Я пошел, слегка пригибаясь все еще прихрамывая на больную правую ногу.
— «Опять правая!» — думал я — «Снова, теперь болит как после ранения! Еще эта чудовищная качка! Вот, сука!».
Яхту качало уже сильнее на волнах, чем раньше. Она входила в полосу шторма, которого нельзя было избежать.
— «Как там, сейчас на тросу Арабелла?» — думал я — «Только бы не отвязалась. Думаю, эти козлы ее ловить в шторм не станут. И просто, бросят на произвол судьбы».
Я думал сейчас об этом, и шел осторожно, и тихо босыми переступая ногами по холодному освещенному полу трюмного между спящими каютами коридору. Мимо дверей из красного дерева. Закрытых дверей. Откуда не доносилось больше звуков. Иногда слышался храп.
— «Значит, практически все спят» — думал, прислушиваясь ко всему я — «Значит, все идет как надо».
Нашей драки и возни никто таки не слышал здесь. И это очень было хорошо. И тикали часы на моей левой руке, и на таймере взрывчатки. В том водолазном трюме на стене отсека и переборках. Куда я сбросил мертвое тело этой гангстерской сучки.
Эта смертельная схватка напрочь во мне убила страх перед опасностью. И, лишь добавила уверенности в том, что я сейчас делаю. Уверенности в своих силах и себе.
Я продвигался тихо, как только мог по просторному освещенному ярким светом длинному коридору. Кругом был слышен только шум волн. И их удары о прочный корпус черной гангстерской яхты, ныряющей в бушующую волну.
Я осторожно подошел к той двери, где до этого был допрос, и слышны были голоса этой убитой мною сучки Рэйчел и некоего Рика, которого я еще не видел своими глазами. Но, вероятно он мог быть тут.
Я осторожно взялся за дверь каюты и тихо приоткрыл ее. Тихо и осторожно, прислушиваясь о том, что могло быть внутри каюты. Там была тишина, но горел свет. Но никого не было. Видимо, этот самый друг этой укокошенной только, что мною Рэйчел, вышел куда-то, пока мы бились с ней за дальним углом от этой каюты коридора. Вышел, может в туалет, может, просто решил отдохнуть на время. Может, еще куда. Но, каюта была пустая.
В узкую щель это было видно. И я, приоткрыл дверь сильнее, и увидел мою Джейн! Мою девочку Джейн! Мою ненаглядную Джейн! Привязанную к стулу и избитую. Но в сознании. Она увидела меня, подняв свои наполненные страданием и слезами девичьи черные как ночь глаза.
Джейн заморгала ими. И по избитым ее руками врагов щекам полились горькие обильные слезы. Губки ее были опухшими от побоев, и в крови. И слева лицо опухло от ударов, и затек уже левый ее глаз.
Она была в том своем легком гидрокостюме, распахнутом, почти целиком до ее овального черненького от плотного загара с кругленьким красивым пупком животика.
Замок на костюме был сорван. И была видна в полосатом цветном узком лифчике купальника ее Джейн мокрая от пота и в ручейках крови девичья трепетная, полная с торчащими сосками грудь.
Гидрокостюм акваланга был сильно порван, и приспущен на ее загорелых до черноты плечах. И по узкой девичьей спине лежали растрепанные черные вьющиеся змеями прилипшие от пота длинные волосы. Свисающие, мокрыми слипшимися локонами от мучений спутанными и извивающимися, по ее спине и девичьим полуоголенным плечам. Прикрывая мокрыми вьющимися сосульками ее избитое в крови миленькое девичье личико. На миленькой избитой кулаками головке моей ненаглядной красавицы Джейн.
Руки Джейн были завернуты назад через спинку этого деревянного крепкого пыточного стула. И привязаны сзади крепкой обычной тонкой веревкой поверх голых запястьев черных от плотного загара рук безрукавого порванного легкого ее гидрокостюма. И были в синяках, как и все ее, по-видимому, девичье нежное тело. Маленькие девичьи пальчики на руках Джейн посинели от надава той веревки.
Ее загорелые в облегающем гидрокостюме, практически целиком стройные полные ляжками и крутые в бедрах девичьи ножки, тоже, обрызганные ее с девичьего лица кровью были вместе сжаты. Одна к одной. И туго связаны веревкой. И прикручены к ножкам этого деревянного пыточного стула, чуть касались носочками пальчиков голых черненьких маленьких женских ступней пола. Ее все женское тело, любимой, было избито и истерзано этими ублюдками. Особенно досталось ее лицу. Оно было все в крови. В прилипших к нему длинных сосульками мокрых волосах. И половина его отекла и опухла от побоев.
Я потрясенный увиденным с ужасом на глазах и безумной любовью распахнул дверь и увидел, что никого не было в каюте. Она моя Джейн была сейчас здесь одна. Ее бросили, видимо, пока я боролся с той убитой мною сучкой Рэйчел. И на некоторое, видимо, короткое время. Возможно, решая уже ее дальнейшую судьбу.
— Володенька! — произнесла еле слышно она — Миленький мой! Живой! Миленький, Володенька! Любимый!
Она, пытаясь улыбнуться разбитыми в кровь губами, простонала от боли. И отключилась и ее черноволосая избитая в кровь девичья головка, упала на ее девичью обрызганную кровью тяжело дышащую голую черненькую загоревшую до черноты, мною не раз исцелованную трепетную грудь.
Я кинулся к ней. И начал ее быстро отвязывать, обрезая своим подводным острым ножом на руках и ногах веревки. И освобождая от этого проклятого пыточного стула.
— Володенька мой, любимый! — она прошептала прейдя, снова в себя. И целовала меня, как сумасшедшая, по-русски и английски одновременно, перемешивая оба языка — Володенька, мой ненаглядный! Я знала, что ты живой! Знала, что не найдут тебя эти выродки!
Я быстро глянул на подводные часы на моей левой руке. Было десять минут первого ночи. Минут через пятнадцать должна рвануть CI-4. И разнести здесь все в щепки. Всех этих морских ублюдков. Из-за, которых страдает моя Джейн. И погиб Дэниел.
— Давай, бежим отсюда, Джейн, любимая моя — шептал я, ей тихо, целуя ее в полненькие избитые руками этих палачей девичьи губки.
Личико Джейн было в ссадинах и синяках. Она стонала от боли и мучений, приходя в себя от долгой сидячки на этой пыточной привязи.
— Руки совсем затекли — простонала моя любимая.
Я их, тоже исцеловал своими губами. А, она, приложила их к моему лицу. И смотрела в мои синие страдальческие и жалостливые как у преданной собаки глаза. Смотрела с безумной преданной любовью.
Жертвенной любовью несчастной измученной ради этой любви женщины.
— Сволочи! — прошипел я взбешенный, глядя на истерзанную всю мою Джейн — Что они с тобой сделали!
— Миленький мой — она шептала мне радостно по-русски — Хороший мой — радовалась Джейн моему появлению.
— Любимая моя! — шептал я ласково, сдерживая дрожащий от гнева и сострадания голосом — Любимая, девочка моя! Моя ты куколка!
Я, буквально, выдернул ее из того пыточного деревянного стула. Который был, наверное, специально здесь для этого и сделан — Я забрал твой золотой медальон. Помнишь его? — я произнес Джейн. И показал намотанную золотую цепочку на левую руку. И красивый старинный найденный ею на рифе медальон.
— Ты отобрал его у этой Рэйчел — произнесла еле слышно моя измученная побоями Джейн.
— Да — прошептал я ей, почти на ухо — Я убил эту тварь, девочка моя. Убил. И убью здесь скоро всех, кто тебе делал больно. Я пришел за тобой. Любимая моя!
Я поднял свою Джейн на руках, подхватив под узкую женскую в изорванном заляпанной кровью гидрокостюме спину. И под красивые в ее изорванном легком гидрокостюме полненькие икрами ляжками и крутыми бедрами стройные мною не раз исцелованные согнутые в коленях ножки.
— Я пришел за тобой! — повторил я ей, и она, снова посмотрела на меня, приподняв свою миленькую избитую в кровь, опухшую от звериных ударов этого ублюдка Рика и той убитой мною сучки наемницы Рэйчел, черноволосую со слипшимися перепутанными, и растрепанными длинными вьющимися локонами мокрыми волосами от пота девичью головку. Она положила мне ее на левое плечо. И прижалась, почти окровавленным личиком к моему подбородку.
— Колючий — прошептала она. Сквозь стон, прямо в мое ухо. Так, тихо, ели слышно Джейн — Не бритый, как всегда. И такой мною любимый.
Я действительно был не бритый. И уже с колючей бородой. Даже, сам не заметил, как зарос длинной колючей рыжеватой щетиной, из-за всего этого кошмара.
— Любимый мой, Володенька — прошептала Джейн, глядя на меня жалобным ласковым взглядом черных глаз, и замолчала, прижавшись ко мне. Потом произнесла — Я знала, что ты живой. Я знала, что они не найдут тебя. И ты придешь за мной, любимый.
— Тише, любимая моя — шептал я, вынося аккуратно и тихо ее, выглядывая в коридор между каютами — Твари, что они с тобой сделали! Сволочи! Такую красоту так бить! Твари!
Яхту швырнуло на бушующей волне, и я отлетел вместе с Джейн к противоположной стене от каюты коридора, ударившись и развернувшись по инерции спиной. И в это время открылась дверь, буквально передо мной каюты. И я увидел того, кто пытал мою любимую Джейн. А он, увидел меня. И был, словно парализован такой вот неожиданной встречей.
Это был тот самый, как я понял Рик. Здоровенный детина, и достаточно мощный тип. С бинтом на голове. Возможно, получил недавно в драке со своими собратьями по оружию здесь же на яхте. Заросший жиденькой черной бороденкой и усами. Но с мускулистыми загорелыми, руками и голым жилистым торсом. Загоревший, тоже до черноты. Раздетый до пояса в одних армейских зеленого цвета штанах на широком ремне, на котором была кобура с пистолетом. И в таких же армейских кованых ботинках, какие были на той убитой мною сучке Рэйчел.
Он курил сигарету и из открытой каюты повалил густой дым.
Рик, буквально, так и замер в дверях с той сигаретой, глядя на нас.
Он действительно был ошарашен от того, что только, что увидел. И, видимо, туго соображал, как это все вышло. Но, я быстро сообразил, что делать дальше. Я держал как раз подводный нож. Тот свой в своей правой руке. Крепко сжимая своими пальцами под ножками моей любимой Джейн. И я, кинулся, прямо с Джейн на руках и выставленным вперед, тем ножом на этого морского гангстера ублюдка. Он, даже не отскочил в сторону от такой неожиданной «радостной» встречи. И я помню, как мой тот подводный острый нож, воткнулся ему, прямо в мускулистое брюхо. И мы влетели все трое в ту каюту, запнувшись о порог, и падая друг на друга. Нож вошел по самую рукоятку тому Рику в его живот, распарывая его снизу доверху. И выворачивая гангстера вонючие кишки. Он, было, закричал, но я ударил в довесок его по голове левой рукой лежа на Джейн, и на нем. Облитый брызжущей из разрезанного его живота артериальной кровью.