Из текста меморандума можно сделать вывод, что Лондон в принципе не возражает против открытия Проливов, но не только для России и прибрежных государств, а на условиях полного равноправия для всех стран без исключения, и что правительство его величества не считает время подходящим для заключения соглашения, которое дало бы России исключительные права. Предложение же российского правительства о предоставлении этого права лишь черноморским государствам могло бы вызвать у англичан подозрение, что русская дипломатия пытается в своих интересах и в ущерб Турции использовать напряженную обстановку, вызванную действиями Австрии.
В меморандуме далее предлагалось разделить проблему изменения режима Проливов на две части — на период мирного времени и на период войны. Британское правительство, не возражая против предоставления черноморским государствам права выхода судов из Проливов в любое время (с ограничениями, о которых говорилось в меморандуме Извольского) и соглашаясь фактически на сохранение принципа закрытия Проливов для военных кораблей нечерноморских государств в мирное время, настаивало на введении принципа взаимности в использовании Проливов военными кораблями всех стран в военное время, в особенности в случае участия в военных действиях Великобритании и России[218].
При переводе текста английского меморандума, опубликованного в Записке А. И. Нелидова о Проливах, вкралась серьезная ошибка, существенным образом искажавшая его содержание. Слово egress было переведено как преимущество. Между тем оно означало право прохода. Это меняло суть британского меморандума, в котором содержалось согласие английской стороны предоставить черноморским державам право прохода через Проливы в мирное время.
Наиболее существенным изменением в новом меморандуме явилось разделение проблемы на две части: на период мирного и военного времени. Но ведь Извольский и российская сторона, добиваясь предоставления русскому флоту права прохода через Проливы, имели в виду только мирное время.
Очевидно, что никакие трактаты и договоры не могли сохранить силу в военное время, в особенности в том случае, если бы Англия и Россия оказались врагами. Достаточно вспомнить о заявлении Р. Солсбери 1878 г., что английское правительство сохраняет за собой право ввести в случае войны свой флот в Черное море, не считаясь ни с какими трактатами.
Меморандум Грея вводил вместе с тем два новых положения, которые до этого не фигурировали в англо-русских переговорах по поводу Проливов. О первом уже упоминалось: британская сторона настаивала, чтобы изменение режима Проливов не связывалось с международной конференцией, которую Извольский предложил созвать в связи с аннексией Боснии и Герцеговины. Второе положение было гораздо существеннее.
В документе Форин оффис подчеркивалось, что британское правительство считает, что «согласие Турции должно быть необходимой предпосылкой по всякому предложению об изменении режима Проливов»[219]. Впервые в ходе дипломатических переговоров по этой проблеме британская сторона не только вспомнила о существовании турецкого правительства, но даже потребовала, чтобы было обеспечено его согласие на любые изменения режима Проливов.
Это условие действительно существенным образом изменило всю ситуацию и делало для российского правительства практически невозможным добиться изменения режима Проливов. В Константинополе вновь окрепли позиции Германии. «Турция была оскорблена пренебрежительным отношением к ней Австрии и Болгарии… — писал Грей. — Мы не можем согласиться добавить к этому еще затруднения путем навязывания Турции стеснительного вопроса о Проливах»[220].
Одновременно с отрицательным ответом Извольскому «британское правительство предупредило Порту об имеющихся будто бы у него сведениях об агрессивных проектах России в отношении Проливов и потребовало на этом основании усиления оборонительных сооружений на Босфоре, а затем, признав принятые Портой меры недостаточными, отправило (невзирая на протесты самой Порты) британскую эскадру в турецкие воды, к Проливам, для подкрепления своих взглядов по данному вопросу»[221].
Грей с самого начала знал, что Россия не согласится на открытие Проливов для военных кораблей всех держав. «Простое открытие Проливов для военных кораблей всех народов, — писал он, — предоставило бы возможность иностранным флотам сосредоточиваться на Черном море в любое время. Это является неблагоприятным для России и естественно будет неприемлемым для нее»[222].
Кроме того, английская дипломатия не была намерена даром менять режим Проливов в пользу России, ибо подобное изменение, по мнению британского правительства, дало бы Петербургу во время войны возможность превратить Черное море в гавань, из которой русские корабли могли бы воспрепятствовать коммуникации в Средиземное море и в которой они могли бы скрываться от преследования противника.
Что же касается высказывания об отклонении русского предложения до благоприятной для России перемены общественного мнения, которое было включено в меморандум английского правительства, то оно было продиктовано лишь тактическими соображениями.
«Осторожным и осмотрительным было поведение английского министра иностранных дел Эдуарда Грея, — писал Б. Бюлов в своих воспоминаниях, — он был исполнен желания не доводить дело до разрыва»[223]. Английская дипломатия достигла своей цели — не предоставлять России свободного прохода ее военных судов через Проливы, умело используя то обстоятельство, что Извольский не мог открыто признаваться в своей сделке с Эренталем за счет славянских народов.
В беседе с Греем 1 (14) октября 1908 г. Извольский заявил: «Когда поднимается вопрос о Проливах, Англия постоянно препятствует его решению, и, несмотря на хорошие отношения с Англией, в результате никакого действительного улучшения эти хорошие отношения не повлекли за собой. Это может оказаться губительным для хорошего взаимопонимания с Англией». Грей настаивал, однако, что момент для решения поднятого вопроса неудачен, и обещал в иное, более удобное время использовать влияние Англии в Стамбуле, чтобы обеспечить согласие турецкого правительства[224]. «Извольский добился лишь заверения Грея, — как верно заметил А. Тэйлор, — что он был бы рад совершить чудо: „Я положительно желаю достижения такого соглашения, которое откроет Проливы на условиях, приемлемых для России… и в то же время не поставить в невыгодное положение Турцию или другие державы“»[225].
На деле же, как указывал В. М. Хвостов в «Истории дипломатии», «изменение позиции английского правительства объяснялось тем, что если раньше в Турции преобладало влияние Германии, то теперь младотурецкая революция способствовала усилению влияния Англии. Одно дело было поддерживать претензии России на свободный проход судов ее через Проливы в пику враждебно настроенной Турции, а также стоявшей за ее спиной Германии, и совсем другое поддерживать те же претензии, когда есть шанс самой оказаться хозяйкой Проливов»[226].
В материалах Санкт-Петербургского телеграфного агентства, цитировавшего интервью Извольского агентству Рейтер, утверждалось, что «между Извольским и Грееем достигнуто согласие о конференции по балканским делам, но в ней будет затронут лишь узкий круг вопросов. Не имеется в виду поставить на обсуждение конференции вопрос о Дарданеллах, так как этот вопрос коснется главным образом России и Турции. Россия не желает, чтобы этот вопрос был разрешен в невыгодном для Турции смысле или чтобы он был обращен в вопрос о компенсациях, так как Россия явится на конгресс лишь в качестве незаинтересованной державы»[227].
«The Times» (тайме) также подтверждала бескорыстие России по отношению к Турции, но не вдавалась в подробности переговоров Извольского с Греем, ссылаясь на то, что они происходили за закрытыми дверями[228]. «The Standard» (Стэндарт) ставила в заслугу Великобритании выступление в защиту Порты, вопрос об открытии Проливов был отнесен на счет двух наиболее заинтересованных держав — России и Турции, высказывалась озабоченность по поводу Германии и согласия Австро-Венгрии на компенсации[229]. Вопрос о Проливах был снят с повестки дня. Грей убедил Извольского «продемонстрировать такое выражение доброй воли к Турции, чтобы в момент настоящего кризиса, защищая турецкие интересы, не получить прямые выгоды для самой России — это произведет хорошее впечатление на общественное мнение Англии»[230].
Париж и Лондон показали русской дипломатии, «что дорога к мирному разрешению вопроса о Проливах идет из Петербурга не через Берлин и Вену, а через Лондон и Париж, и показали это в самой решительной форме, не оставлявшей место для каких-либо сомнений и колебаний»[231].
О том, что Грей не собирался помогать Извольскому, свидетельствовало следующее замечание Никольсона: «Его (Извольского. — Авт.) обращение к вопросу о Проливах было так невразумительно с самого начала — сквозь туман неточностей (тайная сделка с Эренталем в Бухлау. — Авт.). К сожалению для него, его первые шаги в этой темноте и по скользкой дорожке столкнули его лицом к лицу с врагом, который представлял свои собственные цели с предельной ясностью»