– Как скажешь! Если хочешь на берег – пойдем туда. Что-то в этом есть…
Пчелинцева посмотрела на Суржикова и вытянула губы трубочкой.
– Что это ты рожи строишь? – поинтересовался он.
– Не умеешь ты врать. И это хорошо.
– Почему – врать?! Я и вправду с удовольствием на берегу посижу.
– Да? Ну ладно!
Женя выскочила из постели и помчалась собирать ужин.
Они вышли из дома, и на них обрушился ветер. Он действительно был шквалистым и теплым. Суржиков вспомнил, что день был знойным, поэтому ночь еще не успела растерять накопленное тепло.
– Ну, на самом берегу будет прохладней, – пообещала Женя.
Дошли они быстро – дорожка освещалась, и контрастом с этим светом был мрак берега. Еле различался блеск волн и стоял шум.
– Так, давай здесь устроимся, – скомандовала Женя, опускаясь на плоский валун. Таких огромных камней на берегу было немного.
– Отлично – и стол, и стул.
– Да. – Она ловко развернула салфетку, пошарила в песке, нашла мелкие камешки и придавила ими салфетку. Все остальное не улетит – оно в коробочках. – Давай есть!
– Давай! – Суржиков выудил большой бутерброд и протянул его Жене.
– Нет, это тебе, я буду яблоко и сыр. А в термос я налила кофе.
Суржиков не стал спорить, он откусил бутерброд и посмотрел по сторонам. «Не видно ни зги. Идея в духе Пчелинцевой», – подумал он, а вслух спросил:
– Ты всегда была такой боевой? Или как-то с течением времени характер переменился? С возрастом?
– Всегда, – не удивилась вопросу Женя, – с детства была такой. Куклы, платья, заколки – это все не мое. А вот перо воронье в волосы и залезть на дерево – самое милое дело. Золушка, Дюймовочка, Царевна-лебедь – не мои героини. Мама мне рассказывала, да я и сама помню, когда показывали этот знаменитый сериал бразильский и все девчонки изображали безответную милую главную героиню, моим кумиром была злая тетка, которая всех преследовала и наказывала. Я однажды маму и папу связала, пока они какую-то передачу смотрели. Старательно так. Папиными галстуками. Вроде как в рабство их угоняю.
Суржиков рассмеялся:
– Господи, как же это на тебя похоже…
– И не говори. Ничуть с той поры не изменилась, – согласилась Пчелинцева.
– Знаешь, если честно, здесь холодно, темно, песок засыпал всю еду, и он теперь хрустит на зубах. Но мне сейчас хорошо – я понимаю тебя, я люблю тебя такой, какая ты есть. И я очень не хочу тебя потерять.
– Почему?
– Что – почему? – удивился Суржиков. – Почему песок хрустит?
– Брось, я сейчас серьезно, – покачала головой Женя, – почему боишься потерять?
– А почему люблю – не интересно?
– Я знаю, почему любишь. Потому что я красивая, добрая, умная, отличная хозяйка и прекрасный профессионал, – с нарочито важным видом сказала Женя.
– Именно поэтому и боюсь потерять такое сокровище.
– Глупости. Таких – полно! Оглянись – все женщины такие. Или почти все.
– Не знаю. Не встречал таких, как ты.
– Конечно, спасибо, но все же? Почему потерять боишься?
Суржиков задумался – что он почувствует, если Пчелинцева исчезнет из его жизни? «Я даже не знаю. Мне плохо будет. Сначала. Наверное, долго плохо будет, – думал он. – Господи, зачем я это сказал?! Она сейчас к каждому слову прицепится. Женька же дотошная. И очень красивая. И сексуальная. Вообще мне повезло, что так все получилось – что она пришла на мой курс».
Суржиков пробыл в Дивноморске четыре дня. Он бы остался еще на пару, но в университете его ждали дела. Хотя было лето и многие преподаватели ушли в отпуск, Суржиков работал.
– Может, ты все же останешься? Ну, хоть на неделю еще? – просила Женя и добавляла: – Я тоже возьму несколько дней – у меня от отпуска осталось.
– Я бы с удовольствием, но… – разводил руками Вадим.
– Что ж… – Женя надувала губы. Сейчас ее поведение совершенно изменилось. Пока она сидела на работе, Суржиков встречался в Дивноморске со своими знакомыми. Женя неожиданно для себя, страшно ревнуя его, звонила каждые полчаса.
– Ты где? С кем? Да? А когда будешь дома? – допытывалась она и тут же советовала: – Не мотайся по городу, поезжай домой. На море сходи.
Потом, вспомнив, что на море множество ослепительных загорелых девиц, поправлялась:
– Нет, на море вместе сходим, вечером. Ты просто отдохни, книжки почитай. Все же какой-то отдых.
Суржиков удивлялся и радовался таким переменам, он старался не вспоминать, каким был дураком, когда ревновал Женю к своему другу Боярову. Тем более что Олег был занят исключительно работой – приближалась осень, а с ней и премьера их проекта. Вадим видел, что друг не может ни о чем другом думать и его отношения с Пчелинцевой – это дружба соратников. Суржикова успокоили наблюдения, только ему в голову не пришло, что для Жени отношения с мужчиной – это в первую очередь дружба. Такие, как она, влюбляются в ум и энергию. Впрочем, эти знания не были нужны сейчас Вадиму, поведение Пчелинцевой было понятно, а ее влюбленность – очевидна.
На Южном вокзале Дивноморска они расстались, как пылкие влюбленные – с объятиями и долгими поцелуями.
Осень
Осень пришла в октябре. В сентябре стояла жара, свойственная тропическим широтам. Градусник показывал плюс тридцать пять, с моря не было ни дуновения, а ночами гремели сухие грозы. Воздух пах раскаленными соснами. Отдыхающих в городе и на побережье уже не было – сезон отпусков заканчивался и начался учебный год.
Пчелинцева пропадала в Агентстве – иногда она даже ночевала на большом диване, который недавно поставили ей в кабинет. Помнится, она с удивлением спросила начальницу общего отдела, а попросту администратора, Беллу Сергеевну Севостьянову:
– Господи, зачем такой монстр в моей «каминной»?
– Бояров распорядился, – без всякого намека ответила Севостьянова, – он сказал, что уезжать с работы в два часа ночи и приезжать в девять – смысла нет. Уж лучше тогда оставаться ночевать здесь.
– Логично, – согласилась Женя, – тем более что у меня есть шкаф для одежды и белья, а на третьем этаже прекрасные душевые. Все хотела спросить, откуда они там?
– Из «тех» времен, – загадочно ответила Белла Сергеевна.
С диваном стало намного удобнее. Женя развесила в шкафу пару деловых платьев, запаслась полотенцем, шампунем. И хотя ее дом находился не так далеко, экономия времени и сил была очевидной.
Занятость и общая нервная обстановка не мешали ей звонить Суржикову. Более того, она вдруг прониклась прелестью обычного письма. Раз в неделю она ручкой на бумаге с удовольствием описывала все, что происходило в ее жизни и отправляла все заказным письмом. Суржиков в Москве крайне удивился, получив такую депешу, но потом привык и ждал Жениных посланий с нетерпением. Казалось, такой пустяк, «вчерашний день», но было приятно распечатать конверт и читать написанное неровным почерком. В новостях, пересылаемых таким образом, было что-то очень интригующее. Казалось, что каждое письмо – это еще одна серия захватывающего сериала.
Из сентябрьских посланий Пчелинцевой следовало, что противники проекта повержены. Бояровым было проведено тайное расследование – он не стал применять метод дедукции и призывать на помощь логику. Он некоторое время внимательно наблюдал за людьми в коллективе, потом вспомнил все подобные истории, о которых ему рассказывали, почитал о таком в интернете, и тут вступило в силу, как выразилась одна ученая дама, «прецедентное право». То есть «шифром» послужила похожая история. Бояров все сопоставил и наугад назвал трех возможных виноватых. Два из них отпали по объективным причинам – они не располагали нужной информацией, а третий подходил по всем параметрам. Он и был уличен в сливе информации. Им оказался напарник Антона Хвостова – Саша Павлов, сотрудник отдела новостей. Именно он встречался с представителями других компаний и рассказал им о новом проекте Агентства. Потом он им переправил сценарий и фамилии тех, кто будет участвовать в передачах.
Когда Бояров вызвал Павлова к себе, тот даже не отпирался. Свой поступок объяснил тем, что ему нужны были деньги или карьерный рост. Конкуренты обещали второе.
– Понимаете, я в Агентстве достиг потолка. Вы бы не сделали меня начальником отдела. Там прочно сидит Хвостов. А я хочу карьеру сделать, – сказал Павлов.
– Ты просто дурак. Хитрожопый дурак, – прямо высказался интеллигентный Бояров, – и ты, похоже, врешь. Если бы ты хотел делать карьеру, ты бы пришел ко мне с идеей. И я тебе дал бы карт-бланш. Я бы еще помог тебе. Надо было только подумать и поработать мозгами. А ты просто слил работу всей компании. Понимаешь, Пчелинцева придумала этот проект. Она его придумала, написала сценарий, продумала его развитие, вела переговоры со спонсорами, приглашала людей. Понимаешь, баба все придумала и сделала. А ты, мужик, взял спер это и перепродал. Мне кажется, это даже не противно…
– Да, ладно, все знают, что эта Пчелинцева не просто так сюда попала. Она любовница Суржикова. И это его протекция.
– И что, – спокойно спросил Бояров, – от того, что она любовница Суржикова, она стала глупее? Или работать разучилась? Ты посмотри, как после тебя, гаденыша, она поле расчистила. Она твою выходку в победу Агентства превратила. Для этого голову на плечах надо иметь. Она – имеет. А ты – нет. Ну, и совести заодно тоже.
Бояров еще долго говорил – он не стеснялся в выражениях и пообещал уволить Павлова так, чтобы никто его на работу не взял.
– Ну, это мы еще посмотрим, – ухмыльнулся Павлов на прощание. – Меня давно ждут, я просто случая ждал да и отпуск отгулять хотел.
Бояров только рассмеялся – его веселило такое жлобство. И, будучи человеком незлым, он все же позвонил руководителю того канала, который воспользовался «услугой» Павлова.
– Дело, конечно не мое, но ваш Саша Павлов не двойной агент, а тройной, – весело сказал он. И повесил трубку, оставив собеседника гадать и сомневаться.
После этой совершенно мальчишеской выходки Бояров успокоился – гештальт был закрыт. В то же время он окружил заботой и вниманием Пчелинцеву – Боярову по-человечески было жаль эту работящую умницу.