужд роли, не совпадает с ней, а только имитирует это совпадение. В старину вообще считали, что у актеров нет души, а только личины, маски, почему и запрещали хоронить их в церковной ограде – только за ее пределами. Но вот Рейган-сын говорит об отце другое, и куда более важное. Его странность, о которой мы уже упоминали, в глазах сына казалось свидетельством того, что отец был человек, пришедший из какого-то другого, и лучшего, чем наш мира. И тут эффект не эстетический, как можно было бы подумать – искусство, мол, лучше жизни, а скорее этический, моральный. И вот эта кажущаяся или даже настоящая, реальная странность, говорит сын, приводила сплошь и рядом к тому, что Рейган не видел в окружающем того, что было ему неприятно, отрицал, не хотел видеть неприятно: “динайл”, как говорят в Америке, а в России – “глухая несознанка”.
Александр Генис: В связи с этим сюжетом всплыла тема, очень охотно подхваченная медией: о том, что первые приступы болезни Альцгеймера начались у Рейгана еще во время его президентства.
Борис Парамонов: Газетчики и телевизионщики с удовольствием об этом судачат, но сын всё-таки идет глубже: не больной, а здоровый Рейган всегда отличался этим свойством: видеть и представлять лучший мир. И таким же он хотел видеть и сделать себя. Буквально так говорит Рейган-сын (я цитирую):