Алик за эти несколько месяцев сильно изменился. Конфуция больше не читал. Зато купил видеомагнитофон и бесконечно смотрел «Путь Карлито», «Гангстера», «Билли Батгейта», «Неприкасаемых», «Цвет денег» и «Лицо со шрамом»; «Крёстного отца» и «Однажды в Америке» знал почти наизусть. Он носил модный малиновый пиджак, итальянские туфли фирмы «Baldinini» и обязательную барсетку. Мой компаньон принял на работу молоденькую секретаршу, которая, не только готовила ему чай, но и скрашивала скучные рабочие дни. Для этой цели в кабинете вместо нашей допотопной мебели появился мягкий кожаный диван. Не обошлось без капельной кофеварки и бара в виде глобуса. На самой большой стене он повесил два портрета в тяжёлых золочёных рамах – свой и мой. Какой-то местный художник написал их по фотографиям всего за пять бутылок армянского коньяка. Мой «фейс» получился настолько реалистичным, что, по словам Алика, во время его любовных утех секретарша смущалась. Ей казалось, что с картины я смотрел на неё немым укором. Но вскоре и она разочаровала своего любвеобильного начальника, и потому по окончании испытательного срока он её уволил. Уже на следующий день потомок прусских аристократов дал объявление в газету «Забор» и каждый день после шести вечера начинал приём кандидаток на собеседование.
По словам моего друга, в один из таких февральских вечеров, когда он уже предвкушал появление новой «карамельки», к нему ввалились три наглые рожи «кавказской национальности» и передали привет от Самира.
– Что значит, «при-в-вет»? – заикаясь, спросил Алик.
– А то и значит… Передайте, говорит, пацаны привет с того света Алику и Валере, что бабки мне торчат, – вымолвил коренастый с белыми чётками «старший». Он пододвинул ногой стул и плюхнулся на него. Двое других остались стоять. – Так ты кто? Алик или Валера?
– Алик.
– Ну, давай, Алик, рассказывай, – ухмыльнулся он. – Мы тебя слушаем. Сколько вы были должны Самиру?
– Пять с половиной.
– Вот, молодец, вспомнил. А когда надо было вернуть?
– Не помню точно. Где-то в середине ноября.
– Слышь, братва, он даже забыл, когда бабки заныкал. – Чеченец вынул из кармана записную книжку, – как раз ту самую, что мы видели у Самира, – вздохнул и прочитал: – «15.11.94. А. Клейст и В. Приволин, долг 5 500 дол.». Ну так чо?
– Так никто ж и не отказывается. Мы хотели отдать, да некому уже было.
– Некому говоришь? – осклабился незваный гость. – А я, по-твоему, кто?
Алик пожал плечами.
– Не знаю. Я тебя первый раз вижу.
– Это ничего. Теперь, фраер, каждый день нас видеть будешь. Вы, смотрю, сильно развернулись на бабках Самира. Целую авиакомпанию создали. В Якутск коньяк гоняете. Борзеете, говорят. Порядочных людей на керосин кидаете. Короче: для начала штраф заплатите тридцатку зелени. Срок даю до завтра. А потом я скажу, что с вами дальше будет. Понял?
– Насчёт тридцатки это вы, парни, загнули, – придя в себя, ответил Алик. – Просрочка оплаты чуть больше трёх месяцев, а вы тридцатку хотите. Давайте встретимся послезавтра. Я вас с нашими друзьями познакомлю. Они – люди серьёзные. Там всё и обсудим.
– Ты чо, овца, нам стрелку забиваешь? А ты понимаешь, чушок поднарный, что после этих слов ты уже тридцаткой не отделаешься? – чеченец поднялся и вплотную подошёл к Алику.
– Я, хоть и недолго на киче чалился, но «чушком» не был, – ответил Альберт, белея от злости. – А за такой базар ответ держать придётся. Ты адресок оставь и телефон, чтобы тебя долго искать не пришлось.
Два других чеченца будто собираясь драться, стали разминать кисти и делать движения плечами. Но Клейст стоял как изваяние и даже не моргал. Он смотрел в глаза старшему.
– Духовой что ли? – усмехнулся тот. – Ладно, посмотрим. А искать меня не надо. Завтра в это же время мы опять к тебе придём. За бабками. Готовь тридцатку. Сегодня тебя бить не будем. Подождём до завтра.
Он плюнул на пол, и они ушли.
Алик тут же закрыл офис, остановил такси и поехал в известное в городе кафе, где собирались друзья Шаха. Надо сказать, что после своего освобождения он помогал своим недавним сокамерникам. Кроме продуктовых передач, раз в месяц Алик, по согласованию со мной, отдавал разные суммы людям Шаха. Тот знал об этом и однажды даже прислал из тюрьмы маляву, в которой было написано: «Алику. Благодарю за помощь. Обращайся. Шах». Эту записку мой компаньон с гордостью показал мне. Он носил её в кармане своего модного пиджака. Но мне это не нравилось. Я был уверен, что рано или поздно зависть со стороны людей Шаха приведёт к конфликту. Стоит нам хоть раз попросить у них помощи, как те сразу предложат «крышу». А это уже далеко не дружба. Однако Алик убеждал меня, что и с братвой можно иметь нормальные отношения и в то же время, не быть одним из них, то есть не бояться, что тебя посадят.
Я прилетел из Якутска утром следующего дня и узнал, что вечером предстоит неприятная встреча с братом Самира. Все эти подробности Алик рассказал ещё в аэропорту. Он был на удивление спокоен и уверил меня, что дагестанская группировка на его стороне. Мне надо будет лишь признать сумму долга и подтвердить дату возврата. Остальное – не моё дело. Он сам во всём разберётся и можно не волноваться. Только в его слова мне не особенно верилось.
Придя домой, первым делом я открыл уже почти забытую записную книжку Деда. Ко всем старым датам добавилась только одна прошлогодняя запись – 22.11.94. И опять рядом стояла галочка. Свободного места оставалось всё меньше. Но тогда я ещё не задумывался о последствиях. «Да, – рассудил я, – стало быть, этот недоделанный «сын Арарата» чуть не угробил меня тогда в поле, перед первым рейсом. А вот зачем он нажаловался на нас брату Самира – непонятно. Вероятно, зависть.
Неопределённость – вещь отвратительная. Особенно, если ты знаешь, что от тебя почти ничего не зависит. И кто знает, как изменится моя и Алика жизнь после вечерней разборки? Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я включил телевизор. Показывали войну в Чечне. В Грозном шли тяжёлые уличные бои. Отряды сепаратистов, постепенно оставляли город. Наши солдаты, с перепачканными сажей лицами, перекуривали после атаки.
Усталость взяла своё, и я сам не заметил, как заснул. Слава богу, что перед этим поставил будильник. Молоточек «Севани» тарабанил отбойным шахтёрским молотом. Я умылся и наскоро перекусил. Старый армейский принцип: если не знаешь, что тебя ждёт впереди, первым делом поешь – в данном случае был как нельзя кстати.
На улице бушевал ветер. Он завывал в трубе школьной котельной, точно в огромном свистке, рвал рекламные щиты и чуть не сбивал с ног прохожих. Погода, будто предчувствуя недоброе, уговаривала меня остаться дома.
У обшитого железом ларька с надписью «Круглосуточно» стояло такси, которое я и нанял. Водитель, под негромкую музыку песни Евгения Кемеровского «Братва не стреляйте друг друга», ругал частный инвестиционный фонд «Южный», куда вложил семейные ваучеры и остался ни с чем. И если «МММ» уже лежало на дне, то клоны этой мошеннической структуры, точно метастазы, покрывали всю Россию. Ещё несколько месяцев назад в красноленинском аэропорту садились грузовые АН-26 с логотипом «РДС-АВИА». Финансовая компания «Русский Дом Селенга» создала свою авиакомпанию исключительно для того, чтобы перевозить деньги вкладчиков в основной офис со всех концов нашей необъятной страны». Вот это размах!
Жигули остановились на улице Ленина, рядом с политехническим институтом. Я поднялся наверх и зашагал по длинному коридору, в котором кипела авантюрная коммерческая жизнь. Синим светом мерцали экраны мониторов с программой «Лексикон». Из открытых дверей чужих кабинетов слышалось, как кто-то по телефону менял два вагона леса на вагон краски, краску на тушёнку, а тушёнку на водку… Инфляция была запредельной, и бартер правил экономикой.
Алик стоял у окна и курил.
– А! Вот и ты! Могу обрадовать – никакой разборки не будет. Всё разрешилось само собой ещё днём. Дагестанцы нам помогли. Мы должны отдать брату Самира всего десятку зелени. Деньги у нас есть, так что можно не переживать. Завтра я им отнесу. Но, как ты понимаешь, помощь людей Шаха не бескорыстна. Теперь они будут поставлять нам фуры с товаром для отправки в Якутск под реализацию. По-моему, неплохой вариант.
– И по каким же ценам?
– Не знаю. Они говорят, что всё будет нормально.
– Нормально? Для кого? Ты же понимаешь, что, фактически, они входят в наш бизнес. Это плохо. Проще было с чеченцами договориться.
– Да? Думаешь, они бы не влезли бы к нам? Ещё бы заставили работать на них и по бабкам отчитываться. Платили бы нам мизерную зарплату и никуда бы мы с тобой не делись. Ты видел, какая в Грозном война? Им завалить нас – как воды выпить.
– Не знаю, – пожал я плечами, – не нравится мне это. Но как бы там ни было, надо лететь на Кипр, учреждать офшорную кампанию, подписывать договора с аэропортом Ларнаки, найти турфирму и согласовать цены на приём.
– Вот и поезжай! – оживился Алик. – Там тепло, апельсины, море, тёлки загорелые… Поезжай! А за дело не беспокойся! Новые сотрудники – парни ушлые. Налету всё схватывают.
– Вот это меня и беспокоит. Присматривать за ними надо.
– Здесь ты прав, – кивнул Алик.
Наши новые помощники, действительно, отличались от общей массы сверстников. Евгений, так звали одного из них, пробовал заниматься челночным бизнесом. Он одолжил денег у одноклассника, но рассчитаться так и не смог. Тот ждал, настаивал, ругался, но назад не получил ни рубля. Когда терпение у него лопнуло, он обратился к братве, и те взялись за должника серьёзно. Они приходили к Евгению домой и, не стесняясь, заглядывали в полупустой холодильник. Если находили еду, забирали себе. Им было всё равно, что жена и маленький ребёнок оставались голодными. Иногда после таких визитов у супруги начинались истерики. Надеясь рассчитаться, Женя уговорил хозяина, вечно простаивающего без работы «КАМАЗа», отправиться вместе с ним в Курскую область. Он вычитал объявление о том, что в одном колхозе пропадает в поле картофель. Собирать было некому. Всё село пьянствовало. Правление отдавало урожай за гроши. Вдвоём с водителем они накопали целую фуру. Жили в кабине. Скучное и холодное существование парней скрашивала подобранная на трассе, «плечевая». Девчонка оказалась весёлого нрава. Она делилась не только своим теплом с попутчиками, но и готовила нехитрую еду, а иногда помогала собирать картошку. За неделю они настолько к ней привыкли, что, казалось, знали всю жизнь. Да и сама гостья влюбилась в обоих. Но пора было ехать назад. Путана плакала и не хотела расставаться. Так втроём они и вернулись в Красноленинск. Картофель распродали быстро, и долг Евгений погасил. А «боевая подруга» нашла себе место на улице Объездной. Там, говорят, и «голосует» по сей день. Всё это случилось ещё прошлой осенью. Теперь Евгений работал у нас. В его обязанности входило получать товар, проверять его качество и руководить погрузкой в самолёт.