– Все не так просто, как может показаться, видите ли, – сказала Кашифа. – Беда в том, что нам приходится считаться с ЕЭС.
– В каком смысле?
– Вам нравится шоколад “Кэдбери”, Мартин? – спросил Пол, развернувшись и обратившись к Мартину в лоб.
– Да, я его люблю.
– Небось выросли на нем, да?
Мартин кивнул.
– Ну разумеется. Мы все на нем выросли. Это часть нашего детства. Часть того, что мы есть как страна. Что-то, что нас сплачивает. Вкус “кэдберийского” “Дэйри Милк”. Мило. Пища богов. Однако наши друзья и соседи на материке придерживаются других взглядов, верно, Каш?
– Увы, так и есть.
– Ну давайте, изложите ему.
Кашифа подалась вперед за своим столом.
– ЕЭС, – театрально начала она, – не считает шоколад “Кэдбери” – да и вообще любой британский шоколад – шоколадом.
Мартин непонимающе вытаращился.
– Они говорят, что в нем слишком много растительного жира и мало масла какао.
– Но… Это же дело вкуса, разве нет?
– К сожалению, нет, – сказал Пол. – Суть Европейского экономического сообщества в том, что люди, входящие в него, придерживаются одних и тех же стандартов. А в том, что касается шоколада, британцы, похоже, недотягивают.
– Мы не поставляем во Францию и Германию, – пояснила Кашифа.
– И в Бельгию, и в Испанию, и в Италию… ну, вы поняли.
– Но это же возмутительно, – сказал Мартин. – Что можно с этим поделать?
– Мало что, – отозвался Пол. – Можем лоббировать Брюссель. Можем попытаться изменить законодательство, что подразумевает нескончаемые голосования и утверждения комитетов. Это тянется уже восемь лет, и я предвижу впереди еще десять. Тем временем… загоните как можно больше плиток в Швецию и Норвегию.
В кабинете на миг воцарилось уныние – все трое осмысляли чудовищную несправедливость и нынешнее свое бессилие ее устранить.
А затем Пол взялся за “Дейли мейл”, лежавшую на столе у Кашифы, и глянул на первую страницу, где под заголовком, объявлявшим помолвку принца Чарлза и леди Дианы Спенсер, красовался их снимок.
– И все-таки, – сказал Пол, – не сплошь мрак и ужас, а? Гляньте на эту парочку. Юная любовь – вот что сейчас так необходимо нам, чтобы воспрянуть.
И это, как Мартин поймет вскоре, было для его нового начальника типично. Лишить его бодрости духа надолго не могло ничто, в своем отделе он изо всех сил старался подбадривать коллег и поддерживать воодушевление. Позднее на той же неделе он предложил им всем выпить и поесть вместе в пятницу вечером. Позвал двух машинисток из соседнего кабинета, а когда Кашифа сказала, что у нее уже есть на тот вечер договоренность с коллегой из юридического отдела, Пол сказал:
– Не беда, берите с собой и ее. Или это он?
– Нет, просто подруга, – сказала Кашифа. – Вам понравится, с ней весело. Ее зовут Бриджет.
Поначалу Мартин подумал, что она решила не идти. Вечер они начали в пабе “Клифтон” на Ледивуд-роуд, и хотя народу было больше, чем он предполагал, – одна машинистка по имени Дурназ пригласила нескольких своих двоюродных, и большинство из них, похоже, прихватили с собой своих парней или девушек, – Бриджет среди них не оказалось. Через час или около того они отправились за полмили оттуда, в Стони-лейн, где Кашифа с Полом заскочили в мини-маркет за пивом и вином. Судя по всему, у ресторана, куда они собрались, не было лицензии на алкоголь. Несмотря на всеобщее приподнятое настроение и удовольствие оказаться в той части города, где он никогда прежде не бывал, – здесь почти все магазинные вывески были на урду, а по воздуху из лавок и ресторанов плыл сладкий дух незнакомых специй – Мартин уже начал было отчаиваться, но тут приметил знакомый силуэт Бриджет: она ждала их у какого-то индийского заведения под названием “У Адиля”, и туда они все вроде бы направлялись. Внутри обнаружились еще какие-то друзья Кашифы, и собравшиеся втиснулись на лавки вокруг стола со стеклянной столешницей, рассчитанного на двенадцать человек. Мартин сидел за несколько мест от Бриджет, но теснотища была такая, что ему открывалась немалая возможность заговорить с ней, если б только ему пришло в голову о чем. Все вокруг, похоже, отчетливо знали, что́ желают заказать, а Мартин совсем застеснялся признаться, что он ничего не понимает в кашмирской кухне и вырос на материном понятии о карри, сводившемся к тому, что надо взять остатки вчерашней курицы, залить безвкусным соусом из пакета и бросить во все это горсть изюма. В конце концов кто-то из двоюродных родственников Дурназ подсказал Мартину взять масалу с ягненком с добавкой муската и целикового черного кардамона; как и все остальные блюда, это подали шкворчащим в штампованной стальной плошке, где масалу и приготовили, и предполагалось, что есть ее надо без приборов, зачерпывая упоительно вкусную жгучую гущу кусочками наана – превосходно легкого и влажного. Мартин решил, что это самая чудесная пища за всю его жизнь. Поинтересовавшись, как это называется, он ненароком породил перепалку, поскольку Кашифа сказала, что это балти, а кто-то возразил, что никогда такого названия не слышал, что Кашифа его придумала, из-за чего та очень возмутилась и заявила, что знает, о чем говорит, она даже знает человека, который это блюдо создал, – он раньше работал как раз в этом ресторане, его звали Рахим, и он был зятем невестки ее тетушки, а следом кто-то из девушек сказал “чепуха”, балти (потому что они-то это слово слышали) изобрел совершенно другой повар, лучший друг ее дяди, и звали его Бхаскар, он работал в арабском заведении на Мозли-роуд, и стало ясно, что происхождение этого нового кулинарного изыска, возникшего то ли год, ли два назад, уже обросло мифами.
Теперь уже все наелись до отвала, вино и пиво лились привольно, и новым предметом для спора стала помолвка принца Чарлза и леди Дианы, что большинству казалось осторожным лучом света в конце сумрачной и унылой зимы, но Дурназ сказала, что от динамики в этой паре у нее мурашки, а тринадцать лет между мужем и женой – слишком большая разница в возрасте.
– Есть в нем что-то жутковатое, – сказала она. – Не могу толком сказать, что именно. Вряд ли она понимает, во что ввязывается.
– Чушь, – сказал Пол Дейнтри и с великим авторитетом обратился ко всему столу: – Тут как в сказке – когда такая женщина выходит за принца. Любая о таком мечтает.
– Я – нет, – сказала Кашифа. – Мне подавай мужчину моего возраста, будьте любезны. Да и вообще, вы заметили, что он ответил, когда у него тот ведущий спросил, влюблены ли они друг в друга? “Что б там ни означало это «влюблены»”, – ответил он. Не очень-то он романтик, а?
– Лично я считаю, – сказала Бриджет, – что вид у него такой, будто он бы замутил не с ней, а с ее братцем.
Женщины расхохотались, а у мужчин, выросших на телекомедиях, где женщины служили мишенями для шуток, а не теми, кто шутит, вид сделался смущенный, однако и они изо всех сил постарались рассмеяться за компанию. Мартин же не столько повеселился от самой шутки, сколько от того, как Бриджет ее подала. Он уже успел обнаружить, что семья у нее в Глазго, и ему полюбился ее музыкальный шотландский выговор.
До юго-запада Бирмингема Мартин ехал в одном кэбе с Бриджет, Полом и Морин, второй из двух машинисток. Выбравшись из энергичной незнакомой части города и двигаясь по Бристол-роуд и Нортфилду с его безрадостной вереницей забегаловок “рыба-картошка”, бургерных и супермаркетов “Сэйнзбери”, Мартин почувствовал, что притих и даже слегка подавлен. После того, как он много недель подряд видел Бриджет только безмолвными проблесками в кафетерии, они наконец провели вечер рядом, но никакой особой связи не возникло, грома не прогремело. Он сидел в углу кэба, нянча эту мрачную мысль, и тут Морин воодушевленно отметила, до чего они здорово потусовались.
– Замечательно, – сказала она. – Каждую неделю так надо.
Предложение это показалось Мартину чрезмерным, и он не смог не отозваться:
– Ну, каждый месяц, может.
Возникло краткое молчание, но долго скрывать свое веселье Бриджет не умела.
– А, да, – сказала она, обращаясь ко всем разом и при этом в частности к Мартину, – голос разума…
На этих ее словах Мартин глянул на Бриджет. Улыбалась она с вызовом, в голосе безошибочно слышалась упоительная ирония. Взгляды их встретились – на долгий, долгий миг.
529 июля 1981 года, 10:20
Солнце заливало светом собор Святого Павла, миссис Тэтчер восходила по ступеням, укрытым красной ковровой дорожкой, а в нескольких шагах позади следовал за ней ее супруг Денис.
– Во что она вообще одета? – проговорила Долл. – У нее такой вид, будто на похороны приехала.
Берта не согласилась.
– Я считаю, она смотрится очень стильно. Как раз выдерживает правильный тон.
– А чего она вся в черном?
– Это не черный. Это темно-синий.
– Ее там вообще быть не должно, – высказался Сэм. – Вы гляньте, как она ухмыляется. – Тут он крикнул в телевизор: – А с безработицей что, а? С миллионами людей на пособии?
– Угомонись, ради всего святого, – сказала его жена. Бросила нервный взгляд на Джеффри, но тот – характерно для себя – сделал вид, будто этот всплеск социалистического негодования не заметил.
– Да ладно, пап, – сказала Мэри. – Прочувствуй настрой. Она же все равно тебя не услышит, ну?
– А жаль. Я б ей высказал.
Тем временем прибыли соседи Мартина – Сатнам и Парминдер, у обоих по целому подносу, загруженному едой. Мартин отвел их в кухню, где подносы заняли место рядом со всем тем, что уже тянуло на серьезный банкет.
– На вид обалденно, – сказала Бриджет. Присмотрелась к тарелкам. – Расскажите в двух словах, что у нас тут.
– Тут немножко самос, – пояснила Парминдер, снимая пищевую пленку. – Сделала не очень острые, поскольку не всем такие нравятся. Еще тут панир тикка и тандури алу. Это овощные кебабы. А в чашках райта и зеленое чатни – домашнего приготовления.
– Всё домашнего приготовления, – с гордостью подтвердил Сатнам.