Обо все этом рассказала на страницах Нью-Йорк Таймс Фернанда Сантос от 16 июня с.г.
Эту пустяковую историю не стоило бы и приводить, если б не некоторые недавние российские параллели. Первый случай: машина большого нефтяного начальника попала в ДТП, пострадал маленький мальчик. Ни начальник, ни его шофер не вышли из машины, чтобы помочь ребенку. Мало этого, участники аварии подали иски к женщине-блогеру, которая обнародовала этот факт, и к изданиям, которые об этом написали. (правда, позже иски были отозваны). Второй случай – смерть сердечного больного в машине скорой помощи, задержанной кортежем проезжающего чиновника.
Не стоит эту параллель использовать для того, чтобы сравнивать американцев и русских в их чисто человеческих качествах. В Соединенных Штатах сколько угодно хамов и агрессивных жлобов, готовых при случае не только оскорбить оппонентов, но и устроить драку. Хотя есть много охотников, любящих поговорить о сходстве русских с американцами, и как-то на эту тему даже высказался знаменитый писатель Джон Апдайк. Широкие, мол, просторы, способствующие широте души, и прочая дребедень. Но вот уж в чем точно они различаются, так это в отношении к закону. Сбить машиной стоящую на дороге собаку и уехать безнаказанным нельзя, и это знают все американцы, и этому подчиняются. Закон в крови американцев, отсюда, вместе с полным сознанием своих прав, их склонность к тяжбам. В России же, как известно, живут не по закону, а по понятиям. Если угодно, это можно вести с 11-го века, когда митрополит Илларион написал свое "Слово о законе и благодати" - жемчужина древнерусской литературы. Закон формален, внешен, принудителен, а благодать дается человеку от Бога. Русский человек, мол, на Бога ориентируется. Отсюда и пошло: и славянофилы, и К.Леонтьев, и чуть ли не утонченный европеец Герцен в один голос говорили о формализме, о "вексельной честности Запада", за которой нет живой души.
Что ж говорить если не о нынешних властителях дум (да и где они?), то о лицах начальствующих. Для них слово "благодать" известно не в богословском, а в самом простецком бытовом, даже лагерно-жаргонном смысле: лафа, фарт, халява, беспредел. Благодать для них и есть вольная жизнь, не знающая закона. Когда начальники нарушают закон – это значит, на них нисходит благодать. И простой человек, взывающий к закону, - вроде как бездушный формалист с ненавистного Запада. А сами они вроде как христиане, и это буквально. Когда архитектор пожаловался Аракчееву, что по договору ему должны были заплатить столько-то, а заплатили меньше, граф ответил: ты рассуждаешь, как вольтерианец, а не как добрый христианин.
Русские люди! Будьте истинными христианами! Не жалуйтесь на начальство!
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24619346.html
* * *
Запад в тумане
Александр Генис: Экономический кризис, который третий год сотрясает Европу и никак не отпускает Америку, заставляет всех задуматься о причинах и последствиях этих катаклизмов. Пока экономисты и политики заняты проблемами дня, интеллектуалы широкого профиля, которых в Америке называют трудно переводимым словом “пандиты”, взвешивают фундаментальные идеи западной цивилизации. Как всегда в эпоху кризиса, публицистка пестрит мрачными прогнозами и часто противоречащими друг другу рецептами спасения.
Сегодня мы пригласили в студию философа “Американского часа” Бориса Парамонова, чтобы обсудить вопросы, поднятые в западной прессе. Поводом к разговору послужили две статьи из “Нью-Йорк Таймс”, дающие прямо противоположные картины американской жизни, ее реалий и потенций ее развития.
С одной стороны выступил профессор Тим Джэксон, автор книги “Процветание без роста”. Статья его называется “Давайте производить меньше”. И так получилось, что другая, на соседней странице, статья Эдварда Теннера под интригующим названием “Плохие, как и мы”, не полемизируя прямо с Джэксоном, представляет совершенно иную картину. Вот я и предложил Борису Михайловичу Парамонову обсудить это нечаянное, но тем более красноречивое противоречие.
Борис Парамонов: Начнем с того, что Тим Джэксон – англичанин, из университета в Саррее, и кафедра, которую он занимает, называется Кафедра экономики ограниченного развития. Как видно из этого названия, как и из заглавия его книги, Тим Джэксон – экономический консерватор, да и вообще консерватор, что очень идет именно англичанину. В Соединенных Штатах тоже есть люди, называющие себя консерваторами, но что-то не встречались среди них такие, что предлагают экономику ограничить. Консерватором в Америке считается, любит себя считать человек, который, скажем, против абортов или гомосексуальных браков. Я что-то не припомню среди американцев таких, что звали бы ограничить экономику, снизить стандарты потребления.
Александр Генис: Как сказать. Встречаются среди интеллигенции, преимущественно художественной, люди, которые садятся на землю где-нибудь в Вермонте и выращивают экологически чистые овощи. Правда, они редко голосуют – за республиканцев и вообще.
Борис Парамонов: Но это маргиналы, не более. Кстати, эта мода опять же из Англии пошла. Она даже в художественной литературе нашла отражение. Помните рассказ Ивлина Во “Дом англичанина”? Там описывается такая парочка, что делает керамическую посуду и ест из нее же какие-то травки, при этом горько жалуясь на гибель традиционного английского пейзажа, которые портят всякого рода трубы. У Олдоса Хаксли есть подобный рассказ (кстати, сильно сделанный под чеховского “Ионыча”). И сам Тим Джэксон говорит, что такие разговоры – об ограничении промышленного производства – идут еще с тридцатых годов. А можно было бы еще подальше в историю углубиться, вспомнить, скажем, Уильяма Морриса – писателя и художника конца 19-го века, призывавшего вернуться к ручному труду. Что он и сам предпринимал – делал художественные изделия вручную, от книгопечатания до обоев.
Александр Генис: Ну, это была революция в дизайне. В Америке до сих пор в ходу обои, сделанные по рисункам Морриса. Подобная артель была и в знаменитом кружке “Блумсбери”: муж Вирджинии Вулф Ленард создал такую же издательскую антрепризу, издавал так свои и женины книги.
Борис Парамонов: И, естественно, прогорел на этом. В том-то и дело: сейчас никакую даже художественную продукцию не двинешь на рынок, если не подчинишься законам того же рынка. А закон один и железный: увеличить производство и сбыт можно только стандартизируя продукцию. Но вот, собственно, тут и начинается главный вопрос, поднятый Тимом Джэксоном. Он начинает с общеизвестного: производительность – то есть количество изделий, выпущенных за час работы, - мотор современной капиталистической экономики. Нарастающий выпуск продукции – это всё, время - это деньги. И действительно, говорит Тим Джэксон, наша способность производить больше при меньшем количестве рабочей силы, не только вывела нашу жизнь из нужды, но и создала общество изобилия.
А вот тут и заковыка. Простой вопрос: а нужно ли изобилие? Причем, растущее изобилие? Но, так устроена капиталистическая экономика: если меньше производишь – растет безработица. Если произведешь больше – утратишь сбыт. Перепроизводство ведет к финансовым кризисам, растут цены на сырье, ухудшается экологическая ситуация – едва ли не главная опасность для современного мира.
Александр Генис: Причем ведь не только заводские трубы портят воздух, то есть не только тяжелая индустрия, но и сельское хозяйство, вот ведь парадокс. В сытом обществе растет население, которое требует увеличения прокорма. А разводить, скажем, свиней, - занятие не менее экологически опасное, чем слив химических отходов в реки. Свиной помет необратимо заражает глубинные воды.
Борис Парамонов: Это как в средневековой Англии, когда началось пресловутое огораживание – землевладельцы подсчитали, что разводить овец выгоднее, чем растить хлеб. Появилась поговорка: овцы съели людей.
Ну и самое главное, общеизвестное настолько, что Тим Джэксон в своей статье даже не особенно это подчеркивает: уменьшение сырьевых запасов Земли. Сейчас ведь встала проблема нехватки даже воды. В общем, как ни крути, но вектор движения ясен – тупик. Экономику сверхпотребления нужно сворачивать, необходимы колоссальные, именно структурные реформы, надо менять систему.
Александр Генис: Об этом говорят полвека, но никто не смог предложить ничего универсального, принципиального. А ведь это вопрос для всех. Скажем, ясно, что третий мир по пути к первому уничтожит среду обитания, но готов ли первый сократить свои потребности радикально – процентов на 70, как подсчитали некоторые зеленые футурологи? Вряд ли. Остаются паллиативные меры.
Борис Парамонов: Тим Джэксон называет некоторые меры, которые можно принять уже сегодня, по его словам. Например: укоротить рабочую неделю. Не следует гнаться за непременной эффективностью производства, тогда получится, что даже если экономика в застое, то безработица не увеличивается, это он так говорит, я себе это не очень хорошо представляю. Ведь создать неэффективную экономику при сохранении занятости населения – это же требует, прежде всего, уничтожить рынок, механизмы рынка. Получается социализм, причем советского образца. Только с другого конца.
Александр Генис: Советская экономика работала, если тут вообще подходит это слово, производя псевдотовар – вооружения, вроде никому не нужных танков. При этом административно-волевыми методами было ограничено потребление, искусственно занижался жизненный уровень.
Борис Парамонов: В том-то и дело: Тим Джэксон, в сущности, предлагает ту же структуру, но с другим как будто содержанием, только неясно с каким. И всё, что он вокруг этого говорит – действительно, не более, чем паллиативы. Например, активизировать те сферы общественного труда, которые по определению не требуют максимальной эффективности, в