ии, на Адриатике, принадлежавшей черногорцам, австрийцам, итальянцам. Как бы сам собой определился основной район интересов Щеглова. Тот, где он проведет самые светлые и счастливые, по его признанию, но и трудные годы уже как профессионал-разведчик.
Готовились статьи для “Морского сборника”, доклады командованию. Две особы Царствующего Дома, совершавшие весной 1913 г. на канонерке “Уралец” плавание по Средиземному морю с заходами в Венецию и на о. Корфу, были поражены тем, насколько точными оказались все описания этих мест, сделанные А.Н. Щегловым еще в 1902–1903 гг., насколько они соответствовали увиденному, а, главное, прочувствованному.
Великий князь Николай Николаевич (одна из этих особ), наслышанный о Щеглове, к тому времени уже удаленному из Морского Генерального Штаба на Ближний Восток, вознамерился проверить наугад выбранную информацию из аналитических материалов Александра Николаевича под рабочим названием “О людях и местах Греции”. Попросил, вызвав растерянность свиты и принимавших высокую чету местных властей, найти некоего Захаридиса, указав селение и точное расположение дома этого греческого торговца.
Ко всеобщему изумлению (а свита не знала замысла великого князя), Захаридис был немедленно доставлен и предстал перед Николаем Николаевичем.
Смущение и робость грека растаяли, как только было названо имя, под которым Щеглов общался с ним. Великий князь и Захаридис удалились в каюту, где беседовали полчаса. О предмете беседы командир канонерки в своем отчете сообщил коротко — “неизвестно”. О поведении великого князя после беседы было отмечено: “Долго пребывал в задумчивости и глядел в сторону восхода”.
Супруга великого князя Елизавета Маврикиевна тоже испытала на себе удивительные свойства подробных “описаний” Щеглова. В частности, он рекомендовал небольшим кораблям в этом районе “соблюдать предельную осторожность в период марта — апреля”. Великая княгиня, женщина решительная до вздорности, потребовала выхода в открытое море вопреки щегловским предостережениям. Все обошлось. Однако, как свидетельствует отчет капитана, Елизавета Маврикиевна “перенесла килевую качку до погружения в воду носового орла тяжело, но стоически, часто крестилась и обещала во всеуслышание своему супругу сведущих людей по морской части впредь слушать”.
Команда “Уральца” получила по миновении шторма от имени августейших особ по десять чарок, кондукторы и боцман еще по пять рублей серебром, а создателю благополезного описания решили изъявить особую милость. В чем она состояла, однако, узнать не удалось. ни мне, автору, ни кажется, самому Щеглову. Он уже был на наблюдательных пунктах очередных горячих точек балканских конфликтов.
Все самые первые работы и аналитические обзоры лейтенанта Щеглова по Средиземному морю были столь весомы, что учитывались при проведении стратегических игр в Главном Морском Штабе.
— Саня, откуда в тебе столько энергии? — не переставал удивляться его старый добрый товарищ и тезка Александр Колчак, будущий известный адмирал и верховный правитель России.
— Во-первых, у меня чернильница и перо — самописки. Они сами строчат. А еще, как ты помнишь, я орехи люблю — от них в мозгах прочищение делается, — отшучивался Щеглов. Но сделать он успевал действительно чрезвычайно много.
В тесной каюте корабля, в небольшой, но уютной квартирке на Адмиралтейском канале, д. 5 в Петербурге, где нечасто доводилось проводить свой отпуск, Александр Николаевич готовил и шлифовал главный план своей жизни — проект оперативно действующего морского генерального штаба с функциями, неведомыми неповоротливому и застывшему в косности Главному Морскому Штабу.
Прирожденный разведчик-аналитик А.Н. Щеглов готовил свой проект тщательно и, как тогда говорили, “весьма сберегаясь”. Впрочем, по крайней мере три человека были изначально посвящены в секрет проекта. Саша — Александр Васильевич Колчак, ровесник и конфидент до своего трагического смертного часа на мерзлой земле Сибири. И два адмирала — Зиновий Петрович Рожественский и Александр Федорович Гейден. Их имена так же хорошо известны любому читателю в России, как и имя Верховного правителя России Колчака.
С перепиской А.Н. Щеглова с этими замечательными людьми России, конечно же, неполной, автору удалось ознакомиться благодаря… Осведомительному отделу самого Морского Главного Штаба, где “иго чванства и пренебрежения, — как писал Щеглов Рожественскому в конце 1906 г., — привели империю к позору в войне с Японией”.
По мере того, как множилось число трудов, проектов и докладных неугомонного Щеглова, росли и материалы на него в Осведомительном отделе. Там осели черновики и копии писем к З.П. Рожественскому и А.Ф. Гейдену, масса личных счетов крайне бедного, на одно жалование жившего офицера, черновики его литературных упражнений и еще многое…
И слава Богу, что дотошные умельцы из Осведомительного отдела столь деятельно “пасли” нашего героя. В уголке личного дела карандашная пометочка: “Деловит, порой суетлив, назойлив по государственному делу, личных амбиций не являет”. Благодаря отдельцам сохранилась значительная часть из того документального наследия Щеглова, что в перебеленном виде отправилось “наверх” и сгинуло в болоте канцелярии Морского Министра. А объем информации нарастал. Благодаря усилиям З.П. Рожественского и А.Ф. Гейдена Щеглов был переведен с флота на берег, чтоб “закончил начатое в тепле и без качки” — как изволил пошутить Зиновий Петрович Рожественский, — “а то пишете и без того мелко и неудобочитаемо”[1].
Уже осенью 1905 г. два друга — лейтенанты A. Н. Щеглов и А.В. Колчак, два капитана 2-го ранга B. К. Пипкин и М.М. Римский-Корсаков объединились в Санкт-Петербургский Морской кружок. В беседах в кружке, в обмене мнениями с маститыми адмиралами получила окончательное оформление пространная записка о коренных преобразованиях в деятельности всего морского ведомства России.
Все перипетии и козни морского начальства при обсуждении и проведении в жизнь указа от 25 апреля (ст. ст.) 1906 г. о создании Морского Генерального Штаба заслуживают особого рассказа. Достаточно сказать, что безвестный лейтенант добился того, что не слишком благоволивший к флотским Император Николай II получил доклад Щеглова в обход морского министра, аккуратно все прочел и заявил:
— В докладе и законопроекте так ясно и подробно очерчены все обязанности и деятельность органов Морского Генерального Штаба, что остается только сесть и начать работать.
Тем, кто тормозил вопрос, оставалось только повиноваться. Обращаясь к начальнику Походной Канцелярии графу Гейдену, который вместе с Рожественским, вернувшимся тогда из японского плена, продвигал докладную Щеглова, Николай II заметил:
— Какие дельные мысли о разведке!
Судьба резидента в Стамбуле, была предрешена. В чем же состояли новаторские идеи Щеглова, и как они воплотились в жизнь?
Новацией было уже то, что в Морском Генеральном Штабе (Генморе) предлагалось заняться систематической работой по организации долговременной разведывательной службы на театрах возможных военных действий.
Обобщением ресурсных характеристик, открытой статистики, экономико-географических и военных сведений общего характера, равно как сбором и анализом разведывательных данных от закордонной агентуры должно было заниматься “Разведочное бюро Генмора”. Всю работу в нем должны были осуществлять 1 штаб-и 3 обер-офицера из общего числа в 10 штаб-офицеров и 33 обер-офицера Генмора. Первым примером работы такого характера должна была стать деятельность группы по изучению войны западных держав с Китаем (так называемое усмирение “боксерского восстания” в 1900 г.). Заметим, что эта работа была проведена, собрана масса документов, которые осели в архивах. По-новому осмысленные, они ныне готовятся к публикации Отделением военной истории Академии естественных наук.
Щеглов не уставал повторять — для разведки нет ничего второстепенного в газетных публикациях. Он настоял на создании при Разведочном бюро отделения военной статистики. В штате состояли 1 штаб- и 8 обер-офицеров. Они деятельно трудились, и сегодняшний исследователь имеет уникальную и доселе не оцененную по достоинству и по перспективности возможность день за днем проследить по десяткам газет ход балканских и первой мировой войн. Корреспондентские сообщения, тщательно сверенные самим Щегловым, составляли важную часть его донесений из-за рубежа.
Вот какие задачи ставились сотрудниками Отделения иностранной статистики Разведочного бюро (представляется любопытным процитировать, с соблюдением стиля и лексики, как формулировались задачи Отделения):
“…Оно (отделение) изучает силы и средства вероятных противников (по театрам), освещает отделению русской статистики организационные вопросы, составляя и обрабатывая для этого соответствующие справки по иностранным флотам, следит за всеми новшествами иностранных флотов, собирая и обрабатывая для этого все доступные полные статистические сведения”.
Организационная сторона вопроса была тщательно продумана Щегловым и многократно обсуждалась им с коллегами и единомышленниками, в первую очередь с А.В. Колчаком. По каждому театру военных действий, говорилось в документе, создаются так называемые “1-й и 2-й столы по изучению противника”.
В задачи 1-го стола входит:
— изучение общего финансового и военно-экономического потенциала противника;
— “наблюдение за направлением внешней и внутренней политики этого государства”;
— выяснение вероятного состава эскадр, отрядов, кораблей и типов отдельных боевых кораблей и вспомогательных судов;
— “выяснение (всеми, особливо агентурными способами) вероятных пунктов и сроков сосредоточения неприятельских судов”;[2]
— дислокация флотов и войск в мирное время;
— наступательные и оборонительные планы;
— “военно-стратегическое и статистическое описание побережья противника”;