Историк советской разведки Игорь Анатольевич Дамаскин (еще один сторонник «русской правды»), составлявший сборник «100 великих операций спецслужб», публикуя в главе «Устранение Троцкого» свидетельство П.А. Судоплатова, то ли не понял, что прошло через его руки, толи не придал значения, а зря. Попросим читателя вникнуть в то, о чем поведал Судоплатов.
«Как свидетельствует один из руководителей советской разведки П.А.Судоплатов, на узком совещании в сентябре 1938 года Сталин сказал:
— В троцкистском движении нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого. Если с Троцким будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена… Троцкий должен быть устранен в течение года, прежде чем разразиться мировая война…» [21, с. 168].
Показания Судоплатова тем ценнее, что меньше всего его можно упрекнуть в отсутствии советского патриотизма.
Таким образом, Сталин уже в сентябре 1938 года знал, что в следующем году начнется мировая война; мало того, знали это и все присутствовавшие на совещании, ибо никто не удивился сообщению Кобы, а просто приняли его к исполнению.
Но каким образом Сталин мог знать о начале Второй мировой войны в следующем году, если даже ее зачинщики немцы осенью 1938-го не ведали, как будут развиваться события?
Вот и выходит, что немцы в 1938-м еще не знали, что следующий 1939 год — год «Большой войны» (более того, они, даже нападая на Польшу 1 сентября 1939 года, не предполагали, что развязывают новую мировую бойню), а Сталин уже в сентябре 1938-го знал, что война будет, да не просто война, а война мировая!
Можно предположить, что Судоплатов в своих показаниях преувеличивает, что вполне вероятно. Однако очень скоро и без его свидетельств становится ясно, что к концу 1938-го у Кобы был план войны, причем план именно на следующий год.
Для того чтобы предсказать начало мировой войны, Сталину не требовалось быть гением — он ведь сам эту войну затеял. Нападение на Прибалтику, Польшу и Румынию (а именно по этим странам был запланирован первый удар еще в середине 1920-х) автоматически означал войну с Великобританией и Францией, а это не что иное, как мировая война. Значит, слова Сталина на совещании означали, что он решил больше не выжидать, а в следующем году нанести удар по лимитрофам и Турции при любом политическом раскладе? Нет, он не мог этого сделать и нам известно, по какой причине. Без Германии в качестве союзника (хотя бы временного) никакой поход ни в Прибалтику, ни на Босфор для Сталина не был возможен.
Судите сами — Гитлер до 1939 года пребывал в относительной нерешительности (что справедливо отмечает и В. Шелленберг): какой вектор направленности придать своей агрессивной внешней политике, иными словами, с кем и против кого воевать — с Антантой против СССР (война с СССР была делом давно решенным, но в тот момент несвоевременным) или с СССР против Антанты. Наступление РККА в Прибалтике и Польше без согласования с руководством Третьего рейха приводило к тому, что Германия автоматически избирала восточный вектор и становилась союзником Антанты, а это означало конец всем сталинским мечтам о завоевании Стамбула. Даже если бы Германия в предстоящем столкновении осталась нейтральной, СССР оказался бы в одиночестве в борьбе фактически со всей Европой (это еще не учитывая Японию и США), без всяких шансов на победу.
Следовательно, по состоянию на конец 1938-го Сталин мог планировать войну против Антанты только с Германией в качестве союзника и никак иначе. Но ведь СССР заключил пакт с немцами только летом 1939 года! Как Сталин мог предвидеть подобное развитие событий в сентябре 1938-го? А кто сказал, что дружба Сталина с Гитлером (именно так, а не наоборот) началась только в 1939-м?
Исследования исторических событий того периода открывают любопытную картину: пока советская пропаганда клеймила позором нацистов, кремлевская дипломатия с этими проклятущими нацистами усиленно «наводила мосты». Пока «ишачки» и «чайки» дрались с «мессерами» над Мадридом, Сталин усиленно домогался любви Гитлера на дипломатическом уровне.
Первые контакты, оттепель после затяжной зимы, начались еще в 1935 году. 9 апреля 1935 года СССР и Германия подписали новое торгово-кредитное соглашение. Не потому ли Тухачевский выступил с речью о германской опасности и с намеком на союз с Антантой?
Вспомним, с чего началась операция «Цеппелин» (по дискредитации Тухачевского и других) немецких спецслужб. «В начале 1937 года мне поручили составить для Гейдриха справку об истории отношений между рейхсвером и Красной Армией…» А с чего это вдруг Гейдриху понадобилась подобная справка после нескольких лет «замороженных» отношений с СССР? Но Гейдрих старался вовсе не для себя — справка потребовалась не ему, а Гитлеру. Зачем? На этот вопрос только один ответ — Советы вышли на контакт с фюрером и тот решил изучить историю взаимоотношений своих политических предшественников на посту руководителей Германии с советским руководством.
В Германию потоком хлынуло сырье. Недаром Троцкий назвал Сталина «интендантом Гитлера». Лев Давыдович, правда, объяснял это факт тем, что Сталин больше всего боится войны: «Об этом слишком ярко свидетельствует его капитулянтская политика… Сталин не может воевать при всеобщем недовольстве рабочих и крестьян и при обезглавленной им армии».
Однако Троцкий ошибался и дело обстояло гораздо серьезнее, нежели представлялось ему в Мексике. Советы стали усиленно налаживать дипломатические контакты (естественно, в тайне от «прогнивших» буржуазных демократий Великобритании, Франции и США) с Берлином.
«Он заметил ликование в РСХА, когда пришло сообщение, что на партконференции из ЦК «за плохую работу» был выведен бывший нарком иностранных дел Литвинов; иначе, как «паршивый еврей, враг НСДАП», его в Германии не называли.
Именно тогда в баре «Мексико», крепко выпив, Шелленберг поманил пальцем Штирлица и, бряцая стаканами… шепнул:
— Зачем война на два фронта? Ведь Сталин расстилается перед нами! Он капитулировал по всем параметрам! Он подстраивается под наши невысказанные желания, чего же больше?!» [57, с. 336].
Юлиан Семенов кое в чем неправ: именно «твердокаменный большевик» Литвинов начал посадку того древа, плоды которого пожали Молотов и Деканозов в 1939-м.
Максим Максимович (настоящее имя — Макс Валлах) вовсе не был тем рыцарем без страха и упрека, какого изображают из него до сих пор. В остальном создатель Штирлица прав: Литвинов (еврей) как контрагент (партнер) на переговорах мог раздражать потенциального союзника (немцев) одним своим видом и его сняли с поста наркома иностранных дел, заменив на безотказного Молотова. Однако скорее всего Литвинова «передвинули» и еще по одной причине. Максим Максимович был все же не «сталинцем», а «коминтерновцем». Мировая революция — это да, за это Литвинов мог положить на алтарь жизнь, но вот для того, что затеял Сталин в действительности, фигура Литвинова на посту наркома иностранных дел была неподходящей.
Сталин все еще продолжал заигрывать с «леваками» и коммунистами всего мира возможностью экспорта революции из СССР для счастья всего человечества; «пятая колонна», которая в нужный момент ударит противника в спину, была ему необходима. Но не всегда и не везде. И в 1938 году грянул гром — Сталин под вымышленным предлогом (связь ЦК КПП с фашистской разведкой) разгоняет компартию Польши в Москве, на исполкоме Коминтерна, а весь ЦК расстреливает. А почти за год до этого события был расстрелян один из активистов КПП Эдвард Прухняк (псевдоним «Север»; расстрелян 21 августа 1937 года), а ровно через месяц — 21 сентября был расстрелян генсек КПП — один из разработчиков тактики единого антифашистского фронта в Европе, Юлиан Ленский. Но почему?
В конце 1930-х годов Исполком III Интернационала дает задания компартиям Эстонии, Латвии, Литвы, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Турции «усилить борьбу» внутри своих стран «с реакцией и фашизмом» (хотя никакого фашизма в указанных государствах не было). Нет фашизма, ну и ладно, зато наверняка есть «реакция»! Главное в том, что именно через эти государства будет пролегать трасса «Большого похода» товарища Сталина и потому существует насущная потребность в «пятой колонне». И вот в то время, как вышеуказанные партии получили указание усилить работу, компартия Польши, одна из самых сильных и организованных в Коминтерне, ликвидируется на корню, и это в преддверии событий! Более того, это внесло раскол в ряды III Интернационала и подорвало доверие к СССР у многих его членов. И напротив, авторитет его политического противника Льва Троцкого только усилился.
Почему Сталин совершил такой проигрышный, на первый взгляд, шаг? Во-первых, потому что участь Польши, как самостоятельного государства, была решена им уже к 1938 году. Во-вторых, раздел польских земель между СССР и Германией был запланирован Сталиным уже в 1938 году. В-третьих, отныне Сталин намеревался вести имперскую (то есть антикоминтерновскую) политику на подконтрольных ему территориях (а Польшу он уже почитал таковой) и предполагаемая в будущем борьба польских коммунистов в одном ряду с «националистическими элементами» против захватчиков — СССР и Германии, Кобе была, естественно, ни к чему.
«Хотя польскую компартию вообще распустили еще в тридцать восьмом — здесь, в Москве, именно на Коминтерне, как шпионско-фашистскую, а весь ЦК расстреляли. Гейдрих ликующе объявил об этом руководству: «Они сожрут друг друга!» И я поверил в то, что Прухняк — агент гестапо? Почему Коминтерн, Третий Интернационал, провозглашенный Лениным и Зиновьевым, распустили в Уфе в сорок третьем?! Не в июле сорок первого, когда надо было потрафить союзникам, ненавидившим эту организацию, а уже после перелома в войне? Почему? Чтобы работать в Восточной Европе иными методами? Не ленинскими? Державными? Но ведь это было уже в прошлом веке, а к чему привело?» [57, с. 353].
При этом, как видим, Сталин блюл не только свой, но и германский интерес, заранее ограждая своего будущего партнера от предполагаемых действий польского коммунистического подполья.