Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24449090.html
* * *
Зачистка авгиевых конюшен
Нельзя не заметить некоторого излишнего оптимизма в настроениях и высказываниях многочисленных адептов и представителей так называемой несистемной оппозиции. Настроение такие, что не сегодня-завтра "возьмем Кремль", покончим с прогнившим режимом. Между тем слышны и другие голоса, напоминающие, что нынешние правители будет драться до конца, потому что их власти одна альтернатива – тюрьма, куда их отправят по удалении из этого самого Кремля. Раздаются даже голоса, что возможен ГКЧП-2.
Но если так, и режим действительно способен прибегнуть к силовому варианту, то нелишне было бы подумать о том, как этого можно избежать. Какую программу для предполагающихся вроде бы переговорах – на которые намекает и сама власть – можно было бы предложить для всеобщего консенсуса.
Самое интересное, что такая программа есть. Для этого нужно только заглянуть в русское – и не такое уж давнее - прошлое.
В 1985 году я написал большую, 3 печатных листа, статью "Канал Грибоедова" (напечатана в журнале "Грани"), в которой, опираясь как раз на русский исторический опыт, попытался обозначить перспективный выход из коммунизма. Идея была та, что инициатором этого выхода должна быть сама власть, и она откажется от коммунизма при условии обмена его на собственность. В общем увидел вариант, который потом назвали номенклатурным капитализмом.
Так и произошло. За исключением малого: власть отказалась от коммунистической идеологии, но отнюдь не от самой власти - хотя, конечно, появились другие люди, властные кадры сменились. Безусловно, это достижение – отказ от идеологии - тоже было немалым, отрицать этого нельзя и забывать об этом не следует. Летом прошлого года я побывал в Москве и, разумеется, смотрел в пресловутый зомбоящик. Нынешние молодые, похоже, не понимают, что им дано даже в этом самом ящике: если и не восторжествовала полная свобода слова и не позволяют открыто критиковать первых лиц, то ведь исчезла информационная блокада, которая в совке была едва ли не горше отсутствия политических свобод. Сегодня люди знают, что творится в мире, нет проклятого железного занавеса (не говорю уже о свободном выезде за границу).
Но отказавшись от идеологии и приобретя собственность, власть отнюдь не самоустранилась от самих властных структур. Произошло худшее – слияние, сращение, отождествление власти и собственности. В сущности – реставрация известнейшего в русской истории вотчинного государства.
Но та же история дает основания для оптимизма, да и прямые рецепты. Вспомним одно событие – царский "Указ о вольностях дворянских" от 18 февраля 1762 года. Дворяне освобождались от обязательной государственной службы, за которую они наделялись землями и прикрепленными к земле крестьянами. Ключевский писал, что по прямому смыслу Указа на следующий день должно было бы произойти освобождение крестьян, выведение их из крепостной зависимости. Это и произошло на другой день, пишет историк, но только через 99 лет – 19 февраля 1861 года.
Между тем в таком решении царизма был позитив: дворяне удалялись от центров власти, и оставление за ними собственности было компенсацией за это. Вспомним, что после Петра Великого полвека прошло в борьбе за трон и в дворцовых переворотах, главной силой которых была дворянская гвардия. Вот этот источник политической нестабильности и был ликвидирован.
Вспомним и другую реформу – освобождение крестьян. Их же не только освободили от трудовой повинности в пользу помещиков, но и наделили землей, у помещиков отнятой. Но земля была выкуплена, дворяне получили денежную компенсацию, причем единовременную, выданную государством, а выплачивалась она уже крестьянами в рассрочку.
Что можно предложить, руководствуясь этими историческими прецедентами, сейчас, для разрешения главной нынешней проблемы – ликвидации симбиоза власти и собственности? Как избавиться от "жуликов и воров"? Отдать им наворованное, закрепить за ними украденное и легализовать его – но удалить "жуликов и воров" из государственных органов. Отправить в отставку и тем самым ликвидировать как класс, но с гарантией ненаказуемости. А эту гарантию оформить хоть бы и как поправку к Конституции - конкретные меры подлежат обсуждению.
Это был бы подлинный исторический компромисс. А компромисс и есть такая ситуация, при которой и волки сыты и овцы целы.
Вопрос: а кто будет проводить эти меры, когда не только в исполнительной власти, но и в парламенте нет достаточного для таких реформ кворума? А никакого кворума и не надо, власть сама на это охотно пойдет, ей и самой в тягость такое положение, когда наворовано на всю жизнь свою, детей и внуков, а свалить нельзя, иначе посадят. Власть в положении мартышки, которой не вытащить руку из узкого горлышка кувшина с орехами. Она благословит того, кто этот кувшин разобьет. Главное – внести такую мысль в российский политический дискурс.
Заодно и социальные лифты появятся, и вертикальная мобильность, и вообще мир на земле и благоволение человеков.
И пусть жулики и воры отправляются в свои оффшоры, а хоть и в поместья на сочинском берегу.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24442836.html
* * *
Книги года
Дмитрий Волчек: Для меня главным событием года стал выход в издательстве ''Амфора'' двухтомника лауреата Нобелевской премии по литературе Герты Мюллер. Мюллер, выросшая в Румынии и незадолго до краха режима Чаушеску эмигрировавшая в Германию, пишет о противостоянии слова и власти, о борьбе тоталитаризма с языком и сопротивлении языка диктатуре. К сожалению, первые переводы Мюллер на русский были встречены критикой довольно прохладно, и разговор с Марком Белорусцем, который перевел роман ''Качели дыхания'' о трудовом лагере в Донбассе, куда согнали после войны румынских немцев, я начал с этой двойственности: первое появление книг одного из крупнейших европейских писателей в русском переводе – замечательное событие, но событие, по большому счету проигнорированное профессиональной средой.Марк Белорусец: У меня тоже такое ощущение, и боюсь, что это закономерно. Потому что, как мне кажется, российская критика не готова посмотреть на свое прошлое глазами других, глазами Другого. При всем том, что они ссылаются на Шаламова, вот Шаламов написал, имел право – нельзя, чтобы писал другой. Мне кажется, их смущает и поэтизация несчастья человеческого. Мюллер поэтизирует то, что, по мнению этих критиков, поэтизировать нельзя.
Дмитрий Волчек: Что для вас было главным препятствием в передаче Мюллер на русском языке – разрушение, взрыв слов, составление новых?
Марк Белорусец: Попытаться передать то, как она ищет в слове новые значения, значения спрятанные. И еще очень трудно было проследить ее метафорику, у нее сквозная метафорика. В пространстве романа бывает сложно, когда на пятой странице и на сто пятидесятой метафора повторяется, причем усиливается. Я даже должен был иногда идти таким путем, когда я сам какой-то эпитет, какую-то метафору, которую она не усиливала после, а повторяла, занижал и потом наращивал. Например, я перевел ''винно-шелковый шарф'', а на самом деле написано ''винно-бордовый шарф''. Сначала я написал просто ''шелковый шарф'', а потом искал дальше и нашел ''винно-шелковый''. Если вы помните, в конце книги он разрешается раной у него на голове. И таких примеров несколько. Вообще проследить эту метафорику бывает довольно сложно. И потом вывернутая метафорика, просто перевернутые значения слов.
Дмитрий Волчек: Вы общаетесь с Гертой Мюллер? Она рада, что ее книги появились по-русски?
Марк Белорусец: Да, она была рада, когда появились первые публикации в журнале ''Иностранная литература''. Даже просила, чтобы я прислал заранее предисловие. Я ей прислал, а она написала, что преувеличила свое знание русского языка и не смогла прочесть. Надеюсь, ей кто-нибудь перевел.
Дмитрий Волчек: Действие романа ''Качели дыхания'' происходит в Донбассе, но это отчасти и русская книга, и важно, что она была переведена именно на русский язык.
Марк Белорусец: Я как раз вчера говорил со своими украинскими коллегами, и они говорили о том, что это, конечно, Украина. Вот это новый взгляд на Украину части украинской интеллигенции, может, быть лучшей ее части: они говорят что, да, это Украина, и мы должны это принять, русскоязычный Донбасс – такая же Украина, как и Галиция, и никакого противопоставления здесь нет, это то, что нужно принять как свое.
Дмитрий Волчек: Марк, вот это прохладное отношение российской критики как-то охладило ваш собственный интерес к Герте Мюллер? Намерены ли вы продолжать работать с ее текстами, будут ли новые переводы?
Марк Белорусец: Нисколько не охладел. Я сейчас перевожу ее повесть ''Человек – большой фазан на этом свете''. Это история о том, как румынские немцы собираются эмигрировать, вот этот процесс собирания себя в эмиграцию. И для того, чтобы объяснить, почему человек эмигрирует, она проходит весь его жизненный путь.Дмитрий Волчек: Разговор о Герте Мюллер на русской почве продолжаю с германистом Татьяной Баскаковой.
Уже несколько раз сравнивали рецензенты Герту Мюллер с Шаламовым и прочей российской лагерной прозой, и не в пользу Мюллер. Но мне кажется, что это совершенно бессмысленное занятие, потому что Мюллер пишет не о лагере, а о словах, о вещах, которые эти слова обозначают, о непрочности связей вещей и слов, об исчезновении и размножении смыслов, то есть совсем не о том, о чем писал Солженицын. И сравнение с ''Одним днем Ивана Денисовича'', по-моему, в корне неверное.
Татьяна Баскакова: Мне кажется, что это очень нелепое