В канун нового, 1986 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР поздравили трудовые коллективы отрасли с большой трудовой победой — досрочным вводом в эксплуатацию системы магистральных газопроводов для транспортировки газа из районов Западной Сибири в европейскую часть СССР. Министерство успешно справилось с основными заданиями и технико-экономическими показателями 1985 года и всей пятилетки (1981–1985) в целом. Борис Евдокимович просил передать на предприятия его поздравления.
Между тем слова и дела кремлевских лидеров все больше расходились. Что думал об этом Щербина? Он никогда не позволял себе обсуждать и тем более открыто осуждать действия вождей.
Только однажды мне удалось от него услышать откровенно огорчительное. Все остальное, очевидно, он, как и многие из нас, переживал в себе. Мы были в командировке на Самотлоре. Поздно вечером в гостинице вдвоем смотрели московские новости, и вдруг сообщение: Л. И. Брежнев удостоен очередной Звезды Героя. Борис Евдокимович помрачнел:
— Подумать только, что он делает! Это за какие же такие заслуги? И что будут думать в народе о нас, коммунистах?!
Как и ожидалось, 1985 год оказался тяжелым: добыча нефти отставала от плана на 35 миллионов тонн, в том числе по Западной Сибири на 33 миллиона тонн.
В конце 1985 года проблемы развития отрасли были еще раз детально рассмотрены на заседании закрытой коллегии Миннефтепрома СССР. В работе коллегии участвовали В. И. Долгих и Б. Е. Щербина. Прилагались все усилия, чтобы изменить ситуацию.
4 января 1986 года, заседание Политбюро ЦК КПСС. Снова о добыче нефти. Б. Е. Щербина уверенно дал анализ положения дел.
16 января. Совещание у Председателя Совмина Н. И. Рыжкова тоже о добыче нефти. Выступили В. А. Динков, В. И. Грай-фер (прежние вопросы: нужно помогать и снять с плана по году 12,8 миллиона тонн).
Б. Е. Щербина. Последнее время в Миннефтепроме стали «болеть» снятием плана, заспециализировано все, нет систем управления, НГДУ после реорганизации встали, наука в министерстве придворная… Главное — нужно думать о выполнении плана, а не о его снятии.
H. И. Рыжков. 4,7 миллиарда рублей потеряли по валюте, залезли в долги; все, чем располагает страна, идет на помощь нефтяникам, даже в ущерб другим отраслям;
решение по корректировке плана не принимать, надо сделать все, чтобы войти в график;
вопросы т. Чирскова нужно решить максимально, от него сейчас зависит — будет нефть или нет;
Василий Александрович (Динков. — В. А., В. Ч.), нужно менять стиль работы, освобождаться от людей, которые не перестраиваются, кончайте упаднические настроения;
нужно, чтобы вся страна жила нефтью, нужно поднимать человеческий фактор;
Борис Евдокимович (Щербина. — В. А., В. Ч.), вы во главе, неделя срока на подготовку документа.
18 января. Б. Е. Щербина на Ямбурге. Запустить в эксплуатацию:
I. УКПГ-2 — первый квартал; УКПГ-1 — второй квартал; УКПГ-5 — четвертый квартал.
2. Железная дорога до станции Ямбург — первое полугодие.
3. Речной порт (240 метров причальной стенки) — к навигации.
4. Газопровод — одна нитка — к весне.
24 января. Селекторное совещание по добыче нефти (Ю. К. Лигачев, В. И. Долгих, Б. Е. Щербина).
В. А. Динков. 23 НГДУ не выполняют план добычи, в Глав-тюменьнефтегазе стоят сверх норматива 2830 скважин, ввод новых скважин даст прирост 13 тысяч тонн в сутки, в том числе по Тюмени — 6,6 тысячи тонн.
В. И. Цюйфер. Отставание стараемся ликвидировать, 14 новых месторождений обустраиваются по графику.
Е. К. Лигачев. ЦК озабочен положением дел в нефтяной промышленности, отставание — миллион тонн за 20 дней, и это в период подготовки к XXVII съезду партии. Нужно обязательно выполнить поставленные задачи, выйти из прорыва.
С 25 февраля по 6 марта — XXVII съезд КПСС. Членами ЦК избраны Б. Е. Щербина, В. А. Динков, В. С. Черномырдин, В. Г. Чирсков, М. И. Щадов, А. И. Майорец, кандидатом в члены ЦК — министр геологии Е. А. Козловский.
В апреле 1986 года было создано Бюро по топливно-энергетическому комплексу Совета Министров СССР, его возглавил Борис Евдокимович. Комплекс имел 31 процент стоимости основных фондов страны, ежегодно в его развитие вкладывалось более 20 процентов капитальных вложений государства. Работало в ТЭК около семи миллионов человек.
— В середине апреля 1986 года, когда я работал в Министерстве энергетики и электрификации, — вспоминает Г. И. Тихонов, депутат Государственной думы, — позвонил Борис Евдокимович и предложил мне перейти во вновь организуемую структуру Совмина — Бюро по топливу и энергетике. Я сказал, что мне надо подумать. Он дал мне неделю, чтобы окончательно все решить.
Борис Евдокимович не любил долгих рассуждений. По его мнению, человек всегда должен быть готов принять решение, если он определился, на каких позициях стоит, какие идеи исповедует. По-видимому, он считал Г. И. Тихонова таковым, и после очередного звонка тот дал согласие на работу в Бюро.
Щербина нетрадиционно подошел к подбору кадров в новую организацию. Половина состава складывалась из старых аппаратчиков Совмина, которых подбирало прежнее начальство. Вторую половину составляли люди, приглашенные Борисом Евдокимовичем. Это были производственники. К слову сказать, Тихонов до работы в Министерстве энергетики занимался строительством электростанций, заводов.
По воспоминаниям Тихонова, тяжело было работать первые полгода, потому что притирались люди разных управленческих школ. В конце концов притерлись. Содружество профессионалов старой закваски и производственников оказалось весьма эффективным.
Как-то один из сотрудников Бюро, который со Щербиной работал еще в Тюмени, сказал Тихонову:
— Георгий Иванович, с нас он готов три шкуры спустить, а тебе все нипочем. Мы все вроде работаем одинаково, на одном уровне, а он к тебе больше прислушивается.
— Ты с ним проработал не один год, тебя он уже знает как облупленного, твой потенциал у него на виду, — отвечал Тихонов. — А я для него пока новый человек. Он прислушивается, пытается понять, что, как и почем, ждет свежих мыслей, свежих решений. Поэтому по отношению ко мне у него другой тон — он не хочет спугнуть инициативу, дает новичку выложиться.
Не раз о Щербине говорили: вот, мол, не считается с окружением, сам принимает решения. Да, он принимал решения сам, но прежде выслушивал мнения десятков сотрудников, извлекая все рациональное и значимое. Это и есть стиль.
9 апреля Борис Евдокимович провел первое заседание Бюро по ТЭК и подробно остановился на его задачах: заседания минимум раз в месяц; оперативность, каждое дело решать как неотложное; утонули в бумагах, больше по телефону; смелее принимать решения; научно-технические проблемы — главное; создать программу по социальным вопросам; постоянно отлаживать хозяйственный механизм; самоокупаемость нужна во всем…
Глава десятаяЧЕРНАЯ БЫЛЬ
Чернобыль — быльняк, коники, будильник, крупный вид полыни. Чернобыльный корень дают от падучей.
Рыжков: «Срочно вылетайте в Москву!..»
Конец рабочей недели Щербина планировал провести на Тенгизском и Карачаганакском месторождениях. Тенгиз, Ка-рачаганак, Кульсары — новые кладовые в Прикаспии, на восточном побережье Каспийского моря. О них в то время много писали. Там, в одном комплексе с соседними оренбургскими заводами, планировалось создать мощную энергетическую базу. В Оренбурге на 26 апреля 1986 года назначили собрание областного партийно-хозяйственного актива. С докладом готовился выступить Борис Евдокимович. В тот же день вечером он собирался вернуться в Москву.
Над Чернобылем уже пылало небо.
Вспоминает Николай Иванович Рыжков:
«26 апреля пришлось на субботу. Уже собирался уезжать рано утром на работу, когда притормозил меня резкий звонок “вертушки”. Звонил министр энергетики Анатолий Иванович Майорец.
— Извините, что беспокою, — взволнованно сказал он, — но, кажется, ЧП на Чернобыльской атомной…
— Кажется или ЧП? — перебил я. — Подробнее можно?
— Подробностей пока не знаю. Связываемся с Чернобылем.
Я глянул на часы:
— Через полчаса буду у себя в кабинете. Надеюсь, вам хватит времени, чтобы дозвониться и все выяснить?
Говорят, что в мгновения опасности включается шестое чувство. Уж не знаю, какое включилось у меня, но ехал в Кремль и только об этом звонке и думал, просчитывал варианты. Увы, но все они оказались неизмеримо далеки от реальности. Видно, человек подсознательно стремится уйти от самого худшего…
Вошел в кабинет, сразу нажал кнопку прямой связи с Майо-рецем:
— Что там случилось?
— В 1 час 23 минуты на четвертом блоке Чернобыльской атомной электростанции произошел мощный взрыв, после чего начался пожар.
Я уточнил, еще надеясь на лучшее:
— Где взрыв? В машинном отделении?
— Нет, — ответил Майорец, — в реакторе.
Взрыв в реакторе — это было страшно. Пожар в реакторе — еще страшнее. Ночной кодовый сигнал со станции гласил: “Один, два, три, четыре”. Эти цифры означали все виды опасности: ядерную, радиационную, пожарную, взрывную. Последствия — ближайшие и отдаленные — предсказать было невозможно.
Неясная пока обстановка в маленьком украинском городке требовала немедленных действий. Поэтому я приказал Майорецу безотлагательно лететь в Киев, добираться к месту катастрофы, а сам вызвал к себе совминовских специалистов. Наскоро прикинул с ними состав Правительственной комиссии, куда в первую очередь должны были войти ученые-атомщики, реакторщики, химики и другие специалисты.
В 11 утра постановление о создании комиссии было подписано. А в это время помощники разыскивали по телефону председателя Бюро по топливно-энергетическому комплексу, моего заместителя Бориса Евдокимовича Щербину, который накануне улетел на газовые промыслы в Оренбургскую область. ЧП есть ЧП: Щербину отыскали быстро. Я коротко сообщил ему о взрыве, о составе комиссии и сказал: