– Я не об этом, – грустно сказал Вадик.
– По-моему, тоже, – сказала Аня. – Если бы меня так надули, я бы до конца дней своих обиделась.
– Это страшно – узнать, что звёзд не было, – тихо сказал Вадик.
– А почему ты думаешь, что звёзд не было? – спросила я, а звёзды светло и серебристо засмеялись в вышине.
По грибы – по ягоды
Я проснулась оттого, что меня будили. И пусть некоторым такой метод пробуждения покажется странным, я скажу больше. Это негуманный, бесчеловечный и небезопасный метод. Сколько от этого пострадало людей и продолжает страдать до сих пор! Сколько из-за этого погибло государств и планет! Как горько сознавать, что люди, в сущности своей безобидные существа, не прекращают этого безобразия! Сколько будимых и будящих пострадало в результате этих минут прощания с зыбким сном и вторжения в твердокаменную реальность. Я говорю во всеуслышанье:
– Всё! Довольно! Хватит! Ну хватит же! Аня, перестань! Отдай одеяло! Срочно! Я сплю! Хватит!
– Хватит, хватит… – монотонно сказала Аня, ловко уворачиваясь от моей пятки. – Вставай давай. А то экстренные меры принимать буду.
Экстренных мер я, естественно, не боялась.
– Экстренные меры! – громко заявила Аня откуда-то издалека, и тут же на меня упало что-то мягкое и орущее. Экстренные меры махнули хвостом и спрыгнули с кровати.
– Ну и кого это ты будила? – поинтересовалась я сквозь сон.
Честно говоря, я уже давно (с полчаса, наверное), спала одним глазом. Другим, бодрствующим, я наблюдала за происходящим. Неоднократно предпринимала попытки уснуть двумя глазами сразу, но что-то мне мешало. То ли Аня, которая постоянно стаскивала одеяло, то ли Вадик, который, сидя на полу и прижавшись щекой к дверному косяку, давал ценные, малоценные, полученные и бесценные указания.
– А может, её водичкой? – предложил в очередной раз Вадик. – Поплескать немного.
– Кипяточком! – оживилась Аня.
– Или пощекотать… – задумчиво продолжал Вадик.
– Железным прутиком! – добавляла Аня.
– Всё равно ведь не проснётся… – сделал выводы Вадик и закусил губу. – Ань… А правда Борька сказал, что они с Петькой Эльку превращать будут? Прямо в лесу?
– Попытаются, скорее всего, – сказала Аня.
– Мне эти их попытки! – грозно сказала я, спрыгивая с кровати. Затем подняла указательный палец вверх и громко заявила: – Пусть даже не пытаются! Пусть просто – делают!
После этого, волоча за собой одеяло, я прошествовала на кухню в поисках пропитания. Надо же готовиться к выходу, в конце концов!
Борьку я увидела первым. Он шёл, о чём-то спокойно разговаривая с Петькой. Петька соглашался, кивая, иногда что-то добавлял, после чего кивал Борька. Я не стала прислушиваться. Внезапно у меня появилось такое странное чувство… будто я их не видела лет сто или даже сто один год, а может, и все сто два. Захотелось бежать, махать руками и громко радоваться. Я бы крикнула: «Борька, привет, Борька!», а он бы подхватил меня на руки и сказал: «Ну здравствуй, Элька. Я очень скучал. Правда». А я улыбнусь и скажу, что не верю.
Но тут Борька действительно увидел меня. А дальше произошло необъяснимое. У него округлились глаза, а лицо выражало почти неподдельный ужас. Он, показывая на меня рукой, громко завопил:
– А-а-а! Маленькое чудовище! Спасайся, кто может!
Петька поспешил всеми силами поддержать эту истерику…
Когда в конце улицы показались Борькины родители, я побежала вперёд, демонстративно обогнув Борьку с Петькой, и бросилась взрослым на руки.
– Мама, – радостно сказала я, – папа…
– Мы вроде бы насчёт твоих родителей уже всё выяснили? – беспокойно сказала Надежда Петровна.
– Тётушка, – исправилась я, – дядюшка…
– Или ещё не выяснили? Или выяснили, но не всё? – совсем заволновалась Борина мама.
– Бабушка! – наконец-то догадалась я. – Дедушка!
– А она совсем не изменилась… – смахнул якобы набежавшую слезу Борин папа.
– Я очень изменилась. Вот смотрите, какие у меня теперь штанишки, – сказала я и, спрыгнув на землю, продемонстрировала подаренные Аней вещи, которые она сама носила в незапамятном детстве.
Борька подошёл, пощупал штанину и сморщился:
– Фу… секонд хэнд.
«А я кто тогда? Секонд хэнд секонд хэнду рознь!» – вдруг возмутился проснувшийся пояс и снова впал в спячку от обиды.
А я только показала Борьке язык. Видимо, это его здорово напугало, потому как он убежал вперёд вместе с Петькой. У меня появилось ощущение, будто у них – сговор. Направленный непосредственно против меня. Я заранее решила не соглашаться ни с чем, что бы они мне ни предложили. Через какое-то время ко мне приблизился Борька, и я поняла – сейчас всё выяснится. Итак, быть настороже и ни на что не соглашаться!
– Конфету будешь? – спросил Борька.
– Угу, – кивнула я.
Первое, что мне понравилось в лесу, – это малина. Она росла на окраине леса, и её было много. Дядя Миша заявил, что это очень странно: сезон уже должен был закончиться. Но я догадывалась, что ягоды росли здесь специально для меня… По крайней мере мне хотелось, чтобы было так. От малины меня оттягивали сначала уговорами, затем грубой силой. Ни то ни другое не помогало. В конце концов Борька заявил, что дальше её ещё больше, и я, честное и наивное создание, посмела поверить. Тогда я не заметила, как Вадик пытался возразить, но Аня посмотрела на него так грозно, что он умолк и вжал голову в плечи. Это он мне сам потом рассказывал.
Первое, что мне не понравилось в лесу, – это комары. Их было намного больше, чем малины. С количественной точки зрения это, наверное, нехорошо, но с собственной кровью расставаться совсем не хотелось. Кроме того, комары были ужасно скучными и бесполезными. «Ни сварить их, ни в банку посадить», как поётся в одной хорошей песне. И в арсенале у комаров – всего одна фраза. Они её повторяли как заклинание. «Потерпите, будет не больно», «потерпите, будет не больно», «потерпите, будет не больно…» – доносилось со всех сторон. Эти фразы складывались в неряшливый тонкоголосый хор, не очень приятный для прослушивания. Своеобразный хор летающих зомби…
– Держитесь подальше, а то больно будет! – грозно пропищала им я – так, чтобы услышал весь лес. Комары бросились врассыпную, продолжая повторять своё заклинание. Что же, можно дальше гулять спокойно…
А в Вадике проснулся охотничий азарт. Он бегал от одного дерева к другому, выкрикивая: «Грибочек! Ещё грибочек!» при каждом удачном охотничьем манёвре. Чаще, правда, приносил поганки, но выбрасывал их без особого сожаления – как пойманную дичь на волю отпускал. «Растите дальше», – приговаривала я в таких случаях. А Вадик пожимал плечами, хлопая ладонями по ногам, улыбался, говорил: «Ну да…» – и бежал дальше.
– Добрый мальчик! – сказал ему Борька.
– Жалостливый… – добавил Петька.
Они продолжали держаться на дистанции, усердно о чём-то шепчась. Заговорщики!
И уж не знаю, какой азарт проснулся в Зорькиной маме, но она на грибы не обращала никакого внимания. Всё её внимание было обращено на Аню, и называлось это внимание расспросами. Как я поняла по доносившимся фразам, тётю Надю интересовала Анина автобиография, моя биография, библиография, история болезни и стандартное меню. И ещё множество других дат и событий…
– Нет, что вы, в самый обычный садик её водили, никакой не специализированный, – отвечала Аня на какой-то вопрос.
А вдалеке, впереди нас всех, вышагивал дядя Миша. Он единственный, кроме Вадика, был занят целенаправленным поиском грибов. Иногда он выкрикивал:
– Дети мои, вы где?!
– Потерялись! – отвечали все мы хором.
Чтобы как-то помочь Вадику, я решила научить его различать грибы:
– Это совсем просто. Достаточно спросить, дотронувшись, и гриб сам назовёт себя. Такой вот супермаркет.
– Какой хороший супермаркет! – обрадовался Вадик. – Покажи! Пожалуйста.
Я давно уже применяла способ своеобразной «трансляции» некоторых недоступных людям звуков непосредственно в драгоценные уши абонентов. Все уже привыкли, поэтому дополнительного разрешения я не спрашивала. И Вадик приготовился слушать.
Мы подошли к достаточно симпатичному грибу, склонились над ним, как над пациентом, и Вадик осторожно дотронулся до него пальцем.
– Горькушка! – пискляво отозвался гриб.
– Ой! – сказал Вадик. – Голос, прямо как в мультиках!
После этого он потянулся срезать гриб, и я укоризненно посмотрела на него.
– Ой, – виновато сказал Вадик и брезгливо обтёр пальцы о свитер. – Горькушка же.
Мне вдруг стало до невозможности весело. И мы побежали дальше!
– Маслёнок! – слегка чавкающим звуком отозвался следующий гриб.
– Маслёнок! – сказал растущий с ним рядом.
– И я, я тоже маслёнок! – сказал совсем маленький.
– Лисичка!
– Опёнок!
– Зонтик!
– Ватрушка… то есть… простите… зеленушка… склероз замучил, – сказал ещё один солидный гриб голосом старушки.
– Пусть растёт? – шёпотом спросил Вадик. – А то нехорошо как-то…
Я кивнула… И мы побежали дальше!
– Маслёнок!
– Подберёзовик!
– Ложный опёнок!
– Ватрушка… то есть… простите… зеленушка… Молодые люди, мне кажется, вы меня уже щупали! Не стыдно? Вот молодёжь пошла!
– Маслёнок!
– Волнушка!
– А теперь смотри и слушай, – сказала я Вадику, когда на нашем пути возник цвета моей же шевелюры мухомор. Красивый, ядовитый, с белыми точечками – всё как полагается. Я легонько дотронулась до него.
– Белый гриб! – важно заявил мухомор.
Вадик покатился по земле от хохота. Я не выдержала и тоже громко рассмеялась.
– А если ботинком? – с угрозой сказала я мухомору.
– Маслёнок! – менее уверенно, но гордо сказал мухомор.
– А если двумя? – повторила я угрозу.
– Сыроежка, – повествовательно сказал мухомор.
– А если пнуть?
– Бледная поганка! – в истерике закричал мухомор.
И тут, в самый разгар веселья, меня кто-то схватил за руку и потащил…