Она садится, ее длинные волосы струятся вокруг нее. Лунный свет проникает через большие окна, позволяя мне видеть только ее профиль.
— Мне этого недостаточно.
Ее руки тянутся к подолу рубашки, и она стягивает ее через голову. Она берет мою руку и кладет ее на мягкую кожу своего живота. Там наш ребенок. Ребенок, который вернул нас друг другу.
— Ты такая красивая, — говорю я ей.
— Прикоснись ко мне, Деклан. Займись со мной любовью.
Я наклоняюсь к ней, практически рыча и не в силах сдержать себя от ее нежной мольбы. Я не хочу ничего, кроме как заставить ее почувствовать мою любовь.
Моя рука поднимается к ее груди, легонько поглаживая верхушку соска. Под моими прикосновениями сосок становится твердым, и она издает сдавленный стон. Я перекатываю его между пальцами, пощипывая, а затем обхватываю ее другой рукой, притягивая к себе.
Она прижимается ко мне, и я втягиваю ее сосок в рот, одновременно играя с другой ее грудью. Сидни откидывает голову назад, и я клянусь, что могу умереть от одного ее вида.
— Ляг для меня, — говорю я ей.
К счастью, она подчиняется. Я стягиваю с себя рубашку, ненавидя, что здесь недостаточно света, чтобы я мог ясно видеть ее. Я хочу смотреть на нее, видеть ее лицо, наслаждаться желанием, которое плещется в этих голубых глазах. Я хочу всего этого. Вспомнив, что у нее половина дома управляется дистанционно, я наклоняюсь и беру маленький пульт, который управляет камином, и пускаю его в ход. Затем я нажимаю на кнопку, которую она нажимала, чтобы включить свечи.
Теперь в комнате царит идеальная атмосфера.
А потом я смотрю на нее, наблюдая, как огоньки пляшут по ее коже.
— Я люблю тебя, — говорю я ей.
— Я люблю тебя.
— Ты должна пообещать мне, что если почувствуешь что-нибудь…
Ее пальцы касаются щетины на моей щеке.
— Я обещаю. Ты мне нужен.
Она нужна мне больше, чем воздух. Я наклоняюсь, сводя наши губы вместе, и целую ее со всеми эмоциями в моем сердце.
Сидни — моя.
И хотя она всегда была моей, теперь все по-другому. Мы не дети, дающие глупые обещания, которые не можем сдержать. Это любовь, которая сильна, прошла через ад и вернулась в рай. Мы сражались и победили. Она — приз. Она — все.
Я тяну ее так, что мы оказываемся лицом к лицу, не желая нагружать ее. Я стягиваю с нее шорты, медленно обнажая кожу. По телу Сидни проходит дрожь. С последнего раза, когда мы занимались любовью, все изменилось. В этот раз все будет иначе.
Вместо того чтобы она ушла, я обниму ее.
Вместо слез я хочу улыбок.
Все, что я могу дать, будет принадлежать ей.
Я перемещаю ее назад и провожу поцелуями по ее телу, раздвигаю ноги, целуя внутреннюю сторону бедер, затягивая предвкушение.
— Дек, пожалуйста…прошу…
— Что просишь, Сидни?
— Еще.
Я поднимаю ее ноги выше и провожу языком по складочке ее киски.
— Еще?
Она стонет.
— Да.
Я делаю это снова целуя ее клитор.
— Еще?
Ее пальцы скользят в мои волосы, обхватывают пряди и сжимают их.
— Только ты, Дек. Пожалуйста.
Это толкает меня на край. Я лижу и посасываю, втягивая ее все глубже в пучину. Она двигает бедрами, стремясь к большему. Я прижимаю ее к себе, желая контролировать темп. Мне доставляет огромное удовольствие доводить ее до предела, слышать хныканье, вырывающееся из ее горла, и заставлять этот момент длиться дольше.
Сидни всегда была огненной в постели. Она никогда не боялась просить о чем-то или говорить мне, чего хочет. Я знаю ее тело так же хорошо, как свое собственное, и когда я чувствую, как напрягаются ее бедра, я понимаю, что она близка.
Я хочу быть внутри нее, но необходимость получить ее кульминацию раньше, подталкивает меня еще сильнее. Я присасываюсь к ее клитору, поглаживая его снова и снова, делая небольшие круговые движения, пока не чувствую, как ее тело напрягается еще сильнее. Я ввожу в нее палец, слегка изгибая его, и она вскрикивает.
Ее тело напрягается, а я делаю все возможное, чтобы ей было лучше. Я наблюдаю за тем, как она распадается на части, и понимаю, что в мире нет ничего прекраснее этого.
Я пробираюсь вверх по ее телу, сбрасываю шорты и жду, когда она откроет глаза.
Когда они открываются, мое сердце словно встает на место.
Там, где оно и должно было быть — с ней.
Сидни улыбается, проводя рукой по моей щеке.
— Привет.
— Привет?
Она кивает. По ее виску скатывается слеза, но губы все равно складываются в ухмылку.
— Я скучала по тебе.
Это слишком. Мне кажется, что моя грудь сейчас взорвется. То, что она видит меня насквозь, знает о моих чувствах еще до того, как я успел заговорить — это слишком. Я не могу этого вынести.
Ее ноги раздвигаются, и я придвигаюсь ближе, желая, чтобы. между нами больше не было пространства.
Я распадаюсь на части и снова восстанавливаюсь.
И все из-за этой женщины.
Единственной в мире, которая всегда была мне нужна.
Она проводит большим пальцем по моим губам.
— Сделай меня своей, Деклан.
И тогда я погружаюсь в нее, и не она принадлежит мне… а я принадлежу ей.
Глава тридцать шестая
Сидни
— Ты не понимаешь, Джимми, он сводит меня с ума! — говорю я, макая в молоко еще один Oreo.
— Он осторожен с тобой, вот и все. Ты не видела его, когда он думал, что ты умрешь.
Я вздыхаю, вспоминая, что это было травматично для всех.
— Но это все равно не повод держать меня в заложниках в моем собственном доме!
Джимми смеется, поднося кружку с кофе к губам.
— Думаю, ты имеешь в виду ваш дом.
Я бросаю на него взгляд.
— Предатель.
Может, я и продала дом, но несколько недель назад он вписал меня в договор вместе с собой. Так что мы оба владеем им… за его деньги.
— Разве ты не должен был выйти на пенсию?
— Трудно уйти с фермы, когда ты мало что можешь делать, твой парень никогда не управлял фермой, а я не нашел человека, достаточно компетентного, чтобы делать то, что умею я, — жалуется Джимми.
Мы с Деком думаем, что дело в том, что он действительно не хочет уходить на пенсию и что ему нравится быть рядом с нами. Я не возражаю. На самом деле я была бы рада никогда не отпускать его, но это просто эгоизм.
Я знаю, что вычеркнула из его жизни десять лет, когда была в коме, и с тех пор он стал таким же защитником, как и Деклан.
Я улыбаюсь и беру еще одно печенье.
— Думаю, ты прав.
— Чертовски верно. Он наполняет чашку и подносит ее ко мне.
— Знаешь, тебе будет трудно заставить меня держаться подальше, когда родится этот ребенок. Будет много вещей, которые нужно будет сделать здесь, пока вы оба будете ухаживать за младенцем.
Я киваю.
— Не сомневаюсь.
— И не говоря уже о том, о чем еще нужно позаботиться.
Я сдерживаю улыбку от того, как он заведен.
— Конечно.
Деклан открывает заднюю дверь и улыбается.
— Привет, Джимми. Я думал, ты собираешься взять выходной и остаться дома по случаю своей пенсии.
Джимми опускает кружку с грохотом, который отдается в голове, и я прикусываю язык так сильно, что чувствую вкус крови. О, теперь он влип.
— Дети думают, что я могу просто уйти на пенсию, — бормочет он себе под нос, выходя из комнаты. — Думают, что знают все, пока что-нибудь не сломается, и тогда выход на пенсию означает просто бесплатную работу.
Деклан смотрит на дверь, через которую он вышел, а потом на меня.
— Что за…
— О, ты вляпался в дерьмо, друг мой.
— Я поздоровался.
— А потом ты упомянул, что он должен быть дома.
— Значит, ты его разозлила, и удар достался мне? — спрашивает Дек.
— Ага. Мне нравится, как все получилось.
Он закатывает глаза.
— У меня есть сюрприз.
— Для меня?
— Да, любимая, для тебя. Пойдем. Деклан протягивает мне руку, и я беру ее.
Мы выходим на улицу, и я глубоко вдыхаю, закрыв глаза. Мне так приятно находиться здесь. Солнце греет мое лицо, влажность низкая, так как еще раннее утро, а небо — самое яркое и голубое.
— Ты даже не представляешь, как я ненавижу сидеть взаперти.
— Думаю, представляю. — Деклан останавливает меня, поворачивая лицом к себе. — Я хочу, чтобы ты надела это и не жаловалась.
Я опускаю взгляд на черный галстук и поднимаю бровь.
— Ты хочешь, чтобы я надела только это? Мы же на открытом воздухе, Дек. Джимми может видеть из окна, и фермеры повсюду.
Он смотрит в небо, а потом снова на меня.
— Как бы ни была привлекательна мысль о том, что ты голая, в одном лишь галстуке, на улице ранним утром — это не то, что я имел в виду. Я хотел надеть его тебе на глаза.
— О! Теперь понятно. Повязка на глаза.
— Да, любимая.
— В другой раз говори, куда ты хочешь завязать галстук. Я похлопываю его по груди.
Деклан смеется и помогает мне завязать повязку.
— Ты видишь?
Я слегка двигаю головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но вокруг все черное.
— Ничего.
Он дважды поворачивает меня к себе.
— Я что, прищемила хвост кому-то?
— Нет, но ты — худший человек, чтобы пытаться удивить, так как ты наблюдаешь и все подмечаешь, так что я подстраховываюсь.
Он прав. Я самый худший кандидат. Через несколько недель у меня будет вечеринка в честь ребенка. Они пытались сделать это сюрпризом, но он вел себя странно, и я пронюхала и узнала об этом. Это было очень мило, что он старался. Я изо всех сил старалась не подавать виду, что знаю, но несколько дней назад я упомянула, что тема с поездом была отстойной, и сорвала все.
Я уверена, что он хотел меня придушить.
Тем не менее, сейчас у нас тема зоопарка, и именно в этом стиле я оформляю комнату Дикона.
— Мы уже пришли? — спрашиваю я, ненавидя темноту.
— Чуть дальше… — Деклан берет меня за руки, увлекая за собой. Я понятия не имею, в чем заключается его грандиозный сюрприз, но того факта, что я выхожу из дома, достаточно, чтобы вызвать у меня эйфорию.