Его пресс напрягается сильнее, становится каменным. Я знаю, что не только пресс…когда он так дышит, у него всегда член стоит колом. Амиран возбужден до предела, я вижу, и чувствую, что между нами — все будто осталось по-прежнему, стало даже мощнее…а он блокирует это, скрывает, уничтожает.
Он думает, что сможет меня обмануть? Зачем? Не может простить…действительно считает, что я люблю другого мужчину? Нет, не может быть, что причина в этом.
Да и когда его это останавливало?
— Еще секунда, и я вызову охрану, — сдавленно хрипит Амиран, испепеляя меня своим взором. — Все, кто допустил твое появление здесь, будут уволены. Уходи, Алисия. Я не изъявлял желания тебя видеть.
Ты противоречишь сам себе, Амиран. Прекрасно чувствую, чего ты хочешь сейчас. И это не секс, не близость, не даже слова…я чувствую, как ты кайфуешь от того, что наши Вселенные вновь соприкоснулись и стали единой. Мы сильнее, когда просто делим пространство и воздух друг с другом. Чертовы сообщающиеся сосуды и реактивы.
Значит жива еще она, наша Вселенная, надежда есть…
— Я твоя жена. Пока единственная! Не верю. Не хочу верить. Объясни, что произошло?
— Ты отлично помнишь, что произошло, Алиса, — его стальной взгляд оставляет ледяные ожоги на моем лице, плечах. — Многие помнят, — мрачно добавляет он. — Хочешь разворошить улей, явившись сюда в таком виде?
— Никто меня не узнал, Амиран. Я пришла, чтобы объяснить.
— Достаточно слов. Ты уходишь прямо сейчас, — бескомпромиссно отрезает Ран.
— Что я должна была сделать, Мир? — восклицаю с глухой болью. — Хамдан истекал кровью, живой человек. Я думала, что ты несокрушим и бессмертен... Не бояться за тебя — ты так часто мне это твердил. Кто виноват, что я поверила? Мне безумно жаль, но произошедшего не вернуть. Давай забудем, вычеркнем тот день, прошу тебя. Я тебя выбрала, Ран. И всегда буду выбирать, пока ты мне верен…, — пытаюсь прочитать ответ на свой немой вопрос в его глазах. — Ты мой мужчина, мой Мир, — бью ладонями по бетонной груди. — Думаешь, я просто так уйду? После того, как ты месяцами сражался за нас? — Амиран поворачивается, будто вспоминая, о чем я толкую.
Нам нельзя быть порознь. Вместе мы раздвинем океаны, зажжем звезды на небесах, свернем горы. Моя нежность и его сила — станут причиной взрыва, который изменит весь мир к лучшему. Мы перевязаны…мактуб.
Эмоции бьют через край. Между нами, стремительно разворачивается вращающаяся галактика. Пока наконец смотрим друг другу в глаза по-настоящему, а не через искаженное отражение. Воздух мгновенно покидает легкие, голова кружится, бабочки все разом восстают из мертвых.
— Скажи мне правду, — почти требую, умоляю его я.
— Мне нечего тебе сказать, tatlim, — обезличенным тоном отзывается Амиран, автоматически произнося последнее слово, выдающее часть его правды.
Я не одна здесь, в агонии. Мы вместе, танцуем по пеплу в шаге от пропасти. У него есть причины лгать мне…
— Скажи, Амиран, мы со всем справимся. Вместе. Не смей делать вид, что тебе все равно! Я знаю, что это не так, — ударяю крохотным кулаками по непробиваемой груди мужа и сразу же обвиваю его за плечи и шею и льну к нему, в поиске защиты и истины. — Я тебе не верю, — отчаянно мотаю головой, ощущая, как едва сдерживаемый поток слез, разъедающей кислотой скапливается в уголках глаз.
— Придется поверить, tatlim, — опуская ресницы, Амиран начинает медленно застегивать пуговицы. Его взор снова меняется, и теперь он смотрит на меня, как на свою пуму, когда с его губ срывается хлесткий приказ «место».
— Нет, — упрямо мотаю головой.
«Ты не жена короля, Алисия. Ты моя единственная жена и королева, и всегда будешь ею.»
— Я любил тебя, Лиса. Но в мире действительно нет ничего вечного. Даже самый сильный пожар гаснет, во время дождя. Остается пепел. Но тебе об этом известно лучше меня.
— Ты лжешь, Мир, — отчаянно сопротивляюсь его равнодушию я, понимая, что теряю последние остатки гордости.
Наплевав на последствия, на его внешний холод и лед, я рывком прижимаюсь к нему. Жадно касаюсь губами его губ, захватываю в плен рта, втягиваю их грешную чувственность, пробуя на вкус. Я ничего не забыла, это также убийственно сладко и горячо. Больно. Взгляд плывет, разум накрывает поволокой тумана…срываю с Мира рубашку, ощущая, как он отвечает мне, властно стискивая в мощных ладонях талию. Бог мой…да.
Спускает корсет, оставляя налитую грудь частично оголенной. Прижимаюсь к нему чувствительными сосками, сильнее, плотнее. Даже игольное ушко не пройдет, между нами. Мое тело плавится об его — горячее, напряженное, сотрясающее своим величием. Потеряв самообладание, Мир целует меня так, словно залпом хочет опустошить и выпить все то, что хранила для него четыре месяца…ловкий язык скользит по моему, чувственный и жадный рот стискивает губы, втягивая, кусая, присваивая, забирая. Вкус похоти, любви, страсти, нежности, несказанных слов многообразием вкусов тает во рту.
Приоткрываю глаза, когда Мир сталкивает нас лбами. Он дышит прерывисто, я отвечаю в такт. Выражение его лица искажает гримаса боли, словно наш поцелуй стал для него невыносимой пыткой. За миг, все вновь меняется, и Мир вдруг до рези в костях, обхватывает меня за скулы и выдыхает около губ:
— Уходи, — бросает коротко. Жестко. Бескомпромиссно.
— Скажи, что не любишь меня, — дрожа всем телом, требую я.
Ответом мне служит горловой рык, от которого каждый волосок на моем теле встает дыбом. Нас по-прежнему разделяют считанные миллиметры.
— Скажи мне, — царапаю рельефы его спины ногтями. — Скажи, что не любишь меня. Что не любил, когда оберегал меня. Не любил — когда ждал нашего сына. Не любил — в той чертовой лодке, когда твои глаза блестели от счастья. Не любил — когда лежал со мной в больнице и беззвучно оплакивал его! Скажи, что не любил, когда подарил мне тот самый платок в машине, и сказал…
— Заткнись, tatlim! — рявкает Амиран.
— Скажи это все, и я уйду. Мир…нельзя так. Нельзя. Ты помнишь? Я тебя больше, — едва дыша, обвожу контур его губ большим пальцем, повторяя слова мужа. — Не забывай…я не забыла. А ты помнишь? — трусь об него грудью, всем телом. Его руки, едва касаясь, теперь ведут вниз по талии. — Помнишь? — беру его ладонь в свою и запускаю в свои волосы. Перебирает их пальцами, без всяких сомнений повторяя про себя мое имя.
— У меня нет амнезии, tatlim, — чужим, незнакомым голосом отзывается Ран. В глазах сталь, в пальцах нежность, и одна агония на двоих. Зачем ты нас мучаешь, Мир? — Ты будешь заперта в резиденции ... временно. А потом посмотрим, что мне делать с тобой.
— Потом? Потом — это после свадьбы с хитрозадой сукой? Или на этот раз ты не стал ждать? Когда ты начал её трахать, Амиран? Когда, твою мать? — снова бью его по груди, не сдержав своей главной боли внутри.
— Алисия, уходи, пока мое терпение не закончилось, — его взгляд чернеет от гнева, и он вновь уходит в закрытый бессердечный режим. Меня непроизвольно мотает назад, ноги не держат, в голове — абсолютный хаос.
Почему Амиран до сих пор не вызвал охрану? Мог бы, раз видеть не хочет.
— Достаточно, Алиса. Диалог закончен, — решительным тоном бросает он. Упрямо сжав губы, я делаю шаг вперед и застываю на месте, когда Амиран резко выставляет вперед руку, разрушая бастион той внеземной любви между нами, которую я по ходу сама себе и придумала.
Быстро одевает рубашку, торопливо застёгивая ряд пуговиц, нажимает на смарт-часах кнопку вызова бодигардов.
— Ран, — с мольбой качаю головой, все еще отказываясь принимать действительность. — Скажи правду. Скажи, что не прекращал любить меня, что у нас есть шанс все вернуть... дай мне его. Дай сам, потому что я не отступлю, и тебе не позволю!
— Прикройся, — равнодушный приказ заставляет меня съежиться. — Ты ничего не решаешь, Алиса. Пора бы уже это понять, — сухо произносит Амиран, устремив на меня пустой холодный взор и одним четким ударом разбивает мое горячее, живое, вверенное ему сердце.
— Это не ответ на мой вопрос, — с маниакальным стремлением к самоуничтожению настаиваю я, обхватывая руками свои дрожащие плечи. — Не сдвинусь с места, пока не скажешь, — с вызовом смотрю в неприступное лицо, вспоминая каким оно может быть... нежным, полным обожания, страсти, восхищения. Больше не для меня?
Вернись ко мне, Мир. Где бы ты не прятался сейчас, вернись.
— Я тебя не люблю, — мертвым голосом ставит он точку, в упор глядя в мои глаза. Я закрываю свои... потому что на этот раз я ему верю. Так блестяще — сыграть невозможно. Я не чувствую ударов сердца. Боль растворяется, исчезает, и это еще хуже, чем ощущать её. Боль — это хорошо, в сравнении с тем, когда её нет. Ты уже мертв, когда ничего не болит…тебя просто нет. Меня для него нет.
— Выведите её через запасной выход и отвезите домой, — отдает распоряжение своим людям, когда дверь позади меня с хлопком раскрывается.
— Амиран! — вскрикиваю я, отчаянно вырываюсь из захвата толпы секьюрити.
— Ни слова, Алиса, — очередной ледяной приказ взрывает плотину оголенных эмоций.
Я не замечаю, как оказываюсь в коридоре, щурюсь от ярких вспышек. Толпа репортеров наседает со всех сторон, накинувшихся на «свежатину» словно прожорливые ястребы. Я будто вновь оказалась в одном из своих последних кошмаров, которые вижу из ночи в ночь, пытаясь исправить... и просыпаюсь в слезах и одиночестве. Сердце надрывается, горит, а щелчки навязчивых камер ближе, громче. Вопросы, гвалт голосов.
Ненавижу их всех...
Активировав последние силы, я резко вырываюсь из рук секьюрити и оборачиваюсь к Амирану. Он стоит там, где я оставила его. Расставив ноги и глядя на меня немигающим, требующим убраться с его глаз взглядом. Воцарившаяся тишина оглушает, но я не могу не чувствовать десятки прикованных ко мне взоров, они ловят каждый жест, воруют каждый вздох.
— Ты потеряешь меня навсегда, Амиран! Сначала разведись со мной! Сделай это сейчас, если все решил. Потому что я никогда не буду одной из двух! — выкрикиваю, одержимая болью, обидой и ревностью. Его черты каменеют, зрачки заполняют почерневшую радужку.