зяли татарина и роспрашивали про казаков, которые на море». Пленник, сказав о выходе донцов в Белое море и их возвращении в Черное, добавил, что казаки «на Дону будут вскоре».
Сообщение азовца о казачьем заходе в Мраморное море находит подтверждение и в материалах английского посольства в Стамбуле. Еще И.В. Цинкайзен со ссылкой на депеши Т. Роу писал о том, что в 1622 г. казаки «своим появлением в устье Геллеспонта даже столицу наполнили страхом и ужасом». Но это замечание оставалось для нас несколько неопределенным до непосредственного изучения бумаг посла, которое показало, что британский дипломат прямо и недвусмысленно говорит о крейсировании казаков в Мраморном море и при входе в Дарданеллы.
Через две недели после упоминавшегося письма Ф. Нэзерсейлу от 1 июля, где сообщалось о действиях казаков у столичного порта, в депеше от 14 июля посол доносил Д. Кэлверту, что трудность в развитии мирных отношений Турции и Польши будет заключаться в обуздании татар и казаков и что последние продолжают свои набеги и «на прошлой неделе были в устье Геллеспонта». «Мы, — добавлял Т. Роу, — еще не слишком уверены в своем спокойствии здесь, так что я был бы очень рад получить распоряжение его величества, что делать в случае необходимости». Донесения посла показывают, что, используя древнегреческое название Дарданелл, он имел в виду именно этот пролив, а не Босфор; в других сообщениях Т. Роу упоминал и второе устье Геллеспонта — эгейское.
14 июля 1622 г. приходилось на воскресенье, и следовательно, «эта» неделя была с 8 по 14, а «прошлая» с 1 по 7 июля, что вполне соотносится с действиями казаков у Золотого Рога.
Таким образом, по данным двух независимых друг от друга источников, получается, что казаки в ходе этой экспедиции прошли весь Босфор, в частности, мимо входа в Золотой Рог и султанского Сераля, обитатели которого могли прямо под своими окнами лицезреть донские струги, вышли в Мраморное море, пересекли его и появились в устье Дарданелл, а затем проделали обратный путь. Это первый известный случай такого рода, и приходится только сожалеть, что Т. Роу не описал его подробно и что не обнаружены другие источники, которые бы рассказывали о деталях знаменательного плавания.
Пребывание донцов на Босфоре, наделавшее столько паники, завершилось, однако, их неудачей. Турецкому военно-морскому командованию все-таки удалось собрать в Стамбуле эскадру и направить ее против казаков. Сражение произошло в половине дня пути от столицы, у какой-то босфорской «жидовской деревни», которую трудно идентифицировать. В принципе это могли быть Арнавуткёй, Куручешме, Ортакёй или Бешикташ, все имевшие значительное еврейское население, но являвшиеся фактическими пригородами Стамбула. Может быть, речь шла об Арнавуткёе, расположенном дальше от столицы, чем остальные.
Большой полон, захваченный казаками, и отсюда попытка продать его «на месте» сыграли для них отрицательную роль, а турки прибегли к коварству и обману, в целом не характерным при обычном «окупе» пленников.
О ходе сражения мы знаем из расспросных речей Л. Чернышева и К. Ильина, слышавших на Дону от азовца Мустафы Картавого, что казаки «взяли было деревню жидовскую, в которые жили жиды, а та де деревня от Царягорода всего полднища; и на тех де казаков под ту деревню ходило турских людей 16 катарг, и тое деревню взяли у них назад и казаков побили с половину; а побили де их Оманом: заслали к ним наперед о том, чтоб казаки дали им полон, что оне поймали, на окуп, и будто их (пленников. — В.К.) хотели окупать дорогою ценою, и манили им окупом три дни, и, собрався в те дни, пришед на них безвестно, и их побили, и полон свой отгромили, а половина де казаков ушли на море в стругех и полону с собою увезли немало ж».
В.М. Пудавов справедливо замечает, что «казаки потерпели большую потерю в собратах чрез лукавый обман неприятелей», которые во время переговоров, «улучив минуты расплоха казацкого, напали нечаянно на струги». По Н.А. Мининкову, турки произвели нападение на казаков, когда те привели пленных. Ю.П. Тушин считает, что казаки после предложения выкупа «причалили к берегу и три дня вели переговоры», хотя источник говорит, что донцы сначала взяли селение, а потом уже к нему прибыли турецкие корабли и последовало предложение о выкупе.
Что касается казачьих потерь, то половина[173] от 1150 человек должна была составлять 575. Но есть и другие данные — и больше, и меньше названной цифры. Те же Л. Чернышев и К. Ильин передавали, что на Дону еще до возвращения флотилии ходили слухи о полной ее гибели: «А… донские атаманы и казаки говорили при них в розговорех и ясыри многие сказывали, что де тех атаманов и казаков побили на море турские люди всех». Ниже мы увидим, что, по турецким сведениям, Реджеб-паша, вероятно, после босфорского боя привел в Стамбул 18 захваченных казачьих судов и 500 пленников. Однако К. Збараский, ведя в конце 1622 или начале 1623 г. переговоры с великим везиром Хедимом Гюрджю Мехмед-пашой, может быть, с иронией, так оценивал результаты османской антиказачьей борьбы 1622 г.: «… возмездие по отношению к казакам вы осуществили, поймав три челна с разбойниками…»
Верные цифры казачьих потерь сохранил статейный список И. Кондырева и Т. Бормосова, при которых флотилия вернулась на родину: на казаков «из Царягорода приходили каторги и убили у них казаков челов[ек] с 400 и больши». Поскольку же из 40 стругов домой возвратились 25, значит, 15 было потеряно[174].
С.З. Щелкунов считает, что набег едва не кончился для донцов «таким же разгромом, как в прошлый раз под Ризою» — в 1621 г. во время похода на Ризе. Но это набеги, несравнимые по результатам. В экспедиции к Ризе потери казаков составляли несколько более четырех пятых от числа участников, в босфорском походе — несколько более четверти; первый закончился полной неудачей, а второй, несмотря на значительный казачий урон, в целом оказался успешным и имел большое морально-политическое воздействие на воинов и население Стамбула и Босфора, равно как и сугубо экономический результат в виде разоренных селений, добычи и пленных. Уже по возвращении флотилии, 18 (8) сентября, Ф. де Сези писал Людовику XIII, что «слух о четырех казачьих лодках на Черном море их (турок. — В.К.) здесь больше волнует, чем чума из Морей или Барбарии (Берберии. — В.К), так они перепуганы в этом отношении».
В отписке И. Кондырева в Москву сообщалось, что казаки флотилии «с моря… со многою добычею идут назад, а в Войско… еще августа по 5 число не бывали; а казаки… нам говорят, что у товарищей их срок положен с моря бьпъ в Войско после Семеня дни (после 1 сентября. — В.К.), как морской ход учнет миноваться; а вам де до тех мест в Азове не бывать (т.е. мира с Азовом не будет и послов не передадут туркам, пока не вернется флотилия. — В.К.)».
Возвращение состоялось через два дня, задолго до ожидавшегося срока. «Августа в 8 день, — сказано в статейном списке того же посольства, — пришли на Дон с моря донских атаманов и казаков и черкас 25 стругов, атаман черкаской Шило с товарищи, челов[ек] их с 700 и болыни…»
Полтора месяца спустя, 21 сентября, в Стамбул с Черного моря прибыл имперский флот под командованием султанского зятя адмирала Реджеб-паши[176]. Триумфально, под гром орудий и ружей он вошел в Золотой Рог с 18 захваченными казачьими судами и 500 пленными казаками. Еще Д.И. Эварницкий полагал, что этот успех адмирала, вероятно, относился к упомянутому сражению на Босфоре[177]. Присоединяемся к данному мнению, поскольку не знаем для 1622 г. других случаев, когда бы османы на море захватили у казаков столь значительные трофеи и большое число пленников. В Турции Реджеб-паша получил прозвание «Победитель казаков», и Й. фон Хаммер пишет, что к 1622 г. казаки уже 10 лет беспокоили побережье Черного моря, но никто не добился в борьбе с ними такого успеха, как этот флотоводец[178], с чем нельзя согласиться ни в отношении хронологии, ни по части результатов (мы только что говорили о неудачном казачьем походе к Ризе). Реджеб-паша был допущен к целованию руки у султана, пожалован богатым почетным платьем и вскоре же должностью капудан-паши, а впоследствии являлся и великим везиром.
Войско Донское в царской грамоте от 20 сентября 1622 г. получило выговор: «А которые гонцы приезжают к Москве и в наши украинные городы с Дону, и те все сказывают, что вы на море товарищей своих, посылали после нашего государского указу и неодинова… и то есте учинили негораздо, мимо нашего царского повеленья, а наш указ послан к вам и не один. Да с вашими ж… товарищи ходили вместе запорожские черкасы, которые к вам пришли из Литвы, из Запорог, и ныне у вас на Дону черкасы многие и, будучи у вас на Дону, с турскими и с крымскими людьми чинят задоры многие; а по нашему указу запорожских черкас принимать вам к себе не велено, потому что они приходят к вам по наученью польского короля для того, чем бы меж нас и турского салтана и крымского царя ссору учинити и война всчать».
Понимая, что казаки, как и раньше, будут совершать морские набеги и что союз донцов и запорожцев не разорвать, поскольку для них собственные интересы были важнее политических замыслов Москвы и Варшавы, царское правительство тем не менее выступало с очередным предупреждением: «А учнете делать против нашего указу и под турского и под крымского (государей. — В.К.) городы и улусы учнете ходити войною, и корабли и каторги громить, и черкас запорожских учнете к себе принимати, а что в том учинится меж нас и турского и крымского (государей. — В.К.) ссора и война, и то все будет от вас, и вы б в том на себя нашего государского гнева не наводили и нашие к себе милости не теряли…»
Г.П. Пингирян говорит и о нападении запорожцев на Босфор, произошедшем осенью 1622 г., т.е. уже после рассмотренного нами похода. По словам историка, «близко подъехавшие к Стамбулу по сухопутной дороге участники посольства К. Збаражского (Збараского. —