— Лейсан…, — шумно выдыхает Алисия, потрясенно глядя в мои глаза.
— Дамир требовал от меня доказательств моей верности и преданности. И я старалась, Алисия, из кожи вон лезла, чтобы дать ему все, что он хочет, взамен на еду, глоток воды, чистую одежду, личную спальню, ласковое слово…. Но он все равно решил, что держать меня взаперти — недостаточно для моего полного осознания, кто владеет ключом от моей клетки, и Дамир придумал оригинальный и как ему казалось максимально надежный способ усмирить в моей голове любые мысли о свободе.
— Что? — сочувственно спрашивает Алиса. — Что это чудовище сделало с тобой?
Нервная судорога проходит по телу Эвы Хоук, и достигнув лица, образует отталкивающую перекошенную маску. Если бы не горящее выражение глаз, я бы подумал, что бешеную суку хватил удар, и в данной ситуации, он стал бы для на с Алисой избавлением.
— Не молчи, Эва, — tatlim впервые называет Ястреба настоящим именем, и результат не заставляет себя долго ждать. Издав нечеловеческий животный стон, Ястреб опускает взгляд, рука, сжимающая пистолет, начинает дрожать, невнятное клокотание в горле сумасшедшей нарастает, хрипящими звуками. Вот он — удобный момент… Задержав дыхание, я беззвучно продвигаюсь вперед, мысленно просчитывая сколько секунд понадобиться, чтобы выбить оружие из пальцев Ястреба и при этом не дать ей навредить Алисии.
— Нет, не надо, Амиран, — предугадав мои действия, с мольбой восклицает tatlim. Шайтан… что же ты творишь, девочка? Эва распахивает глаза, впиваясь в меня угрожающим чёрным взглядом. Я врастаю в землю, снова поднимая ладони вверх.
— Все в порядке, Эва. Успокойся, не нужно нервничать. Ты видишь, я не двигаюсь, — пульс бьет в висках с такой силой, что я не слышу собственного голоса. Я никогда не испытывал большего страха, чем сейчас. Стоять в десяти метрах от любимой женщины и не иметь ни малейшей возможности вырвать её из рук убийцы. Любая попытка может обернуться трагедией. Или спасением. Если бы я мог знать наперед, но риск не всегда оправдывает средства.
Ястреб вжимается спиной к ограждению, демонстративно прогибаясь назад.
— Последнее предупреждение, — яростно шипит взбешенная сука, и удерживая Алисию в плотных тисках. — Или мы вместе полетим на камни.
— Все хорошо, Эва. Амиран ничего не сделает… — вздрагивая от беззвучных рыданий, перепуганная Алисия каким-то чудом находит в себе силы успокоить безумную ведьму. её взгляд полный мольбы и сожаления сплетается с моим, ненадолго, на сотую секунды, он просит меня довериться ей, дать еще немного времени. — Скажи…Эва, что произошло с Молли?
— Ты правда хочешь знать?
— Да, я хочу знать, — торопливо отзывается Алиса. — Потому чувствую твою боль, выпусти её, раздели со мной.
— Дверь не была заперта, — после непродолжительной паузы, сухим безжизненным тоном произносит Ястреб. Я удерживаю шокированный взгляд Алисии, мысленно призывая её не останавливаться. Говори с ней, сладкая. Давай, ты сможешь.
— Что? Я не понимаю…, — переспрашивает Лиса, правильно разгадав мой зрительный посыл.
— Я оставалась внутри по своей воле, — повышая тон, жестко бросает Ястреб. В небесных глазах Алисы застывает шокированное выражение.
— Эва…Боже…
— Я ждала его, а он не возвращался, — безумная гримаса уродует Эву Хоук, превращая в сумасшедшую старуху. — Ждала, пока Молли не перестала плакать на моих руках.
— Но почему… почему?
— Почему я не помогла своей дочери, не спасла её? — срывающимся яростным голосом спрашивает Эва. — Почему не ушла из клетки, на которой не было замка?
— Почему, ты этого не сделала?
— Но замок был, Алиса. И ключом от него владел только один человек, — неживым голосом отвечает Ястреб. — Тюрьма не всегда обладает физическими стенами. Самая страшная темница находится внутри нашего разума. Дамир запер меня там…и оставил.
— Мне так жаль, Эва…, — мое сердце сжимается от прозвучавшего в голосе tatlim неподдельного сочувствия. Искренние слезы ручейками стекают по бледным щекам моей жены, отзываясь внутри меня глухой болью. Только моя беззлобная импульсивная tatlim способна всей душой сопереживать убийце. Моя сладкая, не все люди заслуживают сострадания, и еще больше не нуждаются в нем.
— Прибереги свою жалость для себя, Алисия, — с неожиданной агрессией отзывается Эва. — Тебе тоже знакомо это чувство. Насколько хватило твоей свободной воли и гордости прежде, чем ты побежала за ним? Ты точно так же не способна выжить без своего короля. Мир становится черным, да, Алиса? Не хочется просыпаться по утрам, двигаться, есть, разговаривать…
— Это не так, не так, — сипло возражает Алисия.
— Не лги. Хочешь я угадаю, как проходили твои ночи? Ты до утра металась по кровати, обложившись трофеями, что он тебе щедро оставил, ты умирала, представляя, что он прямо сейчас ложится в постель с другой, и задыхалась от режущей боли, допуская мысль, что однажды узнаешь в её детях черты мужчины, сделавшего тебя своей рабыней но не способного хранить верность ни одной. Ты же не думаешь, что на Вирджинии все закончится? Сколько пройдёт лет, или быть может месяцев до того, как появится кто-то еще? Может быть, ты даже не узнаешь, если такова будет его воля. Все еще готова вернуться к нему и продолжить ублажать после всего, что он сотворил с твоей душой и сердцем? Готова поверить снова? В который раз? Сколько еще тебе нужно разбиться, чтобы осознать, что есть одно единственное спасение от этой болезни, — Эва делает короткую паузу, чтобы усилить эффект от следующей фразы: — Выстрелить первой.
— Нет… ты сошла с ума…, — отчаянно шепчет Алисия, осознав, куда клонит Ястреб. Я же не сомневался, куда именно заведет Эву Хоук её безумный замысел.
— Прими верное решение, и погибнет только один человек, — теперь она говорит совершенно спокойно, из глаз пропадает безумный блеск. — Помнишь мифологию, Алиса? Если бы Медуза Горгона обезглавила своего насильника до того, как прогневавшиеся боги обратили её в чудовище, совершила бы она преступление? Или спасла себя и те жизни, что могла принести в этот мир?
— Я не знаю…, — сдавленно отвечает Алиса.
— А я знаю, потому что я не смогла и стала чудовищем. Ты можешь спасти себя прямо сейчас, — Эва сдвигает сжимающий шею Алисии локоть в сторону, позволяя красным лазерным точкам нацелиться на открывшийся участок груди. Насмешливо ухмыльнувшись, она вызывающе смотрит мне в глаза, и склонившись к лицу Алисии, продолжает нести свой лихорадочный бред.
— Знаешь, каким было любимое развлечение Дамира? С периодичностью в месяц или два он давал мне в руки пистолет и только одну пулю из изготовленной специального для меня партии. Мой любимый требовал, чтобы я вставляла её в обойму и крутила барабан, а потом подносила дуло к своему виску и спускала курок. «Твоя судьба в руках Аллаха», — говорил он, — «А твоя воля — в моих». И он был прав.
— Нет, не прав. Не прав, Эва, — Лиса отчаянно пытается мотнуть головой, с каждым словом Ястреба все больше поддаваясь панике.
— Как считаешь, что мешало мне выстрелить в него? — с хладнокровным больным любопытством спрашивает Эва.
Поддев подбородок Алисии дулом пистолета, она заставляет её посмотреть на меня. И я падаю в эти голубые озера, объятые смертельным штормом. Шайтан, столько агонии и отчаянного ужаса я еще в них не видел. Нет, девочка, не позволяй этой суке забраться тебе в голову. Ей нужно именно это. Твоя боль, страх, страдание — все то, что она давно разучилась чувствовать.
— А что тебе мешает выстрелить в Амирана? — вопрос заставляет tatlim дернуться всем телом, словно это её тело только что прошила автоматная очередь.
Зрачки заполняют почти всю радужку, искусанные в кровь губы дрожат, но несмотря на боль, страх и агонию, пытаются сложится в ободряющую улыбку. её никто не видит, кроме меня, и только я знаю, каких душевных и физический мучений Алисе стоит это простое движение губ.
— Любовь, — сквозь слезы, выдыхает tatlim.
— Так кто из нас болен больше? — покровительственным сочувственным тоном отзывается Эва, добравшись до своей личной минуты славы. Это её финальный триумф, затмивший кратковременное удовлетворение от гибели тех, кто своими жизнями проложили её путь к победе.
Пройдет еще много лет, будут написаны бесчисленные тома уголовных дел, расследованы сотни новых деталей, опрошены десятки выявленных свидетелей, но, мы так никогда и не сможем до конца осознать и прийти к единому мнению — как ей удалось? Как одна сумасшедшая женщина едва не поставил на колени целое королевство?
— Любовь — это не болезнь, — уверенно произносит tatlim.
— Согласна, Алиса, — не оспаривает Эва. — Это выбор. Однажды твой муж сделал свой, не спросив, нужна ли тебе его любовь. Теперь твоя очередь. Выбирай, Алисия, выбирай умом, и не обольщайся, рассчитывая, что смерть избавит тебя от угрызений совести. Ты не умрешь, я убью только его отродье внутри твоего тела и сотру с лица земли то немногое, чего ты смогла добиться. Десятки жертв, твой нарождённый малыш и вечная агония на одной чаше весов и спасение короля— на второй. Выбирай, Алисия.
— Эва, нет. Умоляю тебя.
— Выбирай, я же знаю, что ты все уже решила, — окинув меня победным взглядом, заявляет Ястреб. — Я все сделаю сама. Он не будет долго страдать.
— Не надо… Прошу, ты не можешь. Я не хочу.
— Отрезать всегда больно, но потом ты поймешь, что я даровала тебе свободу, которой никогда не было у меня. Просто кивни, необязательно говорить. Мы с Амираном поймем.
— Нет…, — кричит Алисия, дергаясь всем телом.
— Тихо, девочка, — я вкладываю максимум уверенности в произнесенные слова, удерживая непрерывный зрительный контакт с tatlim. — Ничего не бойся. Сделай, что она требует.
— Не могу, Мир. Не проси... я не могу, — отчаянно рыдает Лиса. — Не могу... Пожалуйста, Ран. Не проси меня.
— Ты помнишь, что я тебе говорил? — мягко спрашиваю я, не отпуская её взгляд, не позволяя усомниться. Верь мне, девочка. Только мне, сладкая. — Что бы ни случилось… Помнишь? Повтори. Скажи это вслух.