– Нет, Валера, это номер сейчас не пройдёт, – возражал лётчик. – Слишком опасно.
– Но почему? Ведь до Минвод не более двадцати минут лёту.
– А потому что у меня всего три тонны керосина. В случае непогоды борт не сможет уйти даже на запасной аэродром.
– Погода в Минеральных водах отличная. Я узнавал в АДП. К тому же, я тоже полечу вместе с вами.
– А что нам по тебе равняться? Может, ты камикадзе? – Он помолчал и спросил: – Сколько заплатишь за риск?
– Пятьсот долларов вам и пятьсот на экипаж.
– Давай так: тысячу мне и тысячу на ребят.
– Договорились.
Ничего страшного не произошло. Мы благополучно загрузились товаром, слетали в Минеральные воды, а потом и в Якутск. Только именно с этого дня меня уже никто не называл по имени. За мной закрепилось прозвище Камикадзе. Позже, когда я рассказывал другим лётчикам об этом рискованном полёте, они лишь качали головой и говорили, что никогда бы не решились на подобное.
На зиму 1995 года пришлось много удивительных и необычных случаев. Помню, например, как однажды нам пожаловался якутский покупатель колбасы, что в наших ящиках всегда обнаруживается небольшая, килограмма по два-три, недостача. Я ужесточил проверку веса непосредственно при получении товара с мясокомбината, но там всё было по-честному. Получалось, что колбасу похищали при погрузке. Я и её лично контролировал, но в Якутске опять вскрылась недостача. Оставалось одно: колбасу похищали во время полёта – но как? – если она находилась в грузовом отсеке?
Чтобы разобраться с этим странным полтергейстом я вновь полетел в Якутск. В самолёте насчитывалось всего пять человек пассажиров. Весь салон был заставлен коробками с бананами и апельсинами. И вот уже после нашей дозаправки в Новосибирске, я, засыпая в кресле, вдруг заметил, как мимо меня проследовал штурман. Подождав несколько минут, я пошёл за ним. Моему взору предстала следующая картина: лётчик поднял ковролин, открутил люк, державшийся на болтах и, опустив вниз голову, достал из ящика несколько колец колбасы (замечу, что якуты почему-то не покупали сыровяленую колбасу в батонах, а предпочитали только ту, что кольцами) и наполнил пакет. Моё внезапное появление его озадачило. Он стоял в растерянности.
– Положите назад.
– Да я немного взял, перекусить, – оправдывался тот.
– Вам что бортпитания не хватает?
Штурман опустил краденное и закрутил люк, из которого шёл холод. Я тут же прошёл в кабину и вызвал командира. Узнав, в чём дело, он извинился передо мной, но так ничего и не сказал любителю «Краковской», «Московской» и «Коньячной». Как позже выяснилось, всё это делалось с его согласия. И ворованная колбаса делилась поровну между всеми членами экипажа.
Был и ещё один забавный случай уже в самом Якутске. В тот раз для перевозки товара мы арендовали ещё и грузовой АН-12. Он летел следом за ТУ-154-м. Я впервые увидел отделение для отдыха с двухъярусными парусиновыми койками. Экипаж состоял из шести человек. Грузовой отсек в этом самолёте отделён специальной дверью с иллюминатором. Она закрывается рычагом (есть такая шутка: на вопрос впервые попавшего в кабину АН-12, можно ли закурить, отвечают, показывая на багажное отделение: да выйди и покури. И тот хватается за рычаг, а высота 10 000 метров!.. Грузовой отсек негерметичен, воздух разряжен; через три минуты вдыхания такой смеси наступает смерть; понятно, что новичка всегда вовремя останавливают). Итак, мы прилетели в Якутск и начали выгрузку. А поскольку дело было ночью, и температура минус сорок, то к самолёту всегда подъезжала специальная машина-компрессор, которая через гофрированную трубу гнала внутрь горячий воздух. Иначе нельзя, потому что фрукты моментально замёрзнут и испортятся. Эта услуга нами уже была оплачена и входила в аэропортовый сбор. Но один из водителей постоянно требовал от нас дополнительной взятки. Причём, его денежный аппетит каждый раз возрастал. Он угрожал «поломкой» компрессора. Мне надоело слушать его угрозы, и на этот раз я решил проучить наглеца.
«Задним парктроником» у 130-го «ЗИЛа» выступал какой-нибудь случайный помощник, коим в данном случае, оказался я. Водитель сдавал назад, смотрел в боковое зеркало и ждал команды остановиться. Но труба, по которой шло тепло, была короткой, и «ЗИЛ» подъезжал всё ближе и ближе. И вот тут я умышленно допустил лёгкое столкновение края машины с крылом самолёта. Как только произошло касание, я тут же закричал. Шофёр выскочил из кабины и побелел, как снег. Случилось «ЧП»: столкновение автомобиля с самолётом. За такое, учиняли служебное расследование, а потом увольняли. Мне достаточно было вызвать командира и сообщить о происшествии в АДП. Там бы моментально составили акт, и парень потерял бы очень хлебную работу. Виновник аварии почти слёзно начал умолять меня скрыть этот факт, показывая, что на крыле не осталось никакой вмятины, а лишь лёгкий след краски. Я сначала отказывался, но потом сказал, что тогда ему придётся навсегда забыть про «чаевые». Он обрадованно кивнул. До самого последнего дня, пока мы совершали полёты в Якутск, этот водитель больше ни разу не попросил денег.
Наш бухгалтер поздравила нас с тем, что всего за три месяца оборот фирмы, в пересчёте на доллары, составил один миллион. Но денег мы себе почти не брали. Всё вкладывали в дело. И в этом был какой-то азарт. Моя схема работала безотказно. Были, конечно, сбои. Например, вместо ТУ-154 М нам приходилось арендовать менее экономичный ТУ-154 Б, но высокая прибыль всё равно покрывала небольшой убыток.
Я практически всё время проводил на борту. В перерывах между полётами оказывался то в Якутске, то в Красноленинске.
В рейсах случалось всякое. Как-то одна из бортпроводниц во время раздачи минералки случайно капнула из пластикового стаканчика на брюки пассажира, представителя коренной народности. Она сразу же извинилась и подала салфетку. Но не тут-то было! «Обиженный» подскочил и стал кричать, что не позволит всякой самолётной обслуге так с ним обходиться, тем более что он не кто-нибудь, а «потомственный князь»! И пообещал лишить девушку работы. Светлана, так звали стюардессу, посмотрела на него внимательно и выдала:
– Да какой же вы князь, если ведёте себя, как потомственный извозчик!
Якутский «аристократ» разразился скверным русским матом в её адрес. И вот тут уже пришлось вмешиваться мне. Я склонился над ухом скандалиста и красочно обрисовал ему, ближайшие, но возможно, его последние, пять минут жизни, если он не извинится. Не ожидавший такого поворота событий ясновельможный дебошир пробубнил что-то в извинительном тоне и уставился в иллюминатор.
Только на этом инцидент не закончился. Вернувшись на свою историческую родину, «князь» накатал на бортпроводницу жалобу, и её отстранили от рейсов на целый месяц. Такой несправедливости я перенести не мог и однажды наведался к Светлане в гости с конвертом, набитым ассигнациями. Наша фирма выплатила ей столько, сколько она получала от нас за месяц работы. Мы сидели на крохотной кухне и пили «Nescafe» с тем же самым армянским коньяком. Внизу, у плиты, стояла миска с едой, но ни кошки, ни собаки я не заметил. Примерно, в девять вечера в коридоре раздался какой-то шум. Казалось, что кто-то шлёпает босыми ногами. Повернув голову, я обомлел. Мне в глаза смотрела серая крыса величиной со среднего кролика.
– А это мой Петрович, – как ни в чём не бывало, представила гостя хозяйка. – Я его приручила, и мы подружились. А он милый, правда? Ты только не пугайся, он ко всем гостям запрыгивает на руки. Людей любит…
Только Света не успела договорить фразу. Я сорвался со стула и, перепрыгнув через испуганного Петровича, вылетел к входной двери, сорвал с вешалки шапку, куртку «Аляску» и сбежал. Позже, Светлана извинялась за то, что не предупредила меня о «сожителе». Я старался перевести разговор на другую тему. Мне самому было стыдно, за свой страх перед этим отвратительным существом. А виной всему случай из детства.
В тот день я, только что принятый в октябрята, возвращался из школы домой. На белой сорочке гордо краснела звёздочка с маленьким кудрявым Ильичом. Когда до подъезда оставалось метров сто, прямо передо мною из-за высокого забора шлёпнулась огромная крыса с разорванным животом. Она была беременна крысятами. Её убили подростки и швырнули на дорогу. Если бы я шёл чуть-чуть быстрее, мерзость попала бы в меня. От одной этой мысли меня стошнило, я тут же вырвал, расплакался и бросился домой. А там был только старший брат. Узнав причину моих переживаний, он решил отучить меня от этого страха. Когда родители ушли на работу, Игорь отвёл меня в сарай и приказал лезть в подвал, где под закромом однажды нашли мёртвую крысу.
– Просидишь полчаса – мужчина. Нет – грош тебе цена, – закрывая крышку люка и выключая свет, изрёк он.
Вышло так, что брат забыл про меня и вспомнил только через три часа. Всё это время я явственно слышал, как кто-то скрёб и шуршал за ящиком. Чтобы не было страшно, я пел одну и ту же, любимую песню, в которой «шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил…». Эти три часа мне показались вечностью. К тому же я ещё и простудился. Проболел неделю. Но зато старший брат стал ко мне относиться пусть с небольшим, но всё-таки уважением. Жаль только, что оно испарилось с первой двойкой по математике. Конечно же, Светке о детской душевной травме я не мог рассказать. Для неё я был богатым новым русским, арендующим самолёты.
К нашим несомненным достижениям можно отнести установку в офисе системы связи AFTN (Aeronautical Fixed Telecommunications Network; информационная сеть гражданской авиации). Благодаря ей, мы могли связываться с любым аэропортом мира и, не выходя из офиса, открывать и закрывать продажи авиабилетов в любом городе, куда летали самолёты «Транзит-Эйр». География рейсов расширилась. Кроме Новосибирска промежуточными аэропортами стали Томск и Новый Уренгой. Иногда, когда были заказы от тамошних коммерсантов, мы отправляли часть товара и туда.
Викентий Закарпатский уволился из авиакомпании и находился в постоянной командировке в Якутске; собирал деньги с магазинов и принимал товар.