По мнению М.С. Грушевского, первый и второй казачьи набеги на Босфор 1624 г., «таким образом, кроме добычничества, послужили диверсиею в интересах союзников — Гиреев. Может быть, они и имели такую цель». Оставляя здесь без комментариев «добычничество», заметим, что Войско Запорожское (уже не говоря о Войске Донском, не вступавшем в союз с Мухаммед-Гиреем и Шахин-Гиреем) в первую очередь обеспечивало свои интересы и преследовало собственные цели. Босфорские походы просто не могли состояться исходя преимущественно из интересов Гиреев, и речь может идти о совпадении интересов, а также о восприятии этих походов как диверсий в пользу тогдашнего крымского режима.
Попутно отметим и мелькнувшую в литературе совершенно нелепую версию об убийстве татарами в августе 1624 г. в Карасубазаре московского посла Ивана Бегичева, направлявшегося в Стамбул, якобы в отместку за первый набег казаков на Босфор. Против этой версии выступил Н.А. Смирнов, а обстоятельства убийства осветил А.А. Новосельский. По русским источникам, Шахин-Гирей, допрашивая И. Бегичева, «лаял матерно» османского султана и заявлял, что скоро возьмет Стамбул. Помимо русского посла, были убиты и возвращавшиеся с ним из Москвы турецкие послы. Шахин-Гирей не только не мстил за босфорский набег, но был недоволен как раз дружественными сношениями Москвы со Стамбулом.
М.С. Грушевский замечает, что казаки «простояли у берегов Босфора три дня, как бы насмехаясь над бессилием падишаха», а Й. фон Хаммер подчеркивает, что участники набега «возвратились назад к своим берегам с добычей и сознанием, что потревожили Османскую империю в ее столице». Если у Иова, как мы думаем, первый и второй босфорские набеги совмещены в одном походе, то к 24 августа (дата письма митрополита) запорожцы вернулись от Босфора в Сечь. Более точное время и обстоятельства возвращения запорожцев и донцов неизвестны[270]. По всей вероятности, оно было вполне благополучным: источники не говорят ни о каких-либо сложностях или казачьих потерях на обратном пути, ни об османских победах. Письма Иова и киевских городских властей свидетельствуют о большой добыче, захваченной запорожцами. В этих условиях сложение О. Голубом своих полномочий по возвращении в Сечь, надо полагать, не было связано с неудачами в походе.
На протяжении месяца с лишним после первого набега босфорское население все еще не отошло от связанных с ним переживаний, и когда во второй половине августа Мурад IV выезжал из Стамбула, это происходило «под вопли жителей правого берега Босфора», опасавшихся нового прихода казаков и знавших о весьма невысоком моральном духе своих моряков и солдат.
С датировкой третьего за 1624 г. появления казаков у Босфора в литературе наблюдается такой же разнобой, как и с датировкой первых двух. Н.И. Костомаров и П.Н. Жукович к третьей экспедиции относят известие Мустафы Наймы о приходе казаков в пролив 7 октября. По Н.И. Костомарову, в сентябре запорожцы на 100 чайках вышли в море; турецкий флот стоял тогда в Кафе, занятый укрощением крымских междоусобий, и казаки дошли до окрестностей Константинополя, 7 октября ограбили и частично сожгли Еникёй, а потом благополучно ушли, избежав погони.
На самом деле все это неверно: османская эскадра к тому времени давно уже ушла из Кафы, а 7 октября, как мы видели, — это ошибочный пересчет Ю. (О.И.) Сенковским 4 шаввала, которым турецкий хронист датировал первый казачий набег.
Мнение о том, что капудан-паша с флотом в сентябре был в Крыму, возможно, возникло из-за неверного сообщения Ф. де ла Круа, который утверждал, что в начале сентября нового стиля (22—26 августа старого) «великий адмирал» Турции отправился в Крым ставить нового хана, а казаки совершили нападение на Босфор. Тот же сентябрь находим у Д. Сагредо и И.Х. фон Энгеля (который исправляет 1626 г. Д. Сагредо на 1624 г. Ф. де ла Круа), а за И.Х. фон Эн-гелем все это повторяет М.А. Алекберли.
7 октября как дату набега видим и у Д.И. Эварницкого, правда, с переносом событий в 1623 г.; историк при этом делает ссылку на В.Д. Смирнова, но тот четко говорит об июле 1624 г.[271]. Согласно Д.И. Эварницкому, 7 октября казаки «опять явились в виду Константинополя… ворвались в самый Босфор, разгромили на берегу его селение Еникёй и после этого благополучно возвратились домой», — получается, что историк описывает события первого набега 1624 г.
Ю.П. Тушин искусственно объединяет сведения Иова о первом набеге казаков с рассказом М.С. Грушевского о третьем их приходе к проливу: в конце августа 102 чайки с боем вышли из Днепровского лимана, часть их, дождавшись благоприятной погоды, в начале октября достигла окрестностей Стамбула и, разгромив его предместья, благополучно ушла с добычей.
Добавим еще, что у Н.А. Марковича запорожцы выходят в море после 1 октября. В этот день, пишет историк, казаки убили гетмана Максима Григорьевича «за то, что он удерживал их от морских экспедиций на турков; потом пустились в ладьях в Черное море, вышли на берег за одну милю от Константинополя, сожгли несколько селений и навели ужас не только на десять галер, но и на столицу Турции». То же встречаем у Н. Марковина: «В 1624 г., убив преданного королю гетмана Григорьевича за то, что он удерживал от морских экспедиций, казаки доезжали морем "почти и до Царяграда", делали великие грабежи у живущих там на берегах, в селах и местечках, и навели ужас на столицу Турции». Не вникая во внутреннюю историю Запорожской Сечи, укажем только, что и в приведенных высказываниях видны факты, относящиеся к первому набегу.
В действительности третий в ходе кампании 1624 г. приход казаков к Босфору состоялся в конце сентября, поскольку о нем сообщается в известиях английского посольства из Стамбула от 1 октября. Очевидно, сентябрь у Ф. де ла Круа появился неслучайно, а был связан с реальными событиями казачьей военно-морской деятельности и ассоциативно совместился с отсутствием капудан-паши в столице и на Босфоре.
Вероятно, третий набег возглавлял запорожский гетман Г. Черный. В письме киевских городских властей от 5 сентября отмечено, что на место О. Голуба был избран «некий Гришко Черный из Черкасс, который, взявши на себя старшинство, пошел на море, имея с собой 130 челнов». О третьем походе запорожцев говорит и Иов в письме от 24 августа. По сведениям митрополита, Войско Запорожское в третий раз в течение года отправило в море 150 челнов, «чего никогда не бывало».
Основываясь на последнем документе и одном письме из «лаврского сборника», датированном 3 октября, М.С. Грушевский пишет, что запорожцы, ободренные предыдущими успехами, 16 (6) августа «собрались в третью экспедицию на Константинополь. Такое количество больших экспедиций в один сезон было вещью неслыханной. На этот раз было также около 150 чаек. Но противные ветры задержали их под Очаковом более месяца; козаки истратили здесь много припасов, и несколько десятков чаек поэтому возвратились обратно, а сто с лишним все-таки двинулись дальше, но никаких подробностей об этом походе не знаем».
Если сведения историка верны, то возобновление похода, таким образом, должно было последовать после 5 сентября. В этом случае киевские власти к указанному числу вряд ли могли узнать количество судов, отправившихся далее в море, и поэтому сведения о 130 челнах, может быть, следует рассматривать как искаженный вариант 150. Однако из депеш Т. Роу видно, что 4 сентября он знал о появлении казачьей флотилии у Варны, и, следовательно, не получается более чем месячная задержка под Очаковом. Тогда и в Киеве могли узнать о 130 чайках, продолживших экспедицию. Флотилия у Варны состояла из 150 судов, и, как мы увидим дальше, по английским данным, к Босфору придут также 150 судов. Если это не преувеличение турецких информаторов, то остается иметь в виду возможность нового присоединения к запорожцам донской флотилии.
Последующий ход набега можно представить в общих чертах. «Капитан-паша, — писал Т. Роу Д. Кэлверту 4 сентября, — пришел в устье канала, вынужденный покинуть море из-за мятежей солдат и потерявший свое оружие и снаряжение… Но из-за нового сообщения из Варны о 150 лодках казаков, которых видели и которые замышляли против этого города, ему (капудан-паше. — В.К.) велели снова выйти (в море. — В.К.), подкрепив его людьми и всем необходимым, не без опасности для его жизни; молодой император (Мурад IV. — В.К.) лично послал к нему курьера в небольшой барке».
И.В. Цинкайзен на основании приведенного сообщения замечает, что казаки «показались… на высоте Варны, но, однако, не предприняли ничего значительного». Возможно, этому помешала эскадра капудан-паши, хотя не исключен и вариант простого отсутствия сведений о казачьих высадках, которые могли затронуть не слишком крупные пункты побережья Румелии.
Слухи о возможном появлении казаков продолжали будоражить османскую столицу. «Галерам, — отмечал английский посол в письме Збараскому от 10 сентября, — еще не позволили возвратиться (в Стамбул. — В.К.). Император лично отправился к каналу, чтобы дать приказ об их усилении, из-за слухов, что опять видят казаков в море, где они караулят». «Об этой разновидности войны, — добавлял Т. Роу, — я и не знаю, что сказать, но если ее не предотвратить, то она породит еще большее неудобство… если этот ход (имеются в виду казачьи набеги на Турцию. — В.К.) продолжится, то это государство пойдет на все, лишь бы не переживать тревог по ночам в своем главном городе…»
В довершение к тревогам и слухам произошел бунт солдат, которые должны были охранять черноморский вход в пролив. Об этом мы узнаем из депеши того же Т. Роу принцу Уэльскому, датированной 18 сентября. «Солдаты на галерах в устье Босфора, — говорится в документе, — взбунтовались против своих начальников, забрасывая их камнями и отказываясь снова идти в море…» Властям удалось успокоить бунтовщиков, только согласившись «с условием, что они остаются там, где находятся, и несут стражу до тех пор, пока зимняя погода не прогонит казаков, и в этот день их (солдат. —