Я слышал как, гремя стальными креплениями, уносятся в бездонную океанскую глубину, развиваясь как белые флаги треугольные носовые кливера на нейлоновых тросах. Оторванные от самой яхты и уходящие стремительно в океанскую бездну последними вслед гибнущему судну.
Арабелла прощалась со мной, уходя на дно океана.
Я слышал голос подо мной нашего с Джейн погибающего в неистовом диком шторме судна.
И эти, какие-то отдаленные неразборчивые чьи-то голоса. Откуда-то сверху. И этот свет, этот яркий лилового оттенка свет. Такой теплый, и яркий, согревающий меня в каком-то невесомом состоянии. Словно, не в самой штормовой воде, а в зависшем неподвижно воздухе без какой-либо, качки и тряски. Свет обволакивающий мое тело. Тело утопленника.
Бесчувственное и холодное. В изорванном синем акваланга гидрокостюме. Этот лилового оттенка яркий теплый спасительный свет…
— Они пришли за мной — я услышал, вдруг перед собой голос моей Джейн. Этот ее голос, исключительно по-русски. И уже, без какого-либо акцента, и еле слышно.
— Кто пришел, любимая — произнес тихо и напугано я Джейн.
Откуда-то, из пустоты и темноты передо мной прозвучал ее голос — Мои сестры. Сестры океана. Прощай, любимый. Ты подарил мне столько любви, что мне не забыть никогда тебя. Не забыть дочери Посейдона. Прощай.
— Джейн, любимая — прошептал тихо ей я, словно, боясь чего-то — Где ты? Я не вижу тебя.
Я не видел и уже не чувствовал любимую.
— Где ты, Джейн? — я уже громче, произнес. И голос мой странно прозвучал. Как-то необычно. Как в каком-то пространстве. Уносясь далеко эхом в глубину чего-то черного и бесконечного. Такого же глубокого как сам Тихий океан.
Я протягивал вперед ослабевшие, почти бесчувственные свои с растопыренными пальцами руки, надеясь нащупать ее нежное красивое, хоть и умирающее женское тело любимой. Тело женщины беременной моим ребенком.
— Володенька, мой любимый — целуя жарким последним поцелуем своих невидимых губ меня, жадно как сумасшедшая, перед вечным расставанием, произнесла откуда-то из пустоты моя Джейн — Володенька, мой ненаглядный! Я знаю, ты выживешь! Ты должен жить! Прощай! — раздалось, уже где-то надо мной. Громко и отдаленно.
— Джейн! Любимая моя! — помню, я закричал, захлебываясь солеными штормовыми бушующими волнами в панике я, до того как начал уходить из своего призрачного сознания, так и не понимая что происходит.
— Не покидай, девочка моя меня! Любимая моя! — кричал я в океанскую бездну — Прошу тебя не покидай меня! Не покидай! Не покидай!
— Прощай, любимый! — раздалось перекатывающимся женским мелодичным эхом уже, где-то совсем далеко — Забудь обо мне. И начни все заново! Прощай! — прозвучал голос русалки. И, махнув плавником рыбьего хвост, она исчезла в глубине Тихого океана.
И все стало, вдруг растворяться передо мной. Даже, на моем теле мой прорезиненный акваланга порванный и протертый синий с черными полосами гидрокостюм. Он стал превращаться в соленую океана воду. И в обычную мокрую от воды моряка одежду. И кругом, только ящики и бочки от затонувшего моего грузового сгоревшего торгового судна. И я увидел чьи-то руки.
Руки, тянущиеся ко мне лежащему в воде. Под ударами бушующих волн, возле какой-то шлюпки. И человеческие на иностранном языке голоса.
Много голосов. И руки, руки, берущие и тянущие мое, почти безжизненное, бесчувственное, холодное и мокрое тело из воды. И растворяющаяся перед моими еле открытыми синими на лице глазами лилового цвета пелена. Пелена, удаляющаяся куда-то далеко, далеко в открытый океан. Пелена, похожая на некий призрачный и очень теплый туман. Через который был слышен шум отдаляющихся штормовых волн. И не откуда взявшийся крик дельфинов.
Чьи-то руки, вцепившись в меня со всех сторон своими цепкими сильными пальцами. Выхватили меня из этой пелены лилового цвета тумана. И понесли вверх, словно к небу или облакам.
Один среди волн
— Мои ноги! — я простонал не чувствуя их совершенно — Я не чувствую их! Черт дери, что со мной и с моими ногами?! — я кричал на весь медицинский кубрик как ненормальный по-русски, ругаясь матом на всю эту каюту, всполошив здесь всех.
Выйдя из бессознательного состояния, я сев на своей теперь медицинской постели, пытался растереть свои ноги. Но, все безрезультатно. Они были совершенно нечувствительны к растиранию.
— Черт подери! — я выл от немощности — Что со мной?!
— Потерпите немного — произнес, по-английски, через рядом стоящего моряка переводчика, судовой иностранец доктор — Они через некоторое время отойдут. Это все вода и время вашего долгого пребывания в ней. В состоянии полного бессознательного состояния и недвижимости. Нужно только подождать. Я вам сделал инъекцию. Все должно прийти в норму.
— Черт подери! — произнес громко я — Где я?! — я смотрел на окруживших мою больничную в медицинском кубрике постель пришедших сюда людей.
Здесь был капитан какого-то корабля, на котором, теперь находился я, и судовой врач с медсестрами. И часть команды, похоже, пассажирского круизного лайнера. Мне показалось, что это были англичане.
— Я, что на корабле?! — спросил громко я, пытаясь выговаривать слова по-английски — На пассажирском судне?!
Но слова еле вязались на моем иссохшем от морской соли языке. И меня лихорадило. Возможно от той самой инъекции. Внутри был жар, и болела голова. Она у меня так болела по молодости. Но, потом, все прошло, и болела она редко. Но, сейчас она, просто раскалывалась, и боль была несносной. И меня это нервировало еще дополнительно к моим бесчувственным ногам. Я, просто, не находил себе места.
— Черт вас всех дери! — кричал я как сумасшедший — Где я нахожусь?! И что со мной?! Почему так чертовски болит голова. И в ушах какой-то шум?!
— Вы находитесь на круизном пассажирском лайнере «FANTASIA» круизной кампании «Сruises» под флагом USA, идущий рейсом из Италии назад в США — произнес стоящий перед моей больничной постелью высокий полноватый в форме капитана молодой, лет тридцати или сорока мужчина. По обе стороны от него стояла некоторая часть его команды, включая остальных офицеров круизного судна и судовых врачей.
— Мы нашли вас в открытом океане по сигналу SOS! Вами посланному или вашим затонувшим судном. Мы смогли вас подобрать с воды. И только одного плавающего среди судовых обгоревших обломков.
— Одного?! — я продолжал, громко говорить на той же интонации, и на английском — Почему одного?! А, где все?!
— Мы не знаем — произнес капитан — Возможно, погибли или, уплыли, бросив вас одного. Возможно, посчитали мертвым.
— Вот как! — произнес громко я. Голова гудела как паровоз, и звенело в ушах. И я, плохо, даже слышал — А, мои ноги! Что с ними?!
Казалось, я схожу уже с ума от всего, что со мной сейчас происходило.
— Сейчас 30 июля и восемь тридцать утра, как мы вас нашли, и вы пришли в себя. Скоро все восстановиться — произнес, видимо старший на этом корабле судовой врач. Тоже высокого, под стать капитану роста и в белом, как и все врачи, халате.
— Это все из-за чрезвычайно долгого пребывания в воде при резком перепаде дневной и ночной температуры в подвешенном практически горизонтальном состоянии, близкой к невесомости. Почти, как у космонавтов. Только, чуть хуже. У вас отошла вверх к голове кровь. И отключились полностью ноги. Поэтому болит голова и со слухом некоторые проблемы. Но, все приходит в норму и сейчас не смертельно. Сейчас поднялась, по всей видимости, еще и температура. И организм стал восстанавливаться и приходить в норму. Скоро будет вниз приток крови. И отойдут и заболят ваши ноги. И придется делать обезболивающее. Вы не представляете, сколько пришлось приложить усилий, чтобы отмыть вас от какой-то зеленой морской слизи, пока вы были без сознания. Возможно, она согревала вас в воде, как в этакой целлофановой пленке или упаковке. Состав ее странный. И пока, непонятен. Но, явно от какого-то морского органического и живого существа.
Я смотрел на доктора пристальным непонимающим, вообще всего происходящего глазами — Черт, вас дери! — выругался снова я, не веря всему, что слышал. Казалось это какой-то сон, дурной кошмарный сон, а не
реальность.
— Вы скажете, наконец, где я нахожусь?! — прокричал я — И что со мной?!
— Вы русский? — спросил неожиданно капитан, слыша русскую ругань. И речь, поняв, что я все-таки, понимаю еще и по-английски, раз начал говорить на этом языке, перехватив инициативу у доктора.
— Ну, русский! — я прокричал, выходя из себя. И перевел ошарашенный и взбешенный уже взгляд на капитана корабля — И что с того!
— Понимаете — произнес, снова громко, но выдержанно, судовой врач — Вы очень долго были в глубокой отключке. Это когда организм попадает в критическую ситуацию, между жизнью и смертью. Он, просто отключает сознание. И борется автоматически за собственную живучесть. Как в данном случае с вами. Судя по вашему состоянию вы действительно были невероятно долго в открытом океане и в воде.
Он поинтересовался тут же — Как, кстати, ваше имя? А то, при вас не найдено ни каких документов, кроме формы моряка.
— Владимир! — произнес я доктору и всем присутствующим здесь.
Я немного успокоился, и пытался быть теперь, более уравновешенным, понизив интонацию своего голоса.
— Ивашов Владимир, Семенович, если угодно! — добавил я, обращаясь непосредственно к доктору. Доктор, вообще оказался более лояльным и разговорчивым в отличие от других.
Со мной в основном разговаривал он. И сам капитан спасшего меня корабля. Остальные, делая круглые и удивленные глаза, лишь переговаривались полушепотом между собой вокруг моей больничной постели.
— Вы пробыли в океане, не менее двенадцати суток. Двенадцать суток в океанской воде — произнес, вместо капитана сам доктор — Пока мы не подобрали вас.
— Не подобрали меня?! — я удивленно и громко спросил, как бы всех разом. По новой, постепенно доходя до сказанного выше. До меня, вообще сейчас все трудно доходило. И я, снова спросил — Двенадцать суток в океане?!