— Но без Матильды я умру!
— Что ж, умрите! Вы сами виноваты в своей гибели. Вы отказались от денег, от славы, от счастья, во имя какой-то глупой химеры… В последний раз приказываю вам: или вы исполните приказ Малатесты, или…
— Матильда! Матильда!
Но кто мог услышать его? Финн Сиволайнен, хозяин хибарки, был пьян и спал непробудным сном в чадной кухне на холодной плите, а горбатый сын Сиволайнена, Аксель, уже третий день не возвращался из города. Кругом ни души: только снега да деревья. Впрочем, нет! Присмотритесь внимательнее: в углу возле двери притаилась какая-то девушка и жадно вслушивается в страшные речи. Это Екатерина Малявина! На лице у девушки ужас: что делать? Как предотвратить катастрофу? Сейчас, сию минуту, грянет выстрел, и гениальные мозги, которые могли бы осчастливить весь мир, брызнут на грязные стены чухонской лачуги.
Малявина в смертельном испуге заметалась у запертой двери.
Но вот она решилась. Быстро побежала на кухню, схватила какой-то тяжелый предмет и, как молния, влетела в комнату.
В комнате спиной к двери стоял человек с револьвером в руке и рылся в каких-то бумагах. Девушка подбежала к нему и в одно мгновение нахлобучила ему на голову большое помойное ведро Сиволайнена. Человек выронил из рук револьвер. Зловонные и липкие помои залили ему лицо.
Тщетно пытался он сбросить с себя эту железную шапку. Увы! К ведру была привязана веревка, и Малявина со спартаковской ловкостью закрепила ее вокруг поясницы врага, так что ведро оказалось прочно прикрученным к его голове. Тычась во все углы, как слепой, он опрокинул лампу и разбил оконное стекло. Тогда Малявина могучей рукой схватила его за веревочный пояс, выволокла на крыльцо и дала ему такого пинка, что он плюхнулся с высоты девяти ступеней и зарылся головой в снег.
Расправившись с негодяем, Малявина поспешила к больному.
Он был в обмороке и лежал неподвижно, как мертвый.
Девушка распахнула окно. Через несколько минут он очнулся, дико взглянул на Малявину и вдруг закричал:
— Ты шпионка! Ты из той же шайки! Тебя послали сюда, чтобы ты украла мои чертежи. Уходи сию минуту! Уходи!
Но девушка не ушла. Она молча принялась за работу.
В комнате было холодно. Она затопила печь. Она вымыла посуду.
Больной с ужасом следил за ее действиями.
— Уходи! Уходи! Уходи! — беспрерывно шептал он тысячу раз подряд. В углу стояла какая-то небольшая машина, тщательно прикрытая брезентом. Наружу из-под брезента торчал изогнутый железный рычаг.
Малявина приблизилась к этой машине, чтобы стряхнуть с нее пыль, но больной закричал так отчаянно, словно его обожгли раскаленным железом:
— Не тронь! Не тронь!
Девушка покорно отошла от машины и стала заниматься стряпней. Но когда через час она поднесла тарелку бульона больному, он повернулся к стене и стал повторять:
— Уходи, я знаю, ты — отравительница!
Чтобы успокоить его, девушка сама отхлебнула из этой же тарелки и серьезно сказала:
— Видите, я осталась жива!
Он посмотрел на нее недоверчиво, но уже не сопротивлялся, позволил ей кормить себя.
— Я умираю от голода, — сказал он, оправдываясь.
— Я не ел почти четыре дня…
После еды он заснул. Когда на следующее утро девушка вошла к нему в комнату, он встретил ее гораздо приветливее.
Он долго рассматривал ее лицо, наконец произнес:
— Теперь я вижу, что вы не шпионка: у вас такое круглое лицо!
Она покраснела и стала поить его чаем.
Человек и ведро
Между тем незнакомец, сброшенный с лестницы Екатериной Малявиной, так отчаянно дрыгал ногами, торчащими из снегового сугроба, что казалось, будто у него, по крайней мере, сорок четыре ноги.
Наконец после мучительных усилий он выкарабкался из сугроба и, помчавшись туда, где, по его догадке, должны быть ворота, со всего маху налетел на забор.
Неизвестно, чем кончились бы все эти муки, если бы навстречу ему не попалась сестра Сиволайнена, которая как раз в это время возвращалась из города.
— Это наше ведро! — закричала она. — Зачем ты взял наше ведро? Отдай сюда наше ведро.
И, схватив незнакомца за рукоятку ведра, словно слепую кобылу, она повела его в Особый отдел, не обращая внимания на его проклятия и вопли.
Агент Особого отдела перерезал веревку, опоясывающую стан незнакомца. Ведро со звоном полетело на пол, и под ведром оказалось страшное, безумное лицо — всклокоченные волосы, отмороженный нос, искаженные ужасом губы.
Это был почтенный негоциант Ян Шельмовский.
Накануне нового открытия
И вот потянулись блаженные дни.
Малявина поселилась на Лахте, сняла комнату неподалеку от станции и ежедневно целыми часами носилась по взморью на лыжах. А вечером шла к Бородуле.
Бородуля по-прежнему с утра до ночи сидел на полу и складывал какие-то железные трубки, причем по-прежнему был похож на ребенка, играющего в кубики под наблюдением любящей няньки.
— Что это вы делаете, Емельян Емельянович? — спросила однажды Малявина, глядя на него с высоты своего табурета.
— Пустяки, Екатерина Сергеевна… Так… Модель… К осеннему сезону… Пустяки… Аппарат для борьбы с наводнениями.
— Неужели это возможно?
— Невозможного тут нет ничего. Особенно теперь, когда у нас в двух шагах Волховстрой…
Бородуля рассказал восхищенной Малявиной, в чем заключается его изобретение. Многого она не поняла, но главную суть уловила: у самого устья Невы ставятся конденсаторы огромной энергии, каждый в 50 тысяч лошадиных сил. Эти конденсаторы будут способны во всякое время создать искусственное движение воздуха, противоборствующее балтийским ветрам.
Малявина с благоговением взглянула на сидящего перед нею человека. Но Бородуля уже не слушал ее. Он снова погрузился в работу.
Его биография
Однажды Малявина сказала ему:
— Расскажите мне вашу жизнь! Я ведь ничего о вас не знаю. Где вы родились? Как вы стали профессором?
— Я такой же профессор, как вы! — сказал он. — Все мое образование — кухонное.
— Кухонное?
— Да. Моя мать была кухаркой у мадам Кирпиченко, а я слизывал с тарелок объедки. Вот и все мое образование.
— А потом вы поступили в гимназию?
— Вот моя гимназия! — сказал Бородуля, потрясая в воздухе «Занимательной физикой».
— И больше вы нигде не учились? — спросила Малявина.
— Учился! — ответил Бородуля. — Учился в слесарной мастерской на Путиловском, в тюрьме на Шпалерной и окопах на Карпатских позициях.
— Вы были на войне?
— Да, я попал в плен, в лазарет, и познакомился там с Фаффендорфером.
— Фаффен…?
— Дорфером. Это знаменитый австрийский ученый! Как же! Неужели не знаете? Башковитый человек — Фаффендорфер! Мы лежали с ним рядом на койках, и он от нечего делать, от скуки целые дни подряд читал мне лекции по физике и химии. К тому времени я здорово научился говорить по-немецки.
И он опять с ребяческой хвастливостью взглянул на Малявину, после чего произнес какую-то длинную немецкую фразу, чтобы показать, как он хорошо говорит по-немецки.
— А потом? — спросила Малявина.
— А потом я попал в кабалу к этому… к Малатесте дель Бомба.
— К кому? — переспросила Малявина.
Но он не ответил. Он насупился и громко вздохнул. Очевидно, память о Малатесте дель Бомба была для него тягостным бременем.
Правый глаз у него нервно задергался, он махнул рукой. И вдруг захохотал.
— Чему вы смеетесь? — спросила Малявина.
— Здорово я раскокал вчера этих приезжих мошенников! — воскликнул он мальчишеским фальцетом. — Будут они помнить Бородулю!
Так Малявиной и не удалось узнать, каким образом Бородуля попал в кабалу к Малатесте дель Бомба.
Предательство
А между тем мистер Брэнч все еще сидит в «Европейской» гостинице и безутешно рыдает над своим спиртуозным молитвенником. Неужели он так и не найдет Бородулю?
Вдруг в комнату входит сладко улыбающийся господин с бакенбардами.
Все лицо посетителя испещрено синяками, но каждый синяк выражает нежнейшую симпатию к мистеру Брэнчу.
И, наклонившись к уху мистера Брэнча, он шепчет:
— Я знаю, где найти Бородулю!
Мистер Брэнч вскакивает и горячо пожимает посетителю руку.
— Где же, где же Бородуля? Говорите скорее!
Посетитель вынимает из жилетного кармана бумажку и подает ее мистеру Брэнчу. На бумажке четко написано: «Лахта, Болотная улица, дом Сиволайнена».
Мистер Брэнч горячо благодарит посетителя.
— Но, пожалуйста, чтоб ни одна душа! — говорит посетитель. — Это только для вас. По дружбе… Я раздобыл этот адрес за четыреста двадцать долларов.
Мистер Брэнч достает бумажник и щедро награждает незнакомца.
Через десять минут он в вагоне Приморской железной дороги, а еще через десять минут — на тихой, занесенной снегом Лахте.
К изумлению мистера Брэнча, вместе с ним из вагона выбежало пять или шесть иностранцев, у каждого из них была бумажка с тем же адресом и каждый из них стал торопливо расспрашивать, где находится дом Сиволайненов.
В испуге глядели жители Лахты на этих людей и шарахались в разные стороны.
Мистер Брэнч отстал. Проклятый чемодан! Зачем он взял с собою чемодан! Не нужно было брать чемодана!
Скоро мистер Брэнч совсем отстал.
Пройдя шагов двести, он так утомился, что бросил чемодан у дороги и в изнеможении сел на него.
Был ясный морозный день. Начинала светить луна. Мистер Брэнч сидел и курил. А потом вынул из чемодана свой алкогольный молитвенник и набожно приложился к нему.
Вдруг он увидел, что по пустынной дороге бежит какой-то дикий человек и отчаянно машет руками, как бы отбиваясь от пчелиного роя.
Человек подбежал ближе и оказался Луи Сан-Бернаром. Лицо у него было так перекошено, словно он проглотил по ошибке динамитный снаряд, который сейчас же взорвется.
За Бернаром скакал фон Граббе, размахивая руками, как мельница, и ежеминутно приседая под каждым кустом.