— Не всегда, Джина, — стряхнув пепел на траву, останавливаю на лице Вирджинии аль-Мактум пристальный взгляд.
— Я вошла в первую дипломатическую десятку. Получила предписание утром, а вечером меня уже ждала машина возле ворот посольства, чтобы доставить в аэропорт, — раздраженно качнув головой, Вирджиния извлекает из складок абайи пачку сигарет, бесцеремонно стягивает на подбородок нижнюю часть никаба, и, щёлкнув зажигалкой, затягивается под моим осуждающим взором.
— Брось, Ран, я совершеннолетняя, — небрежно передергивает плечами. — Я не нуждаюсь в твоём или чьём-либо еще одобрении.
— А теперь ты хамишь, — сухо замечаю я, бросая на нее холодный предостерегающий взгляд.
— Я дико зла, Амиран, — эмоционально признаётся девушка. — Это немыслимо, несправедливо. За один чертов день все мои планы о грандиозной карьере рухнули, как карточный домик.
— Дипломатические отношения между Анмаром и Америкой наладятся в ближайшем будущем, — произношу нейтральным тоном.
— А сейчас мне что делать? — вспыхивает Вирджиния.
— Считаешь, что я обязан ответить на твой вопрос? — скептически уточняю на случай, если неправильно понял.
— Прости, — она смущенно отпускает взгляд. — Ты предоставил мне убежище, я должна благодарить тебя, а не жаловаться на свои проблемы.
— Ты не нуждаешься в убежище, Джина, — твёрдым тоном проясняю непреложную истину. — Анмар — твой дом. Здесь нет для тебя никакой угрозы.
— Кроме отца, — возражает, упрямо поджав губы.
— Он тоже не угроза, — утверждаю обратное.
— Я уверена, что мое имя в первых рядах на депортацию появилось не без участия папочки, — безапелляционно заявляет Вирджиния.
Я не спешу с ответом, позволяя девушке обдумать возникшую мысль. У Джины есть основания для подобных сомнений, и у меня они тоже есть. Мы какое-то время, молча, курим в саду в обвитой плющом беседке, одной из редких слепых зон резиденции, не попадающих под пристальное око камер видеонаблюдения.
Я не договаривался с Джиной о встрече, пришёл сюда, чтобы сделать пару важных звонков. Она нашла меня сама. Женщины порой, как кошки, умеют незаметно просочиться в любую щель, появиться внезапно, когда их совсем не ждёшь.
— Думаешь, что Искандер продолжает сотрудничать с американской разведкой? — интересуюсь я, прищурив глаза.
— Не могу гарантированно утверждать, но и не отрицаю подобную вероятность. После выпуска из университета, отец пытался вернуть меня в Анмар самыми разными путями, но дипломатическая неприкосновенность не позволяла ему это сделать, и, о чудо, как только в стране запахло жареным и начался разбор полетов, я попадаю под раздачу первая. Совпадение? Вряд ли! — Джина с негодованием вскидывает руки. Нервная жестикуляция выдает чрезмерное внутреннее напряжение девушки.
— Ты понимаешь, какие обвинения выдвигаешь против собственного отца? — уточняю сдержанным тоном.
— Я ничего не выдвигаю, Ран, — качнув головой, вздыхает Вирджиния. — Но тебе стоит быть осторожнее и усилить за ним наблюдение. Мы оба знаем, на что он способен.
— Спасибо за заботу, Вирджиния, но я должен предупредить, что мое гостеприимство закончится ровно в тот момент, когда твой отец приедет сюда и потребует вернуть свою дочь. У тебя нет оснований находиться на территории моей резиденции в качестве гостьи дольше, чем одобрит Искандер аль-Мактум, — ставлю Джину в известность в отношении своих планов на её счет. Разумеется, она ожидала совершенного иного ответа.
— Ты выдашь меня ему? — изумление в её глазах не вызывает должного эффекта. По сути, я прав, и Вирджинии не угрожает опасность в резиденции отца, а вот здесь она абсолютно лишняя, и остается только по причине моего хорошего отношения к ней.
— А у меня есть причины поступить иначе? Искандер не причинит тебе вреда. Это я могу гарантировать.
— Конечно, не причинит, — злится Вирджиния. — Он просто запрет меня в четырёх стенах, как делал это с моей матерью до самой её смерти. Она была бы жива сейчас, будь ему хоть какое-то дело до её здоровья.
— У твоей матери была тяжелая форма рака, Джина, — чуть мягче произношу я.
— У нее были бы шансы, если бы отец прислушался к жалобам жены на плохое самочувствие. Но Искандер аль-Мактум всегда думал только о себе и своих шлюхах. Я не могу с ним жить, Амиран. Не могу!
— Я понимаю твои чувства, но это не моя проблема, — категорично отрезаю я, чтобы не она не питала лишних иллюзий.
— Амиран, прошу тебя! — она в отчаянном порыве хватает меня за запястье. Сжимает, с явным намерением прижать к груди. — Мне больше не у кого просить помощи.
— Ты в Анмаре, Джина, наши контакты тет-а-тет недопустимы, — отрезаю жестким тоном. — Прикосновения тем более, — опустив выразительный взгляд на её пальцы, вцепившиеся в мою руку. Поспешно отпрянув, Джина прячет ладони за спину, предварительно поправив никаб. — Ты вернешься к отцу, — повторяю непреклонным тоном. — Это мое последнее слово. Еще раз попробуешь искать со мной встреч наедине, я отправлю тебя к нему до того, как он соизволит явиться за тобой сам.
— Я думала, мы друзья. С Колманом ты бы так не поступил и с Дайан тоже.
— Не сравнивай, Джина. Ди — американка, как и Мердер. Мы не в Штатах. Здесь я наследный принц, а ты незамужняя женщина, обязанная соблюдать традиции королевства.
— А если я не хочу соблюдать традиции? — снова вспыхивает Вирджиния, шагая в мою сторону. — Замуж за анмарца я не пойду, а ты… ты недавно женился. И вряд ли захочешь видеть меня второй женой, даже, если я буду умолять. Хочешь… я буду? — резко качнувшись вперед, она цепляется за мою рубашку, смотрит со слезами на глазах.
— Вирджиния, — перехватив её запястья, отступаю назад, отстраняя отчаявшуюся девушку. — Что на тебя накатило?
— Я по-прежнему готова сделать для тебя все, что угодно. Только попроси. Попроси меня, Амиран… — она горько всхлипывает, собираясь разрыдаться.
— Прекрати немедленно. Соберись, никакой трагедии не произошло, — встряхнув девушку за плечи, резко произношу стальным тоном. — Иди к себе, Джина. Ты не контролируешь ни свои слова, ни свои действия.
В общую с женой спальню я захожу в легком раздражении, вызванным недопустимым поведением Вирджинии аль-Мактум. Не скажу, что она сильно меня разозлила, но где-то близко. Когда мы встречались в последний раз, Джина не позволяла себе ничего лишнего в общении, а я всегда относился к ней с полагающимся уважением.
— Уже поздно. Почему не в кровати? — закрыв за собой дверь, чуть севшим голосом спрашиваю у застывшей возле окна Алисии.
В комнате полумрак, шторы слегка раздвинуты, пропускают лунный свет, окрашивающий белоснежные простыни на огромной постели в золотистый тон. Лиса неопределённо ведет плечами, стоя ко мне спиной, рассеяно водит длинным пальчиком по стеклу. Пепельные волосы собраны в узел на затылке, кремовая шелковая ночная рубашка на тонких кружевных бретелях струится по стройному телу, повторяя его совершенные изгибы. Ткань выглядит прохладной на ощупь, а нежная кожа умопомрачительно манящей, жаждущей моих прикосновений.
Я бесшумно подхожу ближе, расстегиваю по пути манжеты на рубашке, верхние пуговицы.
— Снова грустишь, tatlim? — вкрадчиво спрашиваю я, останавливаясь за её спиной. Алисия не оборачивается, молчит, плечи опущены. — Или не хочешь разговаривать? — Подняв руки, невесомо веду тыльной стороной пальцев по предплечьям неподвижной жены. Наклоняюсь, почти касаясь носом затылка. Слышу шелест её неровного дыхания, чувствую теплоту кожи, втягиваю легкий и нежный аромат.
— Грустить в одиночестве скучно. Поговори со мной, Алиса, — мягко прошу я, вырисовывая круги на её острых локтях. Она немного напрягается, кожа на плечах покрывает мурашками.
— Сначала прими душ, ты воняешь дымом. Знаешь же, как я это не люблю, — отстранённым тоном отзывается моя капризная тигрица.
— Вот так значит, — невесело ухмыляюсь я, убирая руки. — Ладно, мне не сложно, — бросив рубашку в кресло, разворачиваюсь и иду в сторону ванной.
— Но сначала расскажи, где тебя носило? Я тебя искала, — летит мне вслед. Я резко торможу, оглядываясь через плечо. Алисия тоже развернулась и теперь её полыхающий взгляд обращен на меня, а не в окно.
— Потеряла меня, сладкая? — игривым тоном интересуюсь я, расстёгивая ремень на брюках. Алиса не опускает взгляд, требовательно глядя в глаза.
— Это не ответ, Ран.
— Какая серьёзная тигрица, — широко улыбаюсь, но мое очарование не производит на tatlim должного эффекта. Скорее напротив — раздражает. — Я был в саду, курил.
— Один? — с непримиримым видом уточняет Алисия.
— Нет, — без заминки отвечаю, прищурив глаза. — Сдаётся мне, ты хорошо искала и нашла. Почему не подошла?
— Ты был занят приватной беседой со своей гостьей, в беседке, — вздёрнув подбородок, tatlim подтверждает мои подозрения. — Друг, значит? И часто друзья вешаются тебе на шею?
— Если они женского рода, то случается, — признаю не без иронии. — Если ты все слышала, то должна знать, что я отправил Вирджинию спать. Повода для беспокойства не вижу.
— Правда? — вызывающе ухмыляется Алиса. — Значит ты слепой. Она прямым текстом заявила, что готова на что угодно, имея в виду явно не дружеские разговоры за чаем.
— Ты преувеличиваешь, Лиса, — заверяю твёрдым тоном.
— Я хочу, чтобы она уехала, — непоколебимо заявляет Алисия, уперев руки в боки. Истинная царица в гневе.
— Хорошо, — коротко киваю я. Tatlim недоверчиво хмурится. — Займусь этим вопросом в ближайшее время. Теперь ты довольна?
— Да. И это была последняя женщина на территории нашей резиденции, с которой тебя связывает прошлое.
— У нас нет с Джиной никакого прошлого.
— Ты говорил, что раскрыл мне государственную тайну, сообщив, что Дайан твоя сестра, — вздернув носик, припоминает tatlim. — Не слишком ли многие знают об этой тайне? Или только избранные?
— Вирджиния наблюдательна. Скрывать было бессмысленно.
— На каком основании ты ей доверяешь засекреченную информацию? — вспыхивает Алиса, бросая на меня оскорблённые взгляды.