он, вероятно, мог быть. В душе привидения бушевал гнев, но почему оно гневалось? Из-за неспособности защитить Борна от мира, а мир – от Борна? Или из-за разочарования от того, что оно все еще стремилось его увидеть?
Однако когда привидение с головой погрузилось в ночь, почувствовав себя совершенно в своей тарелке, его поиски постепенно потеряли смысл. Тогда, незаметно для себя, привидение изменило свои цели и сделалось хронистом разрушенного города, который не просуществует вечно, раздираемый чудовищами и враждебными силами, и тоже когда-нибудь станет призраком. Пока же тело города продолжало дышать, реанимируя себя и до сих пор сохраняя способность к возрождению. Но так будет не всегда. В конце концов коллективная память оборвется, и странники, если они когда-нибудь тут появятся, найдут одну только пустыню, бывшую прежде широким морем, и не обнаружат ни следа города.
Тем не менее люди продолжали свою возню. Во время своих блужданий, привидение встречало их, тех, кто еще не сдался, и от вида людей, все еще способных заботиться о чем-то умирающем, если уже не мертвом, привидение охватывало какое-то едкое исступление, извращенный азарт и безрассудство.
Если бы привидение однажды не нашло искомое, я бы продолжала ускользать из дому до тех пор, пока меня не убили бы. Даже привидению может осточертеть вечно бродить по опасному месту, переполненному страхом, пусть это конкретное привидение обычно имело таинственный вид актера, разыгрывающего вселенскую грусть и отвращение к себе, так что встречные побаивались задавать ему вопросы.
Подсказку я получила от незнакомца, прятавшегося в нише, земля перед которой была усыпана битым стеклом, а то и чем похуже.
– Чего-нибудь странного? Странного? Иди мимо сгоревшего медведя. Мимо детской площадки. Ищи там. Там ты найдешь кое-что странное, будь спокоен. И тогда, может быть, об этом пожалеешь.
Было ли оно достаточно странным? Привидению предстояло выяснить это самостоятельно.
– А как насчет чего-нибудь знакомого? – прокаркал незнакомец, довольный своей шуткой, когда привидение отдалилось. – Ты точно не хочешь чего-нибудь знакомого?
Сгоревший медведь лежал под выцветшей розовой аркой давно разрушенной галереи. Чешуйки краски осыпались, как струпья с пораженной лишаем кожи, открывая потрескавшийся бетон и стальную решетку. Медведь был приметой, которой привидение пользовалось и прежде, от нее до дворика, когда-то приютившего мертвых «астронавтов», оставалось около полумили. У последыша что-то не сложилось с выдыханием пламени, огонь охватил его самого, да так быстро, что медведь остался сидеть на карачках, голый и обуглившийся, похожий на огромную адскую крысу или летучую мышь. Черный череп поблескивал, оказавшись очень узким без мохнатой шерсти, торс состоял из спекшихся костей, иссохшей плоти и пепла. Грозные когти на широких лапах были замечательно белыми, труп так никто и не тронул, опасаясь ловушки. Каждый раз, когда я видела его, он напоминал мне статую: памятник, поставленный из будущего, где Морд единолично правит городом и все ему поклоняются. Если Морокунья не вмешается, мы из Эры Компании плавно войдем в Эру Медведей.
Я пользовалась сгоревшим последышем как ориентиром, прежде чем рискнуть пройти дальше, предварительно убедившись, что поблизости нет отрядов Морокуньи. На этой территории, принадлежавшей либо ей, либо никому, было поспокойнее. Морд правил балом на западе, и Морокунья сменила тактику.
Привидение скользнуло по ночному двору, миновав горстку бормочущих теней, и направилось к заброшенному, дочиста разграбленному магазину, с древней, давным-давно нечитаемой вывеской. Я взобралась по лестнице на стене. Лестница была новой и блестящей, привидение усмехнулось. Такая примитивная ловушка была своего рода шуткой, нарочно оставленной тем, кто убивал или захватывал здешних трапперов. Как и следовало ожидать, на крыше ничего не было, кроме безопасного прохода и легкого ветерка. Луна то ли легла спать, то ли скончалась, а на звезды я смотреть не могла без того, чтобы не вспомнить о Борне.
С обратной стороны обнаружились окаменевшие останки общественного парка, в центре которого догнивал фонтан. Несмотря на попытки воскресить это место, покореженные качели были вдавлены в землю, и над всем висел душок падали пополам с прокисшим костным мозгом. Будучи достаточно опытным привидением, я не собиралась туда заходить, а медленно и осторожно двинулась по краю, будто земля на площадке была токсичной или сама площадка – не площадкой вовсе, а бездонной ямой, кишащей чудовищами.
За парком находился открытый, выступающий над землей участок, то ли бывший каток, то ли ангар, где пятеро мусорщиков просеивали мешанину бесполезных, скорее всего, обломков. Для освещения они использовали фосфоресцирующего червяка, посаженного в песочные часы. Наверное, когда песок высыпался, они перемещались дальше. Их добыча составляла пустые грязные пластиковые пакеты, старые бочонки, плесневелые коробки, покоробившиеся от влажности, и груды мусора, пролежавшего там так долго, что он уже перестал вонять. Но с каждым поколением уровень запросов снижался.
Две женщины чем-то были похожи на меня, только одна – лысая, а другая – с более темной кожей. Белый мальчик-подросток опустил голову, игнорируя мой приход. Двое последних были весьма примечательны: здоровенный мужик и девочка лет двенадцати. Вместе и все же отдельно, молчащие, если не считать разговором хмыканье или кивки, в каком-то танце мы обогнули собачьи мощи и высохшую кучу дерьма некоего крупного зверя, а также иные сокровища. Самое странное, что мужика я заприметила последним, похоже, увидев меня, он отступил в тень.
Я ничего не знала об этих людях, кроме того, что эти мусорщики оказались людьми чести или хотя бы просто честными, они не напали на меня и не прогнали, хотя мы были конкурентами. Большинство подозрительно покосилось и вернулось к своей работе, это означало, что моя «привиденческая» сила пропадает. Уверенно кивнув им, я посмотрела на них долгим взглядом, надеясь, что мужик и девочка выйдут на тусклый свет.
По своему обширному опыту я знала, что они доберутся и до мертвых собак, и до дерьма, но сделают это в последнюю очередь, поскольку операция была весьма грязной. Ко всему, разгребание трупов и говна высвободит жуткую вонь, остававшуюся долгое время запечатанной. О квалификации мусорщика вы могли судить не только по ловкости рук, но и по тому, насколько притуплено его обоняние.
Судя по тусклому отблеску, девочка нашла пару засохших алко-гольянов и сунула их в свою торбу. Рыбок могли бы оживить несколько капель воды, но сначала маленькой мусорщице предстоит решить, не лучше ли эти капли просто выпить.
Гигант был недостаточно проворен для этой игры и держался особняком. Пока он только склонялся над чем-нибудь, другие успевали очистить участок под самым его носом. Удивительно, что он выжил и даже не был истощен. Возможно, у него имелись какие-то припасы, а теперь они закончились, вынудив пойти в мусорщики. Или он был членом какой-то банды, а может быть, секты, из которой его изгнали соратники или вытеснили последыши Морда. Беженцы, пришедшие в город в поисках убежища, часто вновь становятся беженцами.
– У нас есть укрытие, – сказала девочка, приблизившись ко мне.
«У нас есть укрытие». Удивительно было видеть ребенка, еще не затянутого Морокуньиной армией мутантов. Тоненькая, но крепкая, она не отвела взгляда, даже когда привидение обошло ее кругом.
– У нас есть еда, припасы, и мы готовы торговать.
Вероятно, во мне что-то еще оставалось от моего «привиденчества». Или каким-то образом проявлялась моя квалификация. Ну или еще что.
– Ты приглашаешь меня как торгового партнера или как мясо? – поинтересовалась я. Пожалуй, в глубине души я искала чего-то простого вроде драки.
Девочка засмеялась. Смех был чистым и звонким, словно пришел сюда из городского прошлого, прошлого без Морда, без Компании. Такой звук на раз-два привлекает хищников. Хищники, впрочем, не появились, должно быть, она предварительно обследовала округу.
– Ни то ни другое, – отозвалась одна из женщин. – Мы не из таких.
– Возможно, я была бы не против, – сообщила я.
Привидение почувствовало соблазн. Стать бродягой, остаться на улице, рисковать изо дня в день, как было когда-то, когда обеспечиваешь свою безопасность тем, что просто не заботишься о ней. Наверное, это был лучший способ быстро сделаться привидением.
– Это недалеко, – сказала девочка.
Похоже, именно она была их вожаком. Потому, скорее всего, что была редкостью, к тому же успехи войска Морокуньи существенно повысили ценность юных созданий в этом городе.
– Согласна, но только если пойду со своим товарищем, – я показала на гиганта.
Привидение заприметило кое-что неправильное в его фигуре: несмотря на отличную форму, которую мужик каким-то образом сохранил, форма эта непрерывно менялась. Эту особенность можно было заметить в неверных тенях, только если специально приглядываться.
– С ним? – удивилась девочка. – Так он с тобой? Мы думали он сам по себе. Он всегда ходит сам по себе.
В неуверенности девчушки я почуяла не столько опасение, сколько досаду. Как если бы она не рассчитывала, что я соглашусь. Здоровяк же уставился на привидение, хотя единственным привидением здесь был он сам.
– Да, он со мной, – твердо сказала я.
– Ты с ней? – спросила у него одна из женщин.
Тот кивнул. Но, должно быть, все еще не понимал, почему обязан следовать за привидением, и вообще – зачем я это делаю.
Пройдя через древние нагромождения покореженных остовов машин и туннели, проложенные через джунгли магазинных тележек и всяких иных бессмысленных изобретений, мы достигли их укрытия. Патио, наполовину спрятавшееся под крышей. С одной стороны – открытое всем ветрам, а с другой – нет. Вроде бы на виду у Морда, а вроде и нет. Если смотреть сверху, то увидишь зазубренный треугольник открытого пространства. Эдакий клин, который, как они, похоже, надеялись, никогда не заинтересует Морда, который возвышался чуть ли не над всем в городе.