Неужели Мир действительно не понимает, что я кинулась к Нейтану не из-за великой любви, а просто потому, что привыкла опекать его, защищать, буквально выгрызать ему место под солнцем? Он мне как младший брат, с тех самых пор, как моей душой единовластно завладел Амиран.
Нас связывал целый мир. Мы вместе ждали ребенка, вместе оплакивали потерю, вместе прошли через животрепещущий ад, вместе построили доверие и близость, и наконец, верили в начало нового и светлого настоящего — без недомолвок, упреков и оглядок на прошлое. Планировали, мечтали, обещали…
— Я люблю тебя.
— Я тебя больше…
Я не могу забыть. Даже если ты наймешь лучших гипнотизеров и психологов мира и сотрешь мне память, я не смогу забыть и поверить в то, что ты больше совершенно ничего не чувствуешь, ко мне, Амиран!
Первобытная жажда и одержимая тоска по моему мужчине проникает в вены.
Я не могу без него.
Как чертову наркоманку ломает.
Физически, ментально, душевно.
Хочу прижаться к горячей груди, захватить в свой жадный плен родные губы. Почувствовать жар его, власть и силу, мощь и глубину Мира. Почувствовать, насколько он огромный. Как Бог, как Вселенная, как тысячи их. Поглощать, греть, ласкать, пробовать, терзать, лизать, любить, пока оба не потеряем дыхание, пока не поднимется до опасных отметок танцующий пульс.
Уже знакомое вожделение раскаленной ртутью закипает под кожей.
Все отдала бы за то, чтобы Амиран сейчас был здесь.
Целуй меня, кусай, бей по губам своими, пей до дна, люби, прости, держи, вернись…только вернись.
— Пожалуйста, Амиран. Вернись ко мне, — изможденно шепчу я, сквозь слезы, ощущая тянущую пульсацию в груди и внизу живота. Чувствительные точки на теле наливаются кровью, тяжелеют и умоляют о касаниях рук и губ моего мужчины. Соски превращаются в твердые камушки, которые он всегда жадно втягивал в рот.
Действую инстинктивно, рефлекторно, рвано. Хватаю одну из подушек у изголовья кровати и плотно зажимаю её между своих ног. Так глупо, но чертовски приятно. Мучительно больно и стыдно. Как помешанная, повторяю его имя, сопровождая тяжелые выдохи ритмичным вращением бедер. Я настолько мокрая, что Амирану пришлось бы удовлетворять мой безумный голод в несколько раундов…и я не хочу сейчас думать о том, что его это давно не интересует.
Просто представляю, что он здесь. Мир рядом. Подо мной, когда я опускаюсь на вздыбленный холм постельного белья сверху и двигаюсь против шероховатой ткани, пытаясь утолить свой одержимый голод.
Захлебываясь слезами и именем мужа, я двигаюсь в его ритме, представляя, как Ран меня трахает. Ласкаю пальцами грудь, втянутый живот, взмокшую шею, мечтая ощутить его сильную ладонь на своем горле в тандеме с твердостью члена внутри. Я делаю все, чтобы заглушить боль, хотя бы на считанные секунды, проведенные в забвении оргазма…
— Мир, Мир, Мир. Пожалуйста, Ран, — маниакальным полушепотом слетает с губ. Короткие выдохи, которыми я повторяла его темп. Простонав в голос, я запрокидываю голову назад, вспоминая, как кончала подобным образом на его бедрах, а не на долбанном одеяле. Содрогаюсь каждой клеточкой тела, ощущая, в каком бешенном ритме сокращаются внутренние мышцы, жаждущие быть заполненными его членом.
Черт, я сумасшедшая, безумная, совершенно дикая…и помешанная.
Изогнувшись всем телом, резко падаю на постель, оставшись абсолютно без сил.
Я противна сама себе и весьма поверхностно удовлетворена.
Наверное, со стороны это представление выглядит жалко. Я похожа на наркоманку, готовую вколоть себе что угодно, хоть издалека, напоминающее запретный и недоступный наркотик.
Когда слезы высыхают, я довольно быстро собираюсь с мыслями и надеваю джинсы, футболку и паранджу. Смотрюсь забавно, учитывая то, как развратно я выглядела пару минут назад. Мышцы лица сковывает горделивая маска, которую изо дня в день видит охрана. Я выхожу из спальни и направляюсь в свой кабинет в сопровождении парочки секьюрити. С большим удивлением нахожу в рабочей зоне, организованной в резиденции свою помощницу — Лейсан Хабиб. Все сотрудницы работают в офисе, кроме нее — миссис Хабиб все время нужна мне под правой рукой и справляется она со своими обязанностями отлично.
— Ты еще здесь? — удивленно бросаю беглый взгляд на время, обращаясь к своей ассистентке. Часы показывают полдевятого вечера, а Хабиб продолжает над чем-то усердно трудиться, сконцентрировав свой взгляд на экране ноутбука. — Так поздно, Лейсан.
— Ох, простите, Алисия, — по предварительной договоренности мы называем друг друга по именам, без лишних формальностей. — Я совершенно потеряла счет времени. Через пятнадцать минут я закончу верстку макета нового выпуска. Хотела успеть создать его до выходных, — я одобрительно киваю, замечая искреннюю радость в обсидиановых глазах Лейсан.
Ей, как и мне, работа помогает улететь в другой мир, подальше от разбитой на осколки реальности.
— Благодарю. Не знаю, чтобы я без тебя делала, — благосклонно хвалю женщину, радуясь тому, что очередной выпуск интернет-журнала наконец-то выйдет в срок. Последние три, пока я пребывала в депрессии, выходили с весомым опозданием, а ведь аудитория нашего издания увеличивается как в Асаде, так и в США — ни в коем случае нельзя терять в качестве и снижать планку.
— У вас что-то случилось, госпожа? — окликает меня Лейсан, когда я касаюсь ручки двери своего кабинета, заставляя меня замереть на месте. — Может, поделитесь со мной? Станет легче, — её взгляд полон искреннего сочувствия.
Жалость... я вижу её в глазах окружающих постоянно. Мне тошно от обилия желающих подставить плечо, хотя совсем недавно сама была такой же жилеткой для девушек, оказавшихся в сложных жизненных обстоятельствах. Я ни на секунду не задумывалась о том, а нужно ли им мое сострадание, и то, что происходит сейчас — не более чем обратная реакция, благодарность за проявленное неравнодушие, женская солидарность. Так почему мне не становится легче?
— Я видела новости, Алисия… — мягко напоминает о своем присутствии Лейсан.
Ее жизнь тоже ни раз претерпела крушение, но она находит силы улыбаться, дышать, готова протянуть руку помощи другим, таким же раненным, обожженным. Смогу ли я когда-нибудь снова стать собой?
— Если что, я всегда готова выслушать, — медленно выдыхаю, считая до десяти. Как объяснить, что я не хочу говорить? Не могу, не способна, потому что, если начну, то не остановлюсь, сорвусь в истерику, возненавижу себя за слабость.
— Может быть, чай с мятой? — Лейсан встает из-за рабочего стола и спешит к барной стойке, расположенной в пространстве её кабинета и по совместительству импровизированной кухни. На скорую руку делает мне ароматный и горячий напиток, и я официально сдаюсь, опускаясь на ближайший диван.
— Я чувствую себя такой разбитой, — тихо признаюсь. — Больше мне нечего добавить, Лейсан, — не знаю, почему, но с Лясей я могу поговорить и на личные темы. Хотя Амирана я стараюсь не обсуждать ни с мамой, ни с Ками, ни с отцом.
Они, к слову, никак не комментируют его поведение — сами находятся в шоке. Как могут, окружают меня вниманием и заботой, приезжают почти каждый день, бесконечно звонят. Первые недели мама жила со мной. Наверное, боялась, что я вытворю какую-нибудь дикую глупость. Я бы могла..., но не было сил, а потом... потом все потеряло смысл. Я отправила маму домой и запретила родным упоминать имя мужа в моем присутствии. Возможно, закрыться в себе было не лучшей идеей.
Наверное, поэтому, хоть немного... совсем чуть-чуть решаюсь излить душу своей ассистентке.
— Мне так жаль, госпожа. Возможно, все не так, как вам кажется. Амиран любит вас. Но таковы законы нашей страны. Вторая, и даже третья жена — это абсолютная норма. Да, так бывает, и поначалу мужья уделяют больше внимания новоиспеченной невесте, но в последствии всегда одаривают своим присутствием и вниманием жен в равной доле. Так велел им Аллах. Все вернется на круги своя. И первая жена все равно является главной.
Но я росла в восточной семье, где мужчина любил, уважал, признавал, хотел и почитал только одну женщину. Вторая жена — это за гранью моей реальности, если мужчина дорожит и ценит первую.
— Наверное, ты права, — не озвучиваю последнюю мысль я, оставляя эмоциональное возражение в глубинах души. — К сожалению, менять волю Бога не в моей компетенции. Я могу помочь лишь в самореализации нуждающимся в этом девушкам. Жаль, что никто не может помочь мне и отменить многоженство, — горько усмехаюсь я.
— Вы, итак, делаете многое для нас всех, Алисия. Мне очень жаль, что такая чудесная и добросердечная девушка, вынуждена страдать. Все обязательно образуется, госпожа, — ассистентка старается деликатно подбодрить меня, соблюдая субординацию и деловой этикет. — Проявите мудрость и терпение. Вы — первая леди Анмара, и ваш муж не может об этом забыть. Поверьте, я прекрасно знаю, каково это чувствовать себя брошенной и преданной. Я стала третьей женой для своего мужа. Я два года оплакивала дочь, когда потеряла её. Страшное время. Недавно из жизни ушел и хабиби. И до сих пор…нет ни дня, чтобы я мысленно бы не разговаривала с ним. Даже после смерти, его мнение остается для меня нерушимым законом, — с благоговением вспоминает о покойном Лейсан.
— Я так тебе сочувствую, — теперь я понимаю, почему Лейсан так неравнодушна к моему состоянию. Ей хочется вытянуть меня из той ямы, на дне которой она когда-то сама безвольно барахталась и наверняка мечтала о помощи.
— Алисия, я уверена, что король скоро даст о себе знать. Возможно, у него временное помутнение, связанное со скоротечной смертью отца, внезапной коронацией. Что-то вроде кризиса среднего возраста. Слишком много всего свалилось на его плечи!
— Спасибо за поддержку, Лейсан, — искренне благодарю я, глядя на понимающе улыбающуюся ассистентку. Невольно улыбаюсь в ответ, пытаясь даже в самое темное время, отыскать для себя безмятежный островок тепла, признания и света.