Второй после османизма более или менее систематической политической доктриной эпохи первой мировой войны назвал пантюркизм другой современный турецкий историк Шериф Мардин. Эта доктрина была, как он отмечает, ориентирована на распространение вширь — и на сопредельные балканские земли, и на самые отдаленные от Турции, как, например, Восточная Сибирь или северо-западные районы Китая — лишь бы там имелось этнически тюркское население. Примечательно, что наиболее последовательных приверженцев пантюркисты нашли среди эмигрантов — тюрок из России и переселенцев с Балкан, осевших в Турецкой Армении.
Идеологическое обоснование внешнеполитического экспансионизма младотурок, следовательно, отчетливо совпало с самым кануном первой мировой войны.
Следует отметить, что воинственные идеи, замешанные на панисламизме и пантюркизме, которыми в преддверии войны широко пользовались младотурки, разделялись далеко не всей турецкой общественностью. Пресса, сообщения дипломатов и сотрудников военного атташата России в Стамбуле полны сообщений за 1909–1914 гг. (начало года) о политических репрессиях и казнях открытых противников иттихадистов, о выступлениях неподцензурной печати против внутренней и внешней политики младотурецких лидеров. “Необходимо констатировать, что общее недовольство против младотурецкого режима далеко не улеглось, — сообщал в 1914 г. сухопутный атташе России в Стамбуле генерал-майор М.Н. Леонтьев. — Оно постепенно прогрессирует под влиянием все растущих политической самонадеянности и идейной нетерпимости младотурецких заправил, забравших в свои руки всю полноту власти”. Он приводит примеры расправы с командующим группой войск в Чаталджи Абуки-пашой, с сыном шейх уль-ислама Мухтар-беем, со штабным офицером Мустафой Каваклы (последнего арестовали на русском корабле, где он искал убежища). Вина этих людей состояла в сомнениях в правильности курса Комитета на всемерное усиление армии в политической жизни страны и в курсе на воссоединение “балканских османских” земель. Свою докладную записку опытный и компетентный М.Н. Леонтьев завершает предупреждением о возможности авантюристического шага со стороны Комитета. “Совершенная неизбежность для младотурецкого правительства вести активную повышенную [так в тексте. — В.Ш.] линию, не останавливаясь при случае и перед искусственным созданием спасительных для него чрезвычайных обстоятельств, совершенно независимо от истинных интересов государства”.
Прогрессирующую оторванность младотурок от политических реалий на Балканах и от сложнейшего внутреннего положения[8] в последний мирный год, их беспринципную (и неудачную) спекуляцию панисламизмом и пантюркизмом отмечала в одном из июльских номеров за 1913 г. оппозиционная газета “Мешверет” (“Обсуждение"), издававшаяся в Париже. В редакционной статье «Панисламистская политика Комитета “Единение и Прогресс”» говорилось следующее: «Последняя турецко-балканская война, принявшая характер крестового похода, стоила Турции столь большого урона человеческих жизней только потому, что она явилась следствием панисламистских происков Комитета “Единение и Прогресс”. Этот последний ради достижения своего положения стремится спекулировать на самых низменных инстинктах».
Отметив, что пять лет младотурки усиленно обрабатывали общественное мнение в духе “этой фальшивой пропаганды” и получили под нее немало “народных денег и самих жизней”, газета писала: “Комитет воспитывает среди мусульман ненависть к христианам потому, что такая политика сулит Комитету быстрые выгоды, но он мало заботится о том, что она принесет государству”.
“Мешверет” обращала внимание читателей в Турции и за рубежом на откровенный срыв младотурками условий Константинопольского договора, поскольку они “засылают в отошедшие к Болгарии города своих эмиссаров” и “всячески побуждают местных мусульман не принимать болгарского правления”. Тем самым, по словам газеты, лидеры младотурок предстают перед Европой как нарушители мирного договора и “рано или поздно своим безрассудством навлекут на Османскую империю репрессии со стороны великих держав… Они могут занять недружественную позицию по отношению к Османской империи именно тогда, когда она больше всего в них нуждается. Сама же Османская империя не может взять под свое покровительство и присоединить к себе тех мусульман, которых сегодня она толкает на возмущение против европейских держав”.
Оппозиционная турецкая газета делала вывод, по существу совпадавший с приводившейся выше оценкой российского военного атташе: “апостолы панисламизма основывают свои надежды на будущую европейскую войну…чтобы воспользоваться случаем и вернуть знаменам ислама славу, принадлежавшую им в течение веков… Мы боимся, — заключали авторы статьи, — что бы Османская империя сама не была принесена в жертву ради преступной ажитации ее руководителей”.
Трезвый и критический голос оппозиции Комитетом не воспринимался. Маховик военных приготовлений набирал обороты. Младотурки готовились решать свои проблемы вооруженным путем. Но в коалиции с какими державами?
Важным аспектом влияния Балканских войн на общественно-политические сдвиги в Османской империи была новая волна модернизаторских идей. Накануне первой мировой войны среди балканских турок широко распространялась книга одного из пантюркистски настроенных сподвижников Зии Гекальпа некоего Ибрахима Хильми под названием “Европеизироваться!” В ней содержалась популярно изложенная идея европеизации Турции через скорейшее заимствование экономического и научно-технического опыта сильнейших держав Европы. Напомним, что таковыми в части младотурецких кругов считали Германию и ее союзников по Центральному договору, но другие склонялись. к сближению с Антантой. Однако ориентация на милитаризацию промышленности по германскому типу определилась полностью. Приоритетным направлением была модернизация флота и артиллерии: закупались или строились мощные броненосцы и быстроходные контрминоносцы, артиллерийский парк пополнялся в первую очередь горными орудиями. Это были изделия разных стран. Кстати, как упоминалось выше, только низкое качество отделочных работ и отсутствие удобных помещений для команды заставили турецких экспертов отказаться от закупки военных кораблей в России. Гонка вооружений съедала все ресурсы страны, заставляла Комитет лихорадочно искать новые займы за рубежом, а главное — заглушала трезвые голоса, призывавшие к нейтралитету в европейских конфликтах.
Закупались и строились в Европе подводные лодки, военные дирижабли, быстроходные корабли — новейшая техника, с которой, как показали Балканские войны, турецкий солдат, наспех обученный, справиться не мог. В соперничестве за выгодные поставки дорогостоящего вооружения для Турецкой армии в канун войны победили оружейные короли Франции и Англии. Ответный ход Германии мог быть только еще более весомым и только политическим — вовлечением Османской империи в военный союз, с опорой на тех итгихадистов, которые сделали свой выбор. Впрочем, в начале 1914 г. и в самом Комитете, и в правительстве до окончательного выбора было еще далеко, хотя идея войны уже овладела ими.
В турецкой историографии сложилась традиция говорить о насильном вовлечении Турции в первую мировую войну. Современная турецкая историография деликатно опускает две детали. Во-первых, многие функционеры Комитета, напомним, были выходцами из Европейской Турции и утратили земельную собственность в Салониках, Монастыре, вообще в Македонии. Пантюркистские призывы, например, председателя меджлиса Халиль-бея “вернуться в Салоники” звучали скорее как вопль души разоренного Балканскими войнами землевладельца, чем идейного тураниста.
Во-вторых, “азиатская модель" внешней политики младотурок идеально совпадала с устремлениями пантюркистов: от десяти миллионов османских турок к шестидесяти — семидесяти миллионам тюрок, проживающих в Сибири, на Кавказе, в Крыму, в долине Волги и Камы, в Афганистане и далее на Восток. Для создания Великого Турана — цивилизации, которая могла бы сравниться с германской и в некотором отношении превзойти французскую и английскую, по мнению идеологов пантюркизма, которые, напомним, входили в Комитет “Единение и Прогресс", единственным препятствием представлялся “московский исполин". Впрочем, их не покидала надежда, что “русский деспотизм… будет уничтожен храбрыми армиями Германии, Австро-Венгрии, Турции". До заключения германо-турецкого военного союза оставалось более двух лет, когда писались эти строки.
Младотурки как система политической власти продолжали выжидать и выбирать — к какому блоку примкнуть. Характерно, что закупки оружия производились с максимальной выгодой и в странах Антанты, и в Германии, и у ее союзников. Военно-морские силы оснащались за счет современных кораблей, строившихся или закупавшихся у Англии и Аргентины, у Чили и Китая.
Политике баланса между противостоящими блоками отвечал “План коренных преобразований Османской империи”, выдвинутый в январе 1913 г. прогермански настроенными, правоверными османами старой закалки — бывшим послом в Берлине Мюнир-пашой и великим везиром в отставке Хакы-пашой. План был согласован с младотурецкими лидерами Энвер-пашой и Талаат-пашой. Джемаль-паша был страшно “занят” и до плана “великих реформ” так и не добрался, во всяком случае официально.
По плану, в котором совместились старые представления танзиматского периода об обновлении опор Османской империи и новые расчеты прогерманского лобби и посла Германии в Стамбуле Вагенгейма, предполагалось поставить иностранных специалистов с исполнительной властью во главе отдельных ведомств. Таможенное дело, торговый и военный флот должен был возглавить советник из Англии, финансовое ведомство и средства связи — советник из Франции, всю систему гражданской администрации — специалист из Австро-Венгрии, как наиболее близкой страны по традиционности связей и общности ряда наций, входивших ранее в обе державы. Сухопутную армию и создаваемый поспешно военно-воздушный флот должен был возглавить советник из Германии. На последнего возлагались, как бы между делом, и вопросы реформы образования в Турции. Очередной взрыв военных действий на Балканах весной 1913 г. и потеря турками Янины и Адрианополя внесли коррективы в “План великих реформ”. Англия и Германия вводились великим везиром и начальником, Генерального штаба (до Энвер-паши) в число главных гарантов реформ в Османской империи. В Стамбуле считали соперничество этих держав наилучшим залогом интегритета и нейтралитета Османской империи, еще не готовой к “общеевропейской войне”.