Моя безупречная ассистентка, которая делает все настолько идеально, что я удивляюсь тому, как смогла найти такую волшебную помощницу в кратчайшие сроки.
— Алисия, прошу меня простить. Ваш послеобеденный кофе, — лестно улыбаясь, Рамилия направляется ко мне с чашкой крепкого напитка и маленьким блюдцем в руке. Я и забыла, что попросила у нее сварить его через час после ланча.
— Спасибо, Рэми. А когда будут готовы макеты обложки? — интересуюсь я, замечая, как аккуратно и медленно девушка опускает на стол фарфоровую тарелку. её руки довольно сильно дрожат, словно вот-вот сломаются. Слегка напрягаюсь, когда замечаю, что рукава её блузы немного задираются, обнажая моему взору покрасневшие запястья, покрытые ужасающими свежими царапинами.
По моему телу проходит мелкая дрожь, я бросаю встревоженный взгляд на Рамилию.
— Да, конечно. Сейчас вышлю. Что-то не так, мисс? Вы выглядите обеспокоенной, — продолжая натянуто улыбаться.
— Что это, Рэми? — задаю простой вопрос я, кидая выразительный взгляд на руки своей ассистентки. её вишнево-карие глаза мгновенно начинают сиять, лицо озаряет еще более широкая улыбка.
— Вы про кольцо? — она ненавязчиво демонстрирует мне внушительный сапфир, красующийся на её безымянном пальце. — Вчера мои родители выдали меня замуж. Это была тихая церемония внутри семьи. Я так счастлива, что теперь у меня начнется новая жизнь. Главное, что муж позволил мне работать. Отец не одобрял это, и я…, — девушка заметно горбится и опускает плечи. — Пойду отправлю вам варианты обложек. Кстати, скоро вам заглянет курьер. Мне передали, что он уже поднимается, — быстро соскакивает с темы на тему Рэми.
— А от кого посылка?
— От его величества Амирана аль-Мактума, — почтенно произносит Рэми, поправляя платок, который является неотъемлемой частью офисного дресс-кода для всех женщин, включая меня. С легким кивком, она быстро ретируется из моего кабинета.
Странно. Уверена, что страшные порезы на её запястьях мне не привиделись. При этом, она выглядит счастливой и беззаботной, но я слишком хорошо знаю, как мы, женщины, умеем скрывать свои эмоции. Особенно, когда они касаются мужчин. Девушка явно рада, что освободилась из лап жестокого отца, который, возможно, и оставил ей эти ужасные следы на коже. Или она нанесла порезы сама себе?
И что мне с этим делать?
Глубоко задумавшись о Рэми и о том, сколько еще таких женщин существует в Асаде, что ежедневно страдают от домашнего и бытового насилия, я погружусь в мрачные мысли и разработке стратегии по защите прав женщин, которые хотела бы предложить Амирану. Возможно, он бы мог решить эту проблему в будущем. Хотя, судя по тому, как Ран последние три недели тоже пропадает на работе, у него не будет ни малейшего желания рассматривать мои инициативы прямо сейчас. А пока пройдут годы, пострадают еще тысячи женщин. Для многих из них, работа в моей редакции — стала мечтой, ключом к свободе и независимости.
Насладиться кофе в спокойном одиночестве так и не удается.
— Курьер направляется в ваш кабинет, Алисия. Это цветы и подарки от вашего мужа, — раздается голос Рэми в динамике стационарного телефона, и я с неохотой откладываю чашечку насыщенного капучино в сторону.
Дистанционно открываю замок кабинета и с улыбкой встречаю огромный букет цветов от Амирана. Букет пионов закрывает фактически половину фигуры широкоплечего курьера. Опять не меньше ста пятидесяти одного бутона…рассказывала же ему, как мне потом жалко выкидывать эту красоту. К тому же, пионы всегда очень быстро вянут. И все же, наблюдать их на своем журнальном столике в правой части просторного кабинета весьма приятно. В дополнение к букету, замечаю две красивых белых коробки — раньше он присылал только цветы и сладости, но сегодняшняя доставка выглядит еще более внушительной, чем обычно.
Надеюсь, это не новая маска.
— Добрый вечер, — встаю из-за стола, чтобы сразу направить курьера к большой вазе, которую я чуть позже наполню водой. — Благодарю за доставку, — дежурным, но приветливым тоном приветствую мужчину, отмечая молчаливость курьера. Сотрудник службы доставки торопливо следует прямо по направлению к вазе, и я невольно скольжу взглядом по его внушительной фигуре. Крупнее его будет только мой муж и отец.
И вдруг, я улавливаю до боли знакомый запах.
Соль океана, мята и аромат Балийских джунглей.
Расплавленный песок. Горький пепел, забивающийся в ноздри. Боль и отчаянье, растерянность, страх…сотни эмоций царапают горло, сдавливают легкие.
Когда мужчина наконец оставляет на столике все подарки от Амирана и резко поворачивается ко мне, чтобы схватить за руку и оттолкнуть в сторону, я слегка вскрикиваю, вглядываясь в выразительные черты лица Нейтана.
Боже…
Безумный, ненормальный, сумасбродный…он хоть представляет, как сильно рискует?
И ради чего?
Господи…мы же только все уладили, завтра у него свадьба. Зачем он пришел ко мне в тот момент, когда Амиран наконец перестал придумывать причины для его казни, которые я раньше отчетливо созерцала в его взгляде?
— Ничего не бойся. Нас не увидят и не услышат, — быстро проговаривает Нейт, положив на стол прямоугольный металлический предмет и слегка толкает меня вперед, загоняя в угол.
Его глаза горят неистовым огнем, грудная клетка опадает и поднимается с бешеной скоростью. Он же сам себе снова смертный приговор выносит, заставляя меня вести его на плаху…
Нейтан. Не надо.
Что-то внутри надрывается, сердце трепетно отбивает взволнованный танец. Конечно, я скучаю по нему, безумно скучаю, неимоверно…, но уже не так, как раньше. Иначе.
— Нейтан…, — мне так хочется обнять его и послать к черту одновременно. Все органы сжимает в тиски, руки и ноги немеют, объятые незримыми кандалами. — Нейтан, тебе нужно уйти, — умоляю я, с надеждой вглядываясь в полные горячности, страсти и жизни глаза.
— Нет, не нужно, Алисия! — яростно шипит Нейт и делает еще один порывистый шаг по направлению ко мне. Но на этот раз я отступаю на два шага назад, прижимаясь спиной к стене, и не знаю, что мне делать дальше.
Но я сделаю все, чтобы эта его попытка вернуть меня стала последней. Ради его же блага…
Нейтан
— Нейтан…, — задыхающийся шепот срывается с красивых и безумно-манящих губ Алисии. Розово-нежных губ, которые так часто на протяжении последних недель целовал другой. Я смотрю на них сейчас и помню каждый раз, когда хладнокровный королевский выродок заставлял нас обоих захлебываться болью, снова и снова ковыряя в груди кровоточащую рану. Не сомневаюсь, что он пировал от души, наслаждаясь чужими страданиями. Словно ему было мало ночей, что я подыхал под дверями их общей спальни., оглушенный раздавленный, лишний…
Я не мог поверить тому, что слышал… Я должен знать, что это ложь, что моя Ли кричит под ним, потому что он требует, заставляет, приказывает, принуждает. Она не могла забыть меня так быстро, не могла вычеркнуть воспоминания о том, как я нес её на руках, а под моими ногами плавился песок.
Тогда я боялся только одного — не успеть, уронить, не выдержать жара и боли.
Лучше бы я умер …
Это было бы милосерднее того, что уготовил мне Амиран аль-Мактум.
Теперь я не боюсь ничего.
От моего сердца не осталось и пепла.
— Тебе нужно уйти, — умоляет Ли. её голос предательски дрожит, срывается.
— Нет, не нужно, Алисия! — моя грудная клетка полыхает, ярость и ненависть жалят раскаленными углями. Я не сожгу её в них. Она мой единственный источник света в черной непроглядной тьме. Эмиру не удастся запятнать её. Я всегда буду первым, а он нежеланным и нелюбимым. Отвратительным.
Правда же, Ли?
— Ты сама не хочешь, чтобы я уходил, — добавляю севшим голосом.
Она моргает, часто и взволованно дыша, а я неумолимо надвигаюсь, неотрывно глядя в распахнутые в мольбе глаза. Так много всего в темнеющей голубой бездне. И страх, и нежность, и отчаянная боль, и мольба, и непреклонная решимость, и где-то там, на самом дне похоронено мое сердце. Не возвращай его, Ли. Мне не нужно. Оставь себе. Оно твое, всегда было и будет.
— Уходи! Тебе нечего здесь делать, Хамдан Натаниель Каттан! — с наигранной бравадой, бросает мне Ли, вжимаясь спиной в стену. Отступать больше некуда, мои руки упираются по обе стороны от нее, заключая в ловушку.
— Повтори это еще раз, Ли, — сократив расстояние до минимума, я склоняюсь к её лицу, ловлю губами срывающееся дыхание. Я помню его сладкий вкус, помню отчаянную нежность запретных поцелуев и наше общее безумие, одно на двоих. Не поддаться ему было невозможно, даже если бы мы знали наперед последствия…
— Уходи, Нейт. Ты убьешь нас обоих, — она отворачивается, словно смотреть на меня ей невыносимо больно. Срываю с Алисии чертов платок, открывая доступ к её безупречным, платиновым, воздушным волосам. Мягкость облаков, напитанная солнцем. Утыкаюсь в них, словно ошалевший наркоман, нуждающийся в очередной дозе.
Лжет, моя запуганная девочка. Я столько раз встречал её брошенные украдкой взгляды, полные тоски и сожаления.
— Я умираю без тебя, Ли, — мой горячий шепот заставляет дрожать волоски на её виске. Я впитываю в себя знакомый до боли аромат. Свежий, пряный, будоражащий, как и прежде.
— Ты умрешь, если не уйдешь отсюда, — она поджимает губы, уклоняясь от моего поцелуя.
— Мне плевать, — хрипло выдыхаю в белокурую макушку, с наслаждением прижимаясь щекой к шелковистым локонам.
— А мне — нет. Мне не плевать, Нейт, — импульсивно восклицает Алиса.
— Боишься за меня, Ли? — спрашиваю с триумфом, ощущая в груди болезненный спазм. Надежда бывает и такой — с кровью и страданием.
— Нет, — она отрицательно мотает головой. — Я боюсь за Камиллу, за свою сестру и твою будущую жену. Завтра у вас свадьба. Ты должен готовиться и сделать все, чтобы она была счастлива.
— Что за ерунду ты несешь? — раздражаюсь я, не веря собственным ушам. Алисия вскидывает подбородок и ошпаривает меня холодным колючим взглядом.