Джейн это и заводило. Она смотрела на их смущенные смешки и заинтересованные взоры на меня иностранца. И Джейн это невыносимо как мою любовницу бесило.
— «Моя ревнивица Джейн!» — думал, глядя любовно на свою Джейн. И вынося смиренно ее тычки в бок девичьим локотком — «Как ты меня заводишь! Даже, этой дикой своей бешенной женской ревностью!»
Мы оставили веселиться у костра с местным племенем и девочками нашего Дэниела. И вот мы, шли уже по прибою волн у самого берега, разгребая буруны волн босыми и голыми своими ногами.
— «Да, дикие первобытные места» — продолжал думать я — «С не очень большим населением островов, живущих как на самом этом острове. Так и в хижинах на самой воде. Стоящих на высоких деревянных из стволов местных деревьев столбах. И уходящих далеко от берега в бурлящую океанскую воду».
Здесь также, было красиво под водой, как и на том атолле. Также, полно коралловых рыб, и полно акул. А местное население помимо рыбалки, занимается еще и ловлей жемчуга. В самом океане далеко от берега, стояли их хижины. И мы смотрели на них стоящих, прямо в океанских бурных волнах.
— Ведь не боятся штормов! — произнес я, громко перебивая шум прибоя впереди идущей моей Джейн. И показывая ей рукой на стоящие над самой водой, далеко от берега с травяной пальмовой крышей хижины из тростника. И досок местных аборигенов рыбаков.
— Они привыкли! — ответила громко, моя любимая ревнивица Джейн — Они ко всему привыкли! Как бы я хотела, остаться здесь!
— Я тоже! — сказал ей я — Может, останемся после всего здесь?!
— Не против, любимый!
Она вдруг, повернулась, улыбаясь мне в вечернем закате белозубой красивой улыбкой. Как-то, совсем, по-другому, не как раньше — Если перестанешь строить глазки местным девицам!
— Любимая моя Джейн! — произнес я.
И подскочил к ней. И обняв, прижал к себе. Кроме тебя, для меня не существует иных женщин!
Я поцеловал ее в ее прелестные полные женские губы. И она поцеловала меня, и еле оторвалась от поцелуя, закатывая глаза под веки и глубоко дыша придавленной к моей груди своей полной черной от загара твердыми торчащими сосками в белой длинной рубашке грудью.
Я обхватил ее за круглую попку и гибкую, как у кошки тонкую талию. Ощущая ее пупком придавленный к моему животу ее дрожащий в дыхании девичий черный от загара, как и грудь животик.
— Я построю себе лодку. И буду наравне со всеми заниматься рыбалкой, и ловлей жемчуга — сказал я — И забуду, кто я и откуда.
— Я бы тоже, этого хотела — произнесла Джейн.
Джейн была счастлива. Ревность ее ко мне к местным молодым аборигенкам как рукой сняло. Джейн была вспыльчива, как и положено жгучей латиноамериканке, но, быстро отходчивой. Вот она уже была такой, какой была всегда, даже еще красивее. Она просто, расцветала от моей к ней безумной, безудержной любви. Моя Джейн! Ее ревность была вполне уместна. Она безумно любила меня. И была, теперь со мной тесно связана этими узами взаимной любви.
Джейн повернулась снова ко мне.
— Хорошее место, Володя! — сказала громко она.
Джейн научилась говорить по-русски и особенно произносить по-разному, произносить, по-русски мое имя.
— Много горячего песка и чисто. Самое, то! Позагорать на закате. И поплавать, любимый мой! По плескаться в теплой океанской воде под дуновение свежего ветерка. И пение островных птиц.
Джейн отбежала подальше от прибоя, выше на берег. И освободилась от джинсовых шорт и белой своей длинной рубашки. До полосатого нового своего купальника. Такого же, как был тот белый ее на тонких лямочках и замочках, который ей пришлось выбросить как испорченный.
Она была сейчас счастлива и безумно опять в вечернем островном прибрежном этом закате красива. Особенно в лучах заходящего солнца. Почти, совершенно голая как морская нимфа. Ее кожа, просто переливалась черным угольным загаром на ярком заходящем солнце. Этакая русалка этих песчаных островов, Джейн помчалась мимо меня, дернув за руку, в океанскую соленую воду в самый прибой. И нырнула прямо в волны.
Она вынырнула и крикнула, зовя меня к себе в набегающих на песчаный берег волнах.
Я тоже, подбежав к ее лежащей на песке одежде. Сбросил свои единственные закатанные штанинами светлые брюки. И бросился в объятья океана и своей любимой соблазнительницы морской плещущейся, и смеющейся от счастья в бурных прибрежных волнах красавицы нимфы. Я бросился в объятья своей любимой Джейн. И мы, обнявшись вместе, купались, ныряя в прибой песчаного берега. Одни на этом вечернем одиноком под заходящем вечерним быстро садящимся за горизонт ярком солнце. Мы плескались как дети в соленой вечерней и теплой океанской воде. Не далеко от самого берега.
Казалось, мы были одни в этом мире. Валяясь на горячем вечернем белом коралловом песке, мы даже не замечали местных аборигенов рыбаков. Не так далеко от нас в лодках. В стороне, от своих стоящих над водой на деревянных сваях опорах рыбацких хижинах.
Возможно, они видели нас, сидящих на том песке, обнявшись и любующихся вечерним закатом. И не обращая на нас особого внимания, занимались своим рыбацким делом.
Это был настоящий Рай. Морской любовный Рай. И только наедине со своей любимой Джейн.
Солнце садилось. И надо было возвращаться в селение и на свою яхту.
Наступала холодная ночь. Было часов одиннадцать вечера.
Уже виднелись звезды на тропическом без единого облачка океанском небе. Ночь на суше, за долгие месяцы в океане. Я первый раз ступил на сушу, хоть и не свою, но сушу. Мои ноги ощутили этот горячий коралловый безымянного острова. Как было все здорово! Я был тоже не менее счастлив. Песок чужого тропического, и как и моя любимая Джейн!
Мы с Джейн были неразлучны теперь. Мы шли, держась за руки. И взяв с собой в руки нашу одежду, почти голышом назад по воде, прибрежному прибою в сторону селения островитян.
Джейн быстро осваивала русский язык и довольно успешно. Она была просто молодец. Училась прямо на ходу. Она, хоть и жутко ломано, но уже говорила со мной по-русски. Время от времени, мы иногда общались с ней по-нашему. В общем, молодец моя красавица девочка.
Наступала снова ночь. Было уже, наверное, двенадцать, но я не смотрел от своей неудержимой любви к моей Джейн на время. Становилось уже темно, и только взошедшая следом за Солнцем яркие мерцающие в черном небе звезды, и яркая Луна освещала нам дорогу под звездным тропическим небом. Мы далеко ушли от селения островитян сами того не заметив. И вот, надо было идти назад. Было уже часов, наверное, двенадцать. И мы припозднились с приходом.
Дэниел, наверное, заждался нас, а, может, и нет. Он, тоже с кем-то здесь познакомился на острове, и привел на яхту девицу из местных. И мы с Джейн решили не мешать парню, повеселиться ночью на Арабелле.
Мы с моей красавицей Джейн пустились дальше в другую сторону берега острова, любуясь красотами уже ночного мира этих островов.
Джейн не очень, то торопилась расставаться с ночным морским берегом. И мне это, тоже было по душе.
Было темно и тихо. И, лишь на горизонте светилась, пока еще светлая яркая полоска, оставленная зашедшим за его край Солнцем.
Мы шли по берегу в полосе прибоя у самой его кромки. Удаляясь, вновь от нашей яхты. Мы шли в полной темноте под яркой желтой Луной. В ночной темноте и горящими, и мерцающими огоньками звездами. Дневной весь шум стих. И только громко голосили сверчки. Где-то, далеко в прибрежном тропическом лесу.
Джейн прижавшись ко мне, обхватила меня за пояс своей правой девичьей загоревшей до черноты ручкой. Обхватив за мужской торс. И пощипывая меня своими маленькими девичьими за подрумяненный на солнце правый бок пальчиками. А, я обнял ее за плечо. Прижав плотно к себе и, согреваясь, ее женским любящим тепло полуголым загорелым до угольной, почти черноты молодым двадцатидевятилетним телом.
Стояла тишина. И только был слышен шум прибоя волн. Все кругом спало. Даже затихли все островные галдящие целыми днями птицы.
Было двенадцать ночи. И Джейн захватила бутылку мексиканской Текилы и нашей русской водки с яхты для согрева. И немного еды для закуски в виде нарезанного кусками лангуста и местных маленьких красных креветок. Подаренных в качестве награды и угощения нам как гостям местными туземцами островного племени и рыбаками. Взяла стеклянные из толстого стекла маленькие стаканчики. Нож с кухонного кубрика, вилки и все это Джейн упаковала в специальную походную из брезента сумку с борта Арабеллы. И отдала ее мне. И вот мы, снова брели по прибрежной, пока еще горячей не остывшей от палящего, давно уже зашедшего за горизонт Солнца воде.
Я был в одних плавках. А Джейн в своем полосатом цветном на замочках и тоненьких лямочках купальнике. Мы бросили свою одежду на Арабелле, чтобы не таскать лишнее с собой. Наверное, зря. Становилось заметно, прохладно. Ветер, летящий с океана, охлаждал быстро воздух. Он подымал большие буруны прибрежных волн, и шевелил пальмовые листья на прибрежных пальмах. И листву тропических кустарников и деревьев.
— Надо, где-нибудь, милый укрыться — сказала мне, почти на ухо моя ненаглядная Джейн.
— Я думаю, нам лучше вернуться на нашу яхту — ответил ей также на ухо я — А, то намерзнемся за ночь.
Я подзагорел сильнее, как и говорила моя Джейн. И чувствовал пощипывание на кож е от загара. Я уже был близок к ней по цвету кожи. Заметно поджарился на открытом тропическом Солнце.
Я распечатали бутылку нашей русской водки, прямо стоя в прибрежной бурлящей волнами воде, зажав ее коленками, и выковырял ножом пробку.
Моя Джейн достала из сумки кусочками нарезанного лангуста, и мы глотнули, совсем, чуть-чуть, из тех маленьких стеклянных стаканчиков здесь же припасенных моей милой Джейн. Закусив им и маленькими красными креветками. Мы повернули назад, и пошли быстрее.
Нам стало веселее от жгучего и горячительного, и гораздо теплее.
Тут Джейн увидела недалеко от берега среди прибрежных деревьев на прибрежном склоне, какую-то невысокую, по-видимому, брошенную хижину из пальмовых листьев и сплетенную из прутьев. Как она ее рассмотрела в почти, уже полной темноте наступившей ночи?! Мне не понятно. Было темно, хоть глаз выколи.