Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013 — страница 43 из 70

Интересна история вопроса – и не о женщинах специально, а о демократии в целом. Демократия исторически задумывалась и осуществлялась как общественное устройство, работающее на принципе большинства: что решит (на выборах, на референдумах, просто на митингах) большинство, так тому и быть. Но еще в середине 19-го века английский философ Джон Стюарт Милль в знаменитом сочинении "О свободе" поставил вопрос о меньшинствах в демократии, указав, что их интересы должны приниматься во внимание и уважаться, несмотря на превалирующий принцип принятия решений большинством голосов.  У Милля это было еще теорией, но в наше время стало повсеместной демократической практикой: надо ли специально напоминать о нынешних разнообразных меньшинствах и об их тщательно оберегаемых правах?

В отношении к женщинам сказывается вот эта инерция повышенного внимания к меньшинствам, хотя, повторяем, какое это меньшинство?

Вывод: никакая абстрактно провозглашенная норма демократической жизни не поспевает за реальной динамикой этой жизни. Об этом недавно говорил президент США Обама на одной из женских конференций: женщины – уже не меньшинство, и, говоря так, он имел в виду не демографические данные, а нынешний полноправный статус и реальные профессиональные достижения женщин.

Была когда-то советская песенка со словами "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский союз". Шутники назвали ее гимном алиментищиков. Европа и даже США – не Советский Союз, в том смысле, что закон здесь закон, от него не спрятаться ни на каких просторах, и выполняется он мало сказать сторого – железно. Но законы периодически надо менять. Будем надеяться на перемены к лучшему в состоянии бедных европейских разведёнщиков.

Семью крепить, конечно, надо, но ведь "смотря: какая баба попадется". Или мужик. Однако мужиков в этой ситуации жалко.



Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24596584.html


* * *



Мутации "Сонаты призраков"

Дмитрий Волчек: 16 мая исполнилось 100 лет  со дня смерти Августа Стриндберга. Королевский Драматический театр Стокгольма представил новую версию «Сонаты призраков». Постановщик спектакля – выдающийся шведский хореограф Матс Эк – не впервые обращается к режиссуре в драматическом театре, соединяя в сложной драматургии актёров балета и актёров драмы. Из Стокгольма - Наталья Казимировская



Наталья Казимировская: Пластические эксперименты  и необычная хореография Матса Эка, шокирующие обывателей и восхищающие «гурманов» театра трактовки классических балетов, таких как «Жизель», «Лебединое озеро», «Спящая красавица»,  вошли в историю современного балета.


Говорит Гунилла Хаммар, проработавшая с Матсем Эком 18 лет, сыгравшая главную роль в «Жизели», роль матери в «Спящей красавице» и ряд других:



"Матс Эк обладает невероятной  интуицией. При этом он очень понятно и доходчиво объясняет исполнителю, чего он от него хочет. В каждом его, даже самом абстрактном и казалось бы бессюжетном балете, всегда есть очень точно выстроенная драматургия и глубокие подтексты. Обычная казалось бы сценка вырастает до совершенно иного, порой, я бы даже сказала, эпического уровня. Я помню, как мы танцевали вдвоём вместе ещё с одной балериной,  изображая школьниц-подростков, жующих жевательную резинку. Мы играли с этой тянущейся резинкой, тянули её друг у друга изо рта, в конце концов, совершенно обматывались ей. И тут уже не было никаких гимназисток, возникали совершенно иные ассоциации. Матса Эка интересуют проблемы власти, проблемы взаимоотношения полов. Работая с ним, надо быть очень подготовленным к репетиции, относиться к этому так же серьёзно, как и он сам. У него уникальная память. На певой же репетиции глюковского Орфея в Стокгольмской опере он уже знал по именам всех хористов и статистов, участвующих в спектакле. Как-то раз произошёл смешной эпизод, когда Матс всё-таки перепутал  имена двух хористов, назвав одного из них именем другого. Матс сразу же  извинился. «Да ничего страшного, Никлас»,   успокаивающе ответил хорист, назвав Матса именем его родного брата - знаменитого шведского танцовщика Никласа Эка...".Наталья Казимировская: В спектакле Королевского Драматического театра «Соната призраков»  большую часть мужских ролей Матс «передоверил» женщинам, а часть женских – мужчинам. Девушку-молочницу играет Никлас Эк,  Мумию – известный актёр и не менее известный шведский драматург Стефан Гёте, Невесту Хуммеля – актёр и режиссёр Этьен Гласер, слугу Бенгтсона – сестра Матса  Малин Эк, даму в чёрном – жена Эка и его муза – блистательная балерина Анна Лагуна. Всё перепуталось и переплелось на сцене, в доме, где собрались герои этой мистической, символической, трудно поддающейся расшифровке пьесе Стриндберга.  Главную роль старика Хуммеля – зловещего «срывателя масок», манипулирующего людьми, исполняет  ведущая актриса Драматена Стина Экман, знакомая российскому зрителю по фильму  Ингмара Бергмана «Фанни и Александр», где она сыграла роль Исмаила.

"В 94 году я сыграла в «Сонате призраков» роль Фрёкен. Спектакль поставил в Драматене польский режиссёр Анджей Вайда. Но я носила в себе этот спектакль ещё раньше, когда увидела в 1973 постановку Ингмара Бергмана. Я этого никогда не забуду! Отголоски бергмановского спектакля звучат в спектакле Матса. Это не значит, что он похож – он не похож ничем, совершенно иной спектакль, но мне всё время вспоминается Бергман, что-то бергмановское в этом спектакле есть... Матс создаёт собственный мир, это чудный мир, в него надо уметь войти. Это было трудно, но я «отпустила себя – и потом уже только наслаждалась. Это оказывается  совершенно не важно для актёра, кого он играет, кто это на сцене – мужчина или женщина, к старости полы перестают различаться, это просто люди. Я была счастлива убрать всё это «дамское» и прекратить думать, как я выгляжу, как я звучу... Я подумала, чёрт побери, в конце концов я умная 57-летняя женщина, сколько можно напрягаться и думать о том, как я села, как я встала.  Есть более серьёзные вещи о которых можно подумать.."..



Наталья Казимировская: Действие пьесы «Соната призраков» Матс Эк перенёс в дом престарелых – и вдруг, в этой концепции многие вопросы,  сложные и не всегда объяснимые эпизоды пьесы становятся понятными. На мой взгляд, это одна из наиболее удачных постановок Матса Эка на драматической сцене. В некоторых его знаменитых спектаклях у меня время от времени возникало ощущение, что балет и литературный текст, произносимый актёрами не стыкуются, что в спектакле побеждает хореограф, что хореографические сцены хочется смотреть без конца, а когда персонажи произносят текст, хочется иногда попросить их замолчать и продолжать сцену пластически, так как пластика оказывается, порой,  гораздо более выразительным языком, чем слово. В стриндберговском же спектакле всё смыкается  без зазоров. Вдохновлённый музыкой Бетховена, Стриндберг написал пьесу, которая в постановке Эка воспринимается как музыкальное произведение. И это связано не только с тем, что в спектакле много музыки, что почти все артисты играют с лёгкостью на различных музыкальных инструментах классические произведения, а литературный текст переплетается с движением так органично, что иногда не замечаешь, каким образом актёр донёс до тебя мысль: словом или пластическим рисунком... Вообще, драматические актёры делают здесь невероятое, они великолепно двигаются, справляются со сложнейшими хореографическим придумками Эка, владеют музыкальными инструментами... А балетные артисты передают сложнейшие переливы души и способны выразить это словом. Исполнители  настолько органичны в своих образах, противоположных их собственному полу, что в одной из рецензий на спектакль было даже предложено выдать денежную премию тому зрителю, кто догадается сам, что роль старого слуги Бенгтсона сыграла Малин Эк – сестра Матса.

Матс Эк:  Я навещал свою маму, которая умерла в доме престарелых в Лильгордене. Это было как раз незадолго до того, как я посмотрел последнюю постановку Бергмана, я имею в виду его последнюю постановку «Сонаты призраков». Это потрясло меня невероятно... Я стал думать о том, что происходит с людьми во время их жизни, какие скелеты остаются в шкафу, как в старости это проявляется...

Я очень многому учусь, когда работаю с текстом пьесы, ведь я привык мыслить как хореограф, поэтому у меня возникают сложности. Решать проблемы бывает трудно, но и интересно.  Для меня дело всегда в учёбе. Я всё время чему-нибудь учусь. Если человек думает, что он уже всё знает, то ему надо заканчивать с искусством. Балетные актёры иногда убеждены, что разговаривать умеют все, но понимают быстро, что говорить со сцены – это совсем другое дело. Драматическим актёрам непросто приспособить себя и своё тело к хореографии. Они же не умеют этого.  Вот, например, Этьен Гласер, который играет седую старуху – бывшую невесту Хуммеля. Эта маразматическая бабулька порхает по сцене с ручным зеркальцем в руках. Да, Гласер не танцор, он не умеет какие-то вещи, ему уже немало лет – и моя работа хореографа и режиссёра понять, что он может и чего нет... Но Гласер наполняет этот образ таким живым содержанием, таким объёмом, до которого танцор скорее всего не смог бы дотянуться.


Мои планы на сегодняшний день – работаю над либретто и партитурой Увертюры-фантазии Чайковского «Ромео и Джульетта». Весной буду ставить это в Королевской Опере Стокгольма.



Дмитрий Волчек: Разговор об Августе Стриндберге в радиожурнале "Поверх барьеров" продолжит культуролог Борис Парамонов.



Борис Парамонов: Исполнилось сто лет со дня смерти Августа Стриндберга – классика шведской литературы и, кажется, единственного из шведских писателей достигшего мировой славы и шумного международного резонанса. Понятно, что раз провозглашенный классиком, Стриндберг им и остается – по крайней мере в Швеции, где его именем названы театры и памятники ему установлены в общественных парках.  Но в связи со Стриндбергом не может не возникнуть другой вопрос: а живой ли он писатель сегодня? Не мумия ли? Не многоуважаемый шкаф?