Боря подозрительно посмотрел на меня и поставил тарелку на стол. Я резким жестом придвинула её к себе, взяла в одну руку вилку, в другую — ложку и набросилась на еду. Боря за стол не садился и был несколько озадачен. Затем взял другую тарелку и насыпал себе раз в пять меньше, чем мне. С возрастом желудок уменьшается, что ли?
…Эх, плохо, конечно, быть человеком, можно даже сказать — это худшее из наказаний, но вот кое-что хорошее в этом есть. Например, еда. И ещё… еда. Мы с едой просто созданы друг для друга, это я поняла сразу!
Правда, через какое-то время мне стало сложно махать ложкой и вилкой. Дело не в том, что руки устали — устал, видимо, желудок. Но в тарелке-то оставалось ещё больше половины!
Это с непривычки, наверное. Пройдёт. И я стала ждать, когда пройдёт, и я смогу снова погружать внутрь плоды кулинарного мастерства Бориной мамы. Чтобы чем-то себя занять на это время, я решила обратить внимание на Борю. Он жевал котлету и над чем-то хихикал.
— Чего это ты смеёшься? — спросила его я.
— Бодуэдда, — сказал Боря с набитым ртом. — Фамое дудацкое имя, кофорое я флыфал…
— Ты ещё маленький, и мало чего вообще флыфал за свою жизнь, — обиделась я. Такую задумку не одобрить! Это имя было самым оригинальным из того, что я придумала за последние годы!
— Тоже мне, бабушка всезнающая, — обиделся в свою очередь Боря.
— Разговаривай со мной на «Вы», — уточнила я.
После чего мы стали активно дуться друг на друга. Это занятие показалось мне слишком утомительным. Боре, по-моему, тоже надоело.
— А ты всегда такая вредная? — спросил он.
— По нечётным дням и праздникам, — пискнула я, вспомнив лестницу.
И мы рассмеялись.
Закипая, шумел чайник — самая мудрая, рассудительная и добрая посудина с повышенным уровнем коммуникабельности. Психолог, одним словом.
Мне вдруг стало так легко, как будто я была в каком-то далёком путешествии и вернулась домой. К родственникам. Своим…
Мысли перебил Борин папа, ворвавшийся на кухню.
— Бори в сборе! — многозначительно громыхнул он, и, смеясь, снова ушёл.
Так вот, вернулась я домой, к родственникам, а они все хором взяли и поглупели.
— Что это с ним? — спросила я Борю, кивнув в сторону исчезнувшего.
— А что? — в свою очередь недоумённо спросил Боря.
Я махнула рукой. Всё ясно. Яблоко от яблони… далеко бочку не катит. В принципе, Борин папа был мне чем-то симпатичен. Может, потому, что он быстро уходил?
Тут мои мысли плавно переключились на остатки питательных элементов, неравномерно нагромоздившихся в моей тарелке. Боря-то уже давно всё съел и частенько переводил взгляд на мою посуду. Любому ясно — отобрать хочет! И доесть!
Громко выдохнув и тряхнув при этом головой, я с деланным энтузиазмом набросилась на кашу с котлетами. Они — и каша, и котлеты, ко мне за это время охладели. Не было прежнего взаимопонимания. Тем хуже для них! И я жевала ещё активней. Боря смотрел на меня с некоторой опаской.
— Может, ты остановишься, а? — умоляюще сказал он.
Ага, думает, сейчас я всё доем, а ему не достанется! Нет, Боря, не бывать сему никогда! Это придавало мне уверенности. Да, я слаба в этом немощном тельце, но сила мысли способна превратить желаемое в действительное!
…Не знаю, что побудило меня перебраться с табуретки вниз и разлечься на полу, среди хлебных крошек, раскинув руки в стороны. Вдалеке — где-то на уровне горизонта, маячили две босые Борины пятки. Они показались мне знамением жизни, так стремительно отдаляющейся от меня…
Как это символично — оказаться на полу второй раз за сегодняшний день. И, главное — по причине, прямо противоположной предшествующей!
Умирать лёжа было удобней и… традиционней. А я не хотела нарушать традиций этих странных созданий природы в такой ответственный для меня момент. Я ясно представила себе надпись на надгробном памятнике. Красивыми золотистыми буквами. Вот так вот:
БЫЛА ТУМАНОМ, ЧЕЛОВЕКОМ УМЕРЛА!
15.09.02–15.09.02
Я даже всхлипнула от жалости за себя.
— А я говори-и-ил, — поучительно и протяжно вывел Боря.
Не оплакивай меня, мальчик! Пока ещё я жива. Хоть жить осталось мало…
— Обожралась, — утвердительно сказал Боря довольным голосом.
Да разве это нужно говорить в такие минуты? Насколько я знаю, правильней — сказать что-то вроде: «Не желаешь ли помолиться, дочь моя?» Хотя какая я Боре дочь? Тогда не «дочь моя», а «сестра моя», например. Но какой из Бори брат? «Не желаешь ли помолиться, хоть ты мне и не родственница?»
— Умираю… Произнеси какую-то историческую фразу… — шёпотом намекнула я Боре. Попыталась приподняться на руках, чтобы не только слышать, но и видеть, но тут же грохнулась в исходное положение.
— Молилась ли ты на ночь, Боруэлла?! — выпалил Боря громко и радостно.
Что же, тоже неплохо. Только к чему этот весёлый тон? Впрочем, я уже начала догадываться, что смех — это у него хроническое. Даже, скорее, какая-то генетическая болезнь, передающаяся по мужской линии.
Боре произносить исторические фразы, видимо, понравилось. Помолчав немного, он продолжил:
— Все беды — от жадности! Пороки общества…
— Не надо! — прервала его я. — Ты уже всё нужное сказал. Молчи и жди.
Но Боря не молчал. Следующую его фразу к разряду исторических можно было причислить лишь с большой натяжкой.
— Котлетку хочешь? — спросил он. — Там ещё остались.
Я тихонько застонала.
Вдруг, совсем невдалеке — на стене, я увидела движущуюся точку. Старые знакомые! Сколько проведено бесед, под какими только плинтусами я с ними не летала! Множество праздников проведено вместе, множество проводов безвременно ушедших собратьев… Весельчаки, балагуры!
Выбиваясь из последних сил, я поползла по направлению к увиденному. Перегородила ему дальнейший путь ладошкой.
— Дружище! — трагическим голосом сказала я. — Ты меня помнишь? Да что за вопросы, конечно помнишь! Как там продолжаются наступления? Как воспитываете молодёжь? Токсикомания прогрессирует или пошла на спад? А я тут, видишь, умираю… Передай мои последние слова потомкам… Пусть…
Таракан беспокойно зашевелил усиками и побежал в противоположную сторону.
— Не понимает! — отчаянно сказала я. — Не слышит!
— На спину перевернись, легче станет, — посоветовал Боря.
Так он спас мне жизнь.
8. Ночные кошмары
Выкупанная с головы до пят, в длинной ночной рубашке с кружевами, хожу взад-вперёд по комнате, спотыкаюсь и жду Борю. Его вызвали на производственное совещание.
Рядом с Бориной кроватью для меня поставили раскладушку. А я рассчитывала на Борину кровать, как минимум! Кто их учил так обращаться с высокопоставленными особами, пусть и маленького роста?
Я размышляла и не услышала, как в комнату ворвался Боря.
— Эх… — вздохнул он. — Села грязными ногами на кухонное полотенце вместо того, чтобы вытирать им руки. Порвала папе газету, потому что там «ничего интересного». Заставила маму думать…
— Что из всего этого я сделала неправильно? — поинтересовалась я.
— Теперь мне придётся за тобой тщательно следить, — ещё раз вздохнул Боря. — Получен соответствующий приказ от вышестоящего руководства.
— Не лучше ли меня сразу превратить в нормальное туманоподобное состояние?
Я начинаю подозревать, что Боря вообще об этом забыл! Поэтому тысяча-другая напоминаний ему не повредят. Может быть, тогда он превратит меня хотя бы во что-то, более соответствующее моему бесстрашному, неповторимому, великому и даже величайшему характеру! В крайнем случае, если полное превращение меня откладывается, я могу побыть мальчиком, например… Хотя бы не так обидно. Но быть какой-то мелкой девчонкой — это уже перебор!
— Сегодня уже не могу, — снова вздохнул он. — Постараюсь завтра с утра. Думаю, получится!
— Ну-ну, — недоверчиво сказала я. — А папа твой ничего насчёт пяток на полотенце не говорил? Может, ему такой натюрморт нравится?
— Не, — махнул рукой Боря. — Папа лежит на диване с перебинтованной рукой и периодически жалуется, что у него прививок от бешенства нет.
— А твой папа очень даже ничего, — решила я. — Будь у меня больше времени, мы бы подружились.
— Времени и так много, — зевнул Боря. — Давай спать. А то не день, а карусель какая-то. Укачивает уже.
— А у меня бессонница. Я вроде дежурного на карусели — спать никак нельзя. Включить карусель — выключить карусель. Включить карусель — выключить карусель… Кстати, ты знаешь, что карусели любят эти всякие фразочки вроде «а роза упала на лапу Азора» и прочие… не помню как они называются…
В это время Боря выключил свет и быстро, на ощупь, добрался до кровати.
— Спа-а-ать! — протяжно и громко заявил он.
— Чего кричишь? — возмутилась я. — Только засыпать начала. Уже звёздочки перед глазами полетели…
— Звёздочки перед глазами летают в других случаях. Могу наглядно продемонстрировать, — ухмыльнулся Боря.
— Я сплю, — быстро сказала я. — Не мешай.
Боря захихикал, и его хихиканье, будто эхо, разносилось по комнате. А потом затих. Тишина оказалась такой непривычно насыщенной, что я не выдержала.
— Борька… — шепнула я. — Ты спишь?
— Пока что нет, — тихо и невнятно сказал он.
— Слушай, Борька… А почему тебя Отвёртка Лопатой величал? Это случайно, или…
— Неслучайно, — сказал он нехотя. — Из-за фамилии. Я же Веткин. Ветка — дерево — лопата…
— У вас что, класс с гуманитарным уклоном? — догадался я. — Ассоциации неслабые. Почти как «деньги — кошелёк — бейсболка».
— Не, никто из класса у нас никуда не уклонялся. А причём тут бейсболка? — заинтересовался Боря.
— Как причём? Куплена на деньги из кошелька!
— Эх… Смешная ты, Элька.
— Элька? — удивилась я, даже приподнялась на локте. — Какая такая Элька?
— Бо-рю-элька, — улыбнулся Боря сквозь темноту.
По крайней мере, мне показалось, что я вижу, как он улыбается.