И все же она решилась.
Зрачки Лизы расширились от усилия, которое она прилагала, чтобы скользнуть взглядом по вытянутой руке. Нервная дрожь внезапно перешла в крупный озноб, ее тело сотрясалось, на лбу выступили мелкие капельки пота, перед глазами все плыло и двоилось, но все же неимоверным усилием она смогла сконцентрировать взгляд на ране…
Сдавленный стон вырвался из ее пересохшего горла.
Под распоротой кожей, в кровавом разрезе судорожно дергались тоненькие тросики сервоприводов, реагируя на бессознательное напряжение ее мышц, они, бесшумно сокращаясь, ворочались в ране, влажно отблескивая алым…
Их вид подавлял, завораживал: не было сил отвести взгляд…
…В двери комнаты осторожно постучали.
Этот негромкий, но настойчивый звук вышиб ее сознание из ступора, выкинул его назад в реальность.
Господи… Это, наверное, Сэм…
Кровь из распоротого запястья капала на пол, растекаясь по пластику душевого поддона. Лизу мутило. В ушах стоял непонятный гул, будто рядом продувал турбины орбитальный челнок.
Стук в дверь повторился.
Она в панике огляделась вокруг, потом резко ударила ладонью по регулятору смесителя.
Горячие струи воды ударили сверху, мгновенно растворяя тягучую, вишневую лужу крови. Розовая жидкость на секунду наполнила поддон, а затем с шумным всхлипом ушла в канализационное отверстие.
— Да? — едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, громко произнесла Лиза.
Сквозь приоткрытую дверь ванной она видела, как в комнату вошел Лайт. Лиза отпрянула к стене, инстинктивно зажимая левой рукой порезанное запястье правой.
— Чего тебе?! — крикнула она.
Телохранитель, услышав ее оклик, повернулся. Шум падающей воды заставил его смутиться.
— Я зашел сказать, что звонил Сэм, он задерживается, — громко произнес Лайт, демонстративно отвернувшись от приоткрытой двери ванной комнаты. — Я собираюсь пойти в зал, перекусить.
— Хорошо! — Лиза старалась говорить спокойно, но если бы не шум бьющих в пластиковый поддон струй, то ей вряд ли удалось бы скрыть дрожь в своём голосе.
Лайт кинул беглый взгляд по сторонам, потом шагнул к столу. Сердце Лизы ударило гулко и неровно, но он не обратил никакого внимания на активированный терминал и нейросенсорный шунт, болтавшийся в воздухе подле подлокотника кресла. Казалось, что его это ничуть не трогает. Молча составив на пустой поднос оставшуюся после завтрака посуду, он накрыл его колпаком и вышел.
Дверь комнаты, прошипев пневматикой, встала на место.
Лиза без сил сползла по стене.
Упругие струи горячей воды били ее по голове, плечам, но она не ощущала их напора: машинально зажимая рану, она плакала, горько и безудержно.
Ее мир окончательно погиб.
Надежда всегда умирает последней. Человек, обронивший эту злую фразу в далекой древности, наверное, не мог предположить, сколько страшных доказательств его правоты будет раз за разом предлагать жизнь.
Лиза вела себя так, как свойственно неизлечимо больному человеку, который случайно узнал правду о себе. Стоит признать это за факт, поддаться отчаянию, безысходности — и ты труп.
Биологический робот… — это определение само по себе возникло в голове, вывернувшись из непознанных глубин подсознания.
Холод в груди уже стал невыносим.
Лиза мало сталкивалась в своей жизни с человекоподобными машинами, а уж с одушевленными — тем более. Можно понять ее ужас, отвращение, неприятие — ведь ей предлагалось поверить в свою нечеловеческую природу, осознать себя. Кем? Пылесосом? Кухонным комбайном, которому кто-то ради забавы или злой шутки присобачил мыслящий блок?
Не было сил поверить в это, потому что осознание факта своей искусственности, принадлежности к миру бытовых агрегатов перечеркивало все. Всю жизнь, начиная от детства и заканчивая последними, страшными по содержанию произошедших событий сутками.
Нужно что-то делать…
Эта мысль гулким набатом отдавалась в голове.
Прошло немало времени, прежде чем она смогла заставить себя встать и перекрыть воду. Машинально включив режим воздушного полотенца, Лиза ощутила поток теплого воздуха, бьющего из отверстий в стенах душевой кабинки.
Ей бы сейчас сойти с ума или, на худой конец, просто отключиться, как, впрочем, и подобает машине, но…
Лиза не могла сделать ни первого, ни второго. У нее не было власти над собой. Ее сознание, загнанное в тупик, припечатанное к стене, почему-то не желало сдаваться.
Постепенно, секунда за секундой, до нее начала доходить вся дикость возникшей ситуации.
«Если Сережины записи не лгут… Если я и вправду кукла, созданная для удовлетворения сексуальных потребностей купившего меня человека, то почему… почему я стою тут и плачу?» — лихорадочно думала она.
Мысль казалась шокирующей.
Лиза не ощущала себя машиной. Ничто в ее сознании не соответствовало тому стереотипу, который, в понимании рядового обывателя, описывает поведение запрограммированного механизма.
Ее тело могло быть создано искусственным путем, но разум, сознание были настоящими.
Эта мысль не принесла должного облегчения, скорее наоборот: ей стало еще больнее, горше, к горлу вновь подкатил удушливый комок рыданий, но тем сильнее она смогла почувствовать свою двойственность.
Выйдя из ванной комнаты, она без сил опустилась в кресло.
Если Сергей не лгал в своих записях… А ведь он не лгал — это уже становилось очевидным… Но тогда ситуация резко менялась, с нее словно бы сорвали дымчатую вуаль недосказанности, обнажая угловатый каркас настоящих событий.
Он расследовал похищение личностей через Сеть… Сергей подозревал, что настоящие, человеческие сознания внедряются в искусственные оболочки, и потому купил меня… Значит, я… мое сознание также было украдено!..
От этой догадки она вдруг испытала такое невероятное облегчение, что едва не вскочила.
«Господи, ну конечно… Я… Я живая… Я живая, я мыслю, я чувствую… Надо мной не довлеют какие-либо рамки. Я… Я сейчас буду бежать в ту сторону, куда захочу, и ничья воля не сможет остановить меня…»
Мысли были путаными, обрывочными, но правильными.
Из любого тупика всегда есть выход, — внезапно пришли на ум чьи-то слова. — Хотя бы тот, которым ты зашла в этот тупик…
Правильно… Правильно…
Не в силах усидеть на месте, Лиза вскочила на ноги.
Комната была слишком тесной. Она металась по ней от стены к стене, сбитая с толку, вся взбудораженная, мокрая, заплаканная, утыкаясь без цели то в шкаф с одеждой, то в рабочий стол Сэма, то присаживаясь на край разобранной постели и снова вскакивая.
«Нужно успокоиться… — уговаривала себя Лиза. — Нужно примириться с этим знанием, хотя бы ненадолго. Надо действовать, что-то делать…»
Немного поостыв, она поняла, что не знает, каким образом сможет выпутаться из сложившейся ситуации.
Первым ее порывом была мысль о Сэме, но стоило подумать о нем, как душу наполнила язвительная горечь.
Еще один мужчина, который не побрезговал воспользоваться ею по прямому предназначению — как покорной, безропотной куклой…
В этот миг Лиза не задумывалась над тем, зачем ему при этом было рассказывать о себе, ухаживать за нею, напрягаться, — сейчас она понимала и помнила лишь одно: он знал о том, что она киборг. Он просто не мог не знать этого. Врач, который пользовал ее раны, должен был обязательно поставить его в известность о том, что пациентка оказалась не совсем обычной в плане анатомического строения тела. Значит, Сэм оказался таким же бездушным, надменным и жестоким, как те, кто исковеркал ее сознание, убил ее настоящее тело, сделал из нее послушную чужой воле рабу.
В душе Лизы вдруг начало подниматься что-то темное, горячее, как та кровь, что капала некоторое время назад из ее распоротого запястья.
Кто-то боялся ее. Кто-то добивался ее устранения, не брезгуя при этом ни подкупом лейтенанта Моргана из МСБ, ни собственным инкогнито, значит, ставки оказались чрезвычайно высоки. А если так, то охота не закончена, просто ее след на время потерян…
Лиза не знала, каким образом ситуация смогла зайти столь далеко. Сейчас, делая сбивчивые выводы из известных фактов, она могла по большому счету только догадываться об истинных причинах происходящего.
Вероятнее всего, она просто вышла из-под контроля наложенных на плененный разум ограничений и в какой-то миг вновь стала самой собой: стоило вспомнить, как внезапно, одним серым тусклым утром, пелена непонятной эйфории упала с ее глаз…
Значит, существовали люди, которые знают, кем она была на самом деле, те, кто сделал ее куклой…
Мысли, горячие и беспокойные, метались в голове.
«Сэм меня предал. Сергей умер. Остальные люди остаются равнодушны, но лишь до тех пор, пока скрыта правда о том, кто я есть на самом деле».
«А насколько я киборг?»
Лиза с трудом заставила себя отнять руку от раны. Кровь уже запеклась по краям уродливого пореза, обрамляя его черной каймой подсохшей корки, но сервоприводы в глубине раны влажно отсвечивали алым.
«Насколько я не человек?» — эта мысль все сильнее овладевала ею.
Ответить на данный вопрос можно было лишь при помощи специального оборудования, и уж точно не в этих стенах. Сейчас, когда первый шок понемногу начал отпускать ее разум из своих железных тисков, Лиза внезапно ощутила, как к ней начало возвращаться спокойствие. Ее не покидала внутренняя уверенность в том, что она справится… вернее, справлялась в прошлом с ситуациями гораздо более горькими, худшими по своей эмоциональной напряженности.
Нужно вспомнить, кем я была, но прежде бежать отсюда…
Обретение свободы, пусть даже и мнимой, внезапно показалось ей обязательнейшим условием.
Виной тому, без сомнения, был Сэм. Если к Сергею Лиза могла испытывать чувства далеко не однозначные, но более или менее притупленные, равнодушные, то с Крайневым все обстояло иначе. С Сэмом она сблизилась, уже пребывая в собственном, если так можно выразиться, сознании. Даже сейчас, испытывая внутреннюю боль при мысли о нем, Лиза не могла солгать себе, признать, что он ей безразличен.