— Что это? — растерянно переспросил Олейников, пробежав глазами текст.
— Заявление о пропаже моей супруги, — объяснил посетитель. — Прошу вас ее немедленно найти. Три дня назад она сбежала с этим старым, с позволения сказать, прелюбодеем, объяснив свой аморальный поступок вот в этом письме, — и старик положил перед ошалевшим Кириллом еще одну бумагу, где аккуратным почерком было изложено следующее: «Прости за все! Не ищи. Без Федора мне жизни нет. Будь счастлив».
— Вы так любите свою супругу, что готовы простить ей измену? — спросил Кирилл, потому что нужно было хоть что-то сказать. Поверить в то, что говорит старик, было невозможно, так как Олейникову было всего двадцать пять, и он совершенно искренне считал, что нормальная, полная приключений и половых подвигов жизнь заканчивается около тридцати — а дальше начинается старость, серая, унылая и беспросветная.
— Моя Маруся легко простужается, если промочит ноги, — объяснил старик. — А она не взяла с собой достаточное количество шерстяных носков. К тому же, и лекарство от мигрени — а у нее мигрень часто случается — она тоже оставила дома. Поэтому я прошу вас ее найти как можно скорее и передать ей эти вещи. Я тут еще ее любимую шаль положил. Она ее вокруг поясницы повязывает, когда радикулит прихватывает, — старик вытащил из саквояжа полиэтиленовый пакет, положил его на стол перед окончательно ошалевшим оперативником и с надеждой заглянул в его выпученные глаза.
Олейников открыл было рот, чтобы отправить старика домой и сообщить ему, что они не занимаются подобными глупостями, но вместо этого спросил, заикаясь:
— У вас есть какие-нибудь предположения по поводу исчезновения вашей жены? Куда, по-вашему, она могла поехать?
— В Кокошкино. У нас там дача. Я уверен, она там, больше им деваться некуда.
— То есть вы хотите сказать, что точно знаете, где ваша жена, — растерялся Кирилл. — Но почему же вы сами туда…
— Помилуйте! — искренне возмутился старик. — Как же я могу туда поехать, если Маруся просила меня ее не искать? К тому же, это может быть неприлично — она же там не одна, а с мужчиной — а я своим внезапным приездом могу поставить ее в неловкое, конфузное положение.
— Н-да, — почесал макушку Олейников и подумал о том, в какое он сам положение может попасть, если кто-нибудь узнает, что он, по просьбе 90-летнего рогоносца, едет в Кокошкино с носками, шалью и таблетками для сбежавшей с любовником выжившей из ума старухи! Воображение у Кирилла всегда было развито очень хорошо: он живо представил себе воркующих скрюченных «голубков» преклонного возраста, и его слегка перекосило.
— Так как, могу я рассчитывать на вас, молодой человек? — спросил старик и нетерпеливо заерзал на стуле.
В эту минуту зазвонил телефон. Звонили из отдела информации, и этого звонка Олейников ждал с самого утра. Дело в том, что оперативник выяснил, что в номер Крюгера несколько раз кто-то звонил из Франции, и теперь ему надлежало узнать — кто это был. Олейников оживился, но тут же сник.
— Откуда был сделан звонок? — переспросил Кирилл. — Из особняка князя Филиппа Волынского? А кто это такой, блин?
— Это лучший психиатр в Европе, молодой человек, — сказал старик со своего стула, и Кирюша выронил трубку из рук.
— Вы его знаете? — потрясенно спросил Олейников.
— Еще бы не знать, — улыбнулся старик. — Его бабка была моей первой любовью. Как сейчас помню! Белое платьице с кружевами, золотистые волосы, два больших банта на головке… Она сидела на деревянной лошадке, такая вся неприступная и гордая, и держала в руке формочку для песочных куличиков. Я, как увидел ее, сразу понял — пропал!
— На деревянной лошадке? — поперхнулся Кирилл и испуганно покосился на старика. Ему вдруг показалось, что старикан не случайно знает лучшего психиатра в Европе.
— Да, да, княгине было тогда 5 лет, а мне — 4 года. Наши родители были добрыми знакомыми, — внес ясность старик, и Олейников с облегчением вздохнул. — К сожалению, я больше ее не видел. Родители бежали во Францию, опасаясь расправы большевиков. Спустя много лет я получил от нее первое письмо. Она решила наладить контакты с Россией, и мы стали переписываться. Она умерла в 1985 году, в возрасте 63 лет. Так мало пожила, бедняжка!
— А что же Филипп Волынский?
— В 1987 году он приезжал в Москву. Вы любите сказки про Золушек? — спросил старик. — Если интересно, могу одну такую поведать.
— Очень люблю, — подпрыгнул на стуле Олейников.
— Правда, в данной истории наша Золушка оказалась с богатым прошлым, настолько богатым, что ухитрилась попасть в психиатрическую клинику с серьезным психическим расстройством. Представьте себе, именно в психиатрической клинике наш принц ее и нашел.
— А он-то как там оказался?
— Он приехал в Москву по приглашению своего коллеги, на практике изучить методы лечения нервных расстройств в России.
— Как звали эту женщину?
— Почему — звали? Княгиня до сих пор пребывает в великолепном здравии, мало того, весьма преуспела. Она — владелица крупной ювелирной фирмы в Париже. А зовут ее Нина Волынская-Лацис. Лацис — ее девичья фамилия, и она ею очень гордится. Ниночка вообще очень дорожит родственными связями, она просто обожает своего младшего брата и принимает активное участие в его судьбе. Жена Филиппа — необыкновенная женщина! Столько всего пережила в жизни. С ней такая трагическая история произошла! Она собиралась удочерить ребенка своей близкой подруги, которая умерла, но девочка погибла во время пожара. Если бы не Филипп… Чудесная женщина — князь не прогадал, когда женился на ней и увез в Париж много лет назад. А ведь все могло сложиться так печально, — старик еще долго и нудно рассказывал Олейникову о жизни Филиппа и Нины, но Кирилл слушал уже вполуха.
Как только за стариком закрылась дверь, Олейников бросился к компьютеру. Его предположение подтвердилось: Нина Лацис и Тамара Качалина мотали свои сроки в одной и той же колонии, в одно и то же время! Об этой подробности старик либо тактично умолчал, либо не знал этого.
— Вот это да! — радостно воскликнул Олейников и помчался в прокуратуру.
— Любопытная история, — задумчиво сказал Сергей Петрович, когда Олейников закончил свой рассказ. — Ты молодец, Кирилл. Только теперь совсем ничего непонятно. Благородный князь нанимает киллера для убийства молоденьких девочек? Что-то тут не так, Олейников! Либо Крюгер не киллер, а действительно приехал, чтобы найти девочку и увезти ее во Францию, либо князь совсем не так бескорыстен, как нам его пытались представить. А что, может у него серьезные финансовые проблемы или он детей терпеть не может?
— Хочется верить, что князь Волынский — честный и порядочный человек. Может, Крюгер действительно не киллер?
— Кто же тогда убивает девочек? Кроме него, некому, Кирилл. К тому же, пистолет, найденный у него в номере — это слишком серьезная улика.
— Но еще непонятно, из него ли были произведены выстрелы, — возразил Олейников. — А вдруг…
— Знаешь, Кирилл, мне самому очень бы хотелось, чтобы это был другой пистолет, потому что… «Крюгер — мой друг» — хотел было сказать Анин, но вовремя осекся и перевел разговор на другую тему. — Так что там с братом-то? — спросил следователь, складывая раскиданные по столу документы в стопку.
— С каким братом?
— Ты сказал, что у Нины Волынской-Лацис есть младший брат, которого она обожает. Он тоже — реальный претендент на ее деньги. Потом, нельзя забывать, что Юлию Качалину ищет еще один человек — женщина. Кто она?
— А если это сама княгиня Волынская? — предположил Олейников.
— Это похоже на правду. Много лет назад она подружилась с Тамарой Качалиной на зоне и после смерти подруги решила удочерить ее ребенка, но не смогла, так как ребенок погиб во время пожара. Женщина испытала сильное потрясение и решила покончить с собой. Ее спасают и помещают в психушку. Там она знакомится с Филиппом Волынским, который приезжает в Москву по приглашению своих коллег. Между ними зарождаются теплые отношения, и после выписки из клиники Филипп Волынский увозит Нину Лацис во Францию, где она выходит за него замуж. Оправившись от трагедии, Нина Волынская организует свое дело и становится богатой женщиной. Проходит время, и она неожиданно узнает о том, что девочка, которую она хотела удочерить — жива! Естественно, она решает найти ее и, возможно, хочет отписать девочке часть своего имущества. Это подтверждает мою версию относительно наследства. Отбросим пока в сторону вопрос, каким образом она узнала, что девочка жива. Здесь вообще все странно и непонятно. В общем, у меня есть подозрение, что это отдельная темная история, версию которой я пока не готов сформулировать. Короче, дай запрос и выясни — пересекала ли Нина Волынская границу? Кстати, по поводу Крюгера. Какие-нибудь сдвиги есть?
— Нет, — скуксился Олейников. — Он словно сквозь землю провалился.
— Приложи все усилия к его поиску. Пока убийца на свободе — девочки в смертельной опасности. Радует только одно — Крюгер, так же как и мы, не знает, где девочки, и… — телефонный звонок прервал следователя, Анин снял трубку. — Кто меня спрашивает? — растерялся он. — Хорошо, пропусти, — дал он распоряжение дежурному и продолжил свою мысль. — Короче, в деревню Крюгер не сунется, так как он не дурак и прекрасно понимает, что дом Натальи Лемешевой взят под наблюдение. Если они вернутся домой — мы будем знать об этом первыми.
В кабинет постучали, и на пороге появилась Соня Сомова.
— Привет, Сереженька, — улыбнулась женщина, — могу я…
— Проходи, конечно. Садись. Одну минуту, я сейчас человека отпущу, — улыбнулся в ответ Анин и обратился к оперативнику: — В общем, у меня все, Олейников. Ты свободен.
Кирилл Олейников поспешил выполнять поручение, а Сергей Петрович вопросительно посмотрел на Соню.
— Сережа, я пришла… Я по поводу Михаила пришла, — сумбурно объяснила Соня, вытаскивая из сумочки сигареты и элегантную позолоченную зажигалку. — Я закурю, не возражаешь?