Он натянул на голову черную вязаную шапочку и сунул в карман куртки тонкие кожаные перчатки. В другой карман – набор отмычек, презент от одного вора-домушника, с которым пересеклись когда-то их дорожки, и электрический фонарик. Достал кроссовки – старые, чтобы после акции сразу их выбросить, тем самым сделав невозможной идентификацию по отпечаткам подошв.
Дверь квартиры Рамоны Сподиевич была опечатана узкой полоской бумаги с блекло-лиловой печатью и закрыта на мудреный английский замок. Тем не менее это пара пустяков для специалиста. Спустя пять минут Федор осторожно переступил порог чужого жилища. Тяжелый затхлый запах непроветренного помещения ударил в нос. Федор вытащил из кармана фонарик, посветил вокруг. Постоял, рассматривая четкий меловой контур на полу прихожей. Прошел в комнату, старательно обходя белую линию. В комнате заглянул в ящики серванта, тумбочку, за диванную спинку и под диван. В ванной открыл зеркальный шкафчик, вдохнул густой дух недорогой косметики и закашлялся. Его внимание привлекла зеленая пластиковая бутылочка, в каких продают витамины. Он достал ее из шкафчика, почти не удивившись. «Трава св. Джона» было написано на бутылочке. Аромат тайны носился в воздухе вместе с запахом недорогой косметики. Снова святой Джон! Дался им этот Джон. То бородавки, то трава. Что же это за трава такая?
Вернее, смесь трав, если верить этикетке. Валериановый корень, мята, мелисса и еще несколько, неизвестных Федору. «Принимать одну-две капсулы три раза в день при нервных расстройствах, плохом настроении или перед сном». Произведено фармацевтическим предприятием «Авиценна». Разумеется, «Авиценна», больше некому. Еще один вопрос к владельцу. Федор открутил крышку, понюхал. Бутылочка была пуста, оттуда пахло тонким, чуть удушливым запахом сухих листьев и коры дерева. А… бородавки при чем?
Федор присел на край ванны и задумался. Версия уже вырисовывалась, кое-какие мысли у него появились, но все они требовали тщательной проверки. По логике событий, святой Джон встретится ему еще не раз. Может, даже сегодня ночью. Самое главное, знать места, где искать, думал Федор.
Позавчерашнее посещение дачи клиента оставило у него самые неприятные воспоминания. Но его видение преступления требовало обыска еще одного дачного дома. Дача Майкла Миллера, где, по официальной версии, покончила с собой его девушка Алиса. Федор взглянул на часы – половина первого. Самое время для визита, любопытные глазки «зимних» дачников давно спят.
…Он спрятал свой белый «Форд» в глубине двора недостроенного дома, в кустах, у самого входа в дачный поселок. Где-то далеко залаяла собака. Она бы с удовольствием прибежала проверить, что здесь происходит, но сидела на цепи. Дачный сторож, видимо, крепко спал. Андрей упомянул, что дача расположена на улице Центральной, недалеко от ворот. Федор без труда обнаружил эту улицу и, держась в тени заборов, пошел искать дом номер двадцать, рассматривая таблички в тусклом свете неравномерно разбросанных уличных фонарей.
Входная дверь была не опечатана. Повозившись минуты три с хилым замком, Федор открыл его. Оглянулся – глубокая черная осенняя ночь царила кругом. Ветер и дождь шелестели в ветвях деревьев да безнадежно мерцали в каплях воды густо-желтые огни на столбах. Он нырнул в прихожую и осторожно закрыл за собой дверь.
Третий раз он нарушает неприкосновенность частного жилища. Впрочем, не третий, а только второй. Андрей разрешил ему осмотреть свою дачу и даже дал ключ. Итак, он вторично преступил закон, заглушив негромкий голос совести. Мысль о том, что какой-нибудь полуночник, страдающий бессонницей, увидел его и уже звонит в ближайшее отделение полиции, все время крутилась в уголке сознании. Грабеж со взломом и ведение незаконного следствия без лицензии. С другой стороны, косвенно его вину облегчало то, что никакого следствия по делу о смерти Алисы не велось вообще, а поиски убийцы Рамоны Сподиевич носили вялотекущий характер, не сегодня завтра и вовсе прекратятся, и дело в тощей папке уляжется на пыльную архивную полку. Ладно, решил Федор, в конце концов если он, такой старый и опытный волк сыска, попадется, как фраер, то туда ему и дорога. Не умеешь, не берись.
Он достал из кармана фонарик. Самое удивительное, пришло ему в голову, что он чувствует себя при этом как дома, и если бы он встал на кривую дорожку, то из него получился бы неплохой преступник – хладнокровный и уверенный в себе домушник. Федор выпятил нижнюю челюсть и прищурил глаза, придавая лицу зверское выражение. Но волею судеб он оказался по другую сторону баррикад, он – благородный и честный защитник… несправедливо обиженных. А кто здесь несправедливо обиженный? Андрей? Валерия Павловна? Рамона? Алиса? Хм. Валерия Павловна – пожалуй. Рамона и Алиса на роль обиженных не годятся. Они жертвы. А он, Федор, не только защитник, но и… но и… Всякие «чистильщики», «терминаторы» и «мусорщики» назойливо лезли в голову, пока Федор оглядывался в свете фонарика, осторожно продвигаясь из тесной длинной прихожей к смутно белеющей впереди двери.
Так и не решив, как же теперь ему следует называть себя, он открыл дверь и вошел в довольно большую комнату, где сырость и затхлый дух ощущались еще сильнее, чем в прихожей. Это заставило Федора поежиться и философски подумать, что осиротевший дом приходит в упадок и погибает вслед за хозяином. Справедливости ради необходимо заметить, что этот дом, судя по виду, пришел в упадок уже довольно давно, так как хозяин появлялся здесь лишь от случая к случаю, ведя кочевую жизнь и колеся по городам и весям. Но тем не менее… тем не менее…
Громадный раздолбанный диван занимал чуть ли не полкомнаты. При желании на нем без труда уместились бы с десяток человек. На старинных бамбуковых этажерках тесно стояли окаменевшие от сырости подшивки журналов. Со стен смотрели радостные улыбающиеся физиономии «Голосов травы». «Sic transit gloria mundi»[4], – подумал Федор сентенциозно, задерживаясь фонариком на ярких плакатах, и вздохнул.
Маленькая комната с просевшим у окна полом – спальня хозяина. Широкая кровать с блестящими никелированными шариками на спинках, кое-как застеленная темно-красным пледом, громадные тапочки в черную и зеленую клетку на полу, махровый толстый халат на вытертом кресле, шкаф со скрипучей полуоткрытой дверцей.
Кухня, где покончила с собой невеста рок-музыканта. Старая плита, газовый баллон, по углам батареи бутылок с яркими этикетками. Федор представил, как Алиса уселась на пол… холодный, сырой и не особенно чистый… положила голову на откинутую дверцу духовки и вдохнула сладковатый густой и мерзкий газ, с шипением ударивший из темного нутра. А на столе лежал клочок бумаги с одним словом: «Майкл…», недопитая бутылка водки и стакан. Один.
Насколько Федор знал женщин, она должна была подложить под себя подушку…
Ему стало жутко, и Федор невольно посмотрел в сторону окна. Погасил фонарик и застыл неподвижно, прислушиваясь. Но вокруг стояла тишина.
«Черт, – подумал Федор, чувствуя испарину на лбу, – нервы расшатались. Завтра же – пробежка десять кэмэ и холодный душ, никаких ночных смен, никакого кофе литрами за полночь, никаких Интернетов, распустился, понимаешь…»
Ванная комната поражала воображение скромностью дизайна: простенькая голубая клеенчатая занавеска, закрывающая душ, рыжая от ржавчины раковина и обилие дорогих шампуней, кремов, дезодорантов и всякой всячины в том же духе. Пахло здесь, в отличие от других помещений, нежно и приятно. Федор раскрыл зеркальный шкафчик – полки, как и следовало ожидать, оказались забиты разноцветными флаконами. И среди нарядных блестящих этикеток бросалась в глаза знакомая зеленая пластиковая бутылочка с «травой святого Джона». Федор отвинтил крышку, высыпал на ладонь три длинные лиловые капсулы. Понюхал. Они пахли сыростью и грибами. Он осторожно завернул одну капсулу в обрывок туалетной бумаги, оторвав от толстого рулона, и спрятал в карман; две другие бросил назад в бутылочку и вернул ее на место. Он уже собирался уходить, как вдруг услышал слабый скрежещущий звук – похоже, кто-то пытался открыть замок входной двери. Федор погасил фонарик, на цыпочках вышел из ванной и по памяти, в кромешней тьме, двинулся к двери в прихожую.
Он стоял там, затаив дыхание, пока неизвестный возился с замком. Глаза его постепенно привыкли к темноте. Он слышал, как человек вошел в прихожую, споткнулся, зашипев от боли. Тонкий луч электрического фонарика вырвался из коридора и заплясал по комнате. Федор вжался в стену, ожидая появления незваного гостя. Но тот затих, видимо, тоже прислушивался. Даже фонарик погасил. Тишина стояла, как на кладбище. Сердце Федора колотилось от возбуждения и азарта, и мелькнула мысль, полная неясного сожаления – неужели это все? Сейчас он его скрутит, и загадка будет разгадана…
Федор пропустил момент появления незнакомца на пороге комнаты – тот, казалось, не двигался, а бесшумно летел по воздуху – и вздрогнул, увидев рядом с собой темный силуэт. Незнакомец застыл на пороге, не то почувствовав его присутствие, не то услышав некий звук, сделал шаг вперед, и тут Федор ударил его ребром ладони в основание шеи, ориентируясь на собственный рост. Человек, вместо того, чтобы свалиться, резко повернулся и нанес ответный удар. Федор отшатнулся, голова его мотнулась, как у тряпичной куклы. Он снова ударил, ничего не видя, наугад, вложив в удар всю силу, какой обладал. «Здоровый лось», – успел он подумать и тут же получил новый удар, от которого искры посыпались из глаз. Федор не остался в долгу, и драка продолжалась в кромешней тьме с переменным успехом.
Звуки яростных придушенных возгласов, глухих ударов, падения мебели наполнили темноту. «Лось» яростно отбивался. Федор, кажется, одерживал верх – он плотно зажал незнакомца левой, нанеся правой оглушительный удар в солнечное сплетение. Незнакомец обмяк, и Федор на миг утратил бдительность. Но тот, вдруг рванувшись из его рук, бросился вон, с грохотом цепляясь за всякие преграды в прихожей, вроде ящиков, вешалок и разного хлама. Сметая все на своем пути, выскочил из дома и скатился по ступенькам крыльца. Федор выскочил за ним, задержавшись на долю секунды – он упал в коридоре, споткнувшись о груду каких-то тряпок. Но незнакомца уже и след простыл. Он словно растворился в воздухе. Ночную тишину не нарушало ничего, кроме надоедливого шороха дождя в жухлой траве. Ни звука шагов, ни рева автомобильного мотора. Федор выскочил на дорогу. Не пешком же пришел… этот!