меньшей степени России, с фактической вовлеченностью Высокой Порты в новые экономические и военно-политические отношения с Германией и Австро-Венгрией.
Формальная независимость Османской Турции и ее соседей на Балканах при большой, а в отдельных сферах экономики (например, финансовое дело) практически полной подчиненности противоборствующим группировкам европейских держав — вот основное противоречие в регионе в эпоху первой мировой войны. Наиболее рельефно оно воплотилось в Восточном вопросе.
В начале XX в. Восточный вопрос осложнился, стал многомерным. В одном измерении традиционно реализовались двусторонние отношения великих держав с Османской империей, во втором — их межгосударственные отношения по поводу Турции и малых стран региона, в третьем — взаимоотношения внутрибалканского характера, включая связи балканских государств с бывшим сувереном, в четвертом — установление прямых отношений великих держав с балканскими странами, которое вскоре вылилось в фактический раздел Юго-Восточной Европы на зоны влияния.
Поражения Османской империи в период Балканских войн 1912–1913 гг. с бывшими подданными, оцениваемые в новых аспектах Восточного вопроса, оказывали существенное влияние на политический курс страны, на само существование каких-либо владений Турции в пределах крайнего юго-востока Балканского полуострова. Борьба за их сохранение любой ценой, а точнее — ценой любых политических комбинаций с великими державами, во многом определяла внешнеполитический курс турецкого правительства. Эти же обстоятельства свидетельствовали как о существенном расширении числа держав-субъектов, вовлеченных в новый виток Восточного вопроса, так и об изменениях в содержании военно-политических процессов на Балканах и на Ближнем Востоке.
Действительно, независимые государства, возродившиеся на бывших восточноевропейских территориях Османской империи, продемонстрировали свою способность вооруженным путем бороться с бывшей мощной метрополией.
Однако судьба “османского наследия” решалась в духе крайнего национализма, “силовые приемы” в межбалканских и в более широких международных конфликтах закрепились на многие десятилетия.
Следует принять во внимание также то обстоятельство, что геополитические факторы, столь жестко воздействовавшие на позиции Османской империи и великих держав на прежних этапах развития Восточного вопроса, стали оказывать свое негативное влияние и на политику балканских держав, ожесточенно воевавших как с Турцией, так и между собой. Эта борьба (балканско-турецкая, но при этом и междоусобная) велась при полном забвении местных национальных движений и этнической структуры перераспределяемых земель. Это обстоятельство и позволило Турции более или менее удачно использовать в своих интересах третье измерение Восточного вопроса вплоть до краха империи Османа, но породило серию противоречий, в открытой или латентной форме, вошедших в современность.
Консервативность внутренней политики как османской Турции, так и молодых балканских государств, проявления национального эгоизма и экспансионизма как способа преодоления негативных сторон “османского наследия” разъединяли их как естественных союзников, как силу, объективно заинтересованную в позитивном решении проблем регионального характера, ослабляли их позиции перед мощным давлением великих держав, представленных двумя мощными противостоявшими друг другу группировками — Антантой «и странами Центрального договора.
В этой обстановке взаимного противостояния Османская Турция, несмотря на ряд жестоких поражений в ходе Балканских войн, сумела к 1914 г. обрести определенную надежду на то, чтобы, участвуя в блоке с наиболее активным в данный период военно-политическим партнером — Германией и ее союзниками, обеспечить себе реванш за поражение в борьбе с бывшими вассалами и добиваться решения проблем внешнеполитического характера в направлении, устраивавшем воинственные и националистические крайне правые младотурецкие группировки.
Более того, Османская Турция имела шанс сохранить статус европейской державы только активным участием в блоковой политике. Но именно это и делало младотурецкий режим тлеющим фитилем в бочке с порохом.
Сложно и неоднозначно развивалась социально-экономическая жизнь империи. По турецким данным, до войны на долю Османской Турции, включая остатки ее балканских территорий, приходилось не более 1–1,5 % общего оборота мировой торговли. В начале XX в. сумма капиталовложений в Турции держав, между которыми развернулась основная борьба за военнополитическое вовлечение Турции в свою систему, т. е. Англии, Франции и Германии, не превышала одного процента от общей суммы их зарубежных капиталовложений. Россия в этой “гонке” фактически не участвовала, сохраняя стабильные, но мало влиявшие на “выбор пути” позиции в турецкой торговле.
В рассматриваемый период экономическое развитие Османской империи осуществлялось в рамках периферийной, аграрно-производящей зоны мирового капиталистического хозяйства. Стоимость турецкого экспорта в 1913 г. не превышала 14 % от совокупного национального продукта, при этом на экспорт шло свыше четвертой части всего сельскохозяйственного производства Османской империи. Экономическая эксплуатация страны происходила не только за счет превращения сельского хозяйства в источник снабжения индустриального общества, но и за счет расширения отдельных сфер производства, в которых был заинтересован иностранный капитал.
Это относилось к добыче, полезных ископаемых (рост 8-15 % в год), к ковроделию, возделыванию и первичной обработке хлопка, производству табака, оливкового и хлопкового масла, сухофруктов, шелка-сырца и некоторых видов технических сельскохозяйственных культур. При этом выделились основные направления, по которым державы осуществляли контроль за отраслями турецкого производства. В горном деле и в организации производства хлопка-сырца соперничали германский и английский капитал. В экспортном ковроделии доминировал английский капитал, три четверти вывоза табака и шелка-сырца контролировалось французским капиталом.
За последнее предвоенное десятилетие в контролируемых иностранным капиталом отраслях (хлопок, уголь, табак, сухофрукты и др.) производство выросло в два-четыре раза. Однако нарушались исторические пропорции внутреннего производства и закреплялась порайонная и отраслевая зависимость производственной деятельности в Османской империи от той или иной западной державы, точнее — от представителей ее капитала. Естественно, что такая зависимость отражалась и на внешнеполитическом курсе младотурок.
Экономическая экспансия европейского капитала в Османской Турции осуществлялась преимущественно в сфере финансов, внешней торговли и железнодорожного строительства. Эти отрасли османской экономики были более других подготовлены для быстрого развития экономических связей с Западом; вложения капитала в них имели и наибольшую поддержку на правительственном уровне в своих странах. В канун войны заметно расширилось представительство различных групп европейского финансового капитала в Османской Турции за счет германских, австро-венгерских, итальянских банков.
Турция кануна первой мировой войны стала своеобразной ареной борьбы различных типов западного индустриального общества. Если французский “ростовщический” капитал сумел удержать в своих руках наибольшую долю внешнего турецкого долга и даже повысить ее с 1895 по 1914 г. с 46 % до 60 %, то английский “колониальный” капитал сократил свою долю в турецком долге за эти годы примерно с 18 % до 13,7 %, а германский “юнкерско-буржуазный” довел участие в турецком долге с 10 % в 1895 г. до 16 % в 1914 г. при тенденции к повышению.
В Турции создавалась заповедная зона гарантированных германских капиталовложений. Происходило это главным образом за счет экспансии германских банков. Крупнейший германский “Дойче Банк” открыл свое отделение в Стамбуле в 1888 г., затем последовало открытие еще двух крупных банков — Немецкого палестинского и Немецкого восточного (Стамбул). Они использовали более новую технику и приемы деловых операций по сравнению, например, со “старым” Имперским Оттоманским банком (англо-французский капитал). Германские банки охотно финансировали купцов-турок, в отличие от Имперского Оттоманского банка, связанного с инонационалами, давали в среднем высокий (5 %) и устойчивый процент дивидендов, что особенно привлекало мелких и средних вкладчиков.
Англии и Франции вместе принадлежало 73,7 % государственного долга Османской империи. Однако в конкурентной борьбе за контроль над турецким государственным долгом “Дойче Банк” к 1914 г. обошел английских кредиторов и потеснил всех других. 16 % внешних долговых обязательств турецкого правительства в 1914 г. держали немецкие финансисты при внимании и поощрении со стороны лично кайзера Вильгельма II. Германские инвестиции в целом достигали 1,8 млрд марок, что равнялось капиталовложениям Германии в России. Если англо-французский капитал через Имперский Оттоманский банк создал своеобразный концерн “Режи” по переработке табака и некоторых других видов сельскохозяйственного сырья, то при поддержке и поощрении германского правительства “Дойче Банк” сосредоточил усилия на концессионном железнодорожном строительстве, главным образом на Багдадской железной дороге.
И в Европейской Турции, и в Малой Азии железные дороги стали основой экономической инфраструктуры колониального типа. С 1888 г. Стамбул через Вену, затем Белград был соединен с общеевропейской железнодорожной сетью. К первой мировой войне Османская империя располагала, включая линию Берлин — Белград — Стамбул — Багдад, примерно 6 тыс. км железнодорожных путей, что составляло около 3 км на каждую тысячу квадратных километров территории. Турция отставала по этому показателю от всех соседних балканских стран: например, от Греции более чем в 4 раза (13 км на 1 тыс. км2). Германии в 1914 г. принадлежало 49 % вложенного в железнодорожное дело капитала, Франции — 39 %, Англии — 11,4 %. Поскольку турецкое правительство гарантировало иностранцам-концессионерам определенный уровень дохода с каждого километра железной дороги (“километрические гарантии” составляли 10–19 тыс. франков с одного километра), то львиную долю выплат получала Германия. С 1889 г. по 1912 г. километрические гарантии обошлись Высокой Порте в 1,3 млн золотых лир, и почти половина из них перекочевала в германские банки. Эти выплаты ухудшали состояние османского бюджета, еще крепче привязывали османскую экономику к Германии. Железные дороги, по образному выражению одного автора, “сделали больше для разрушения Восточного вопроса, нежели нарезные пушки”.