ва не осталась в долгу и, бросив в доктора графином с водой, который к счастью, в него не попал, осыпала Евгения Павловича такой нецензурной бранью, что даже медсестре Ирине, которая выросла в деревне под «присмотром» папочки-забулдыги, стало неловко. Однако она быстро взяла себя в руки и, возмущенная поведением Лемешевой до глубины своей бездонной души, тоже стала демонстрировать свои обширные познания в области народного фольклора. Между матюгающимися дамами возник своего рода словесный поединок, грозящий в любой момент перерасти в рукопашную драку. Разумовский стойко держал нейтралитет, опасаясь, что может случайно попасть под горячую руку разъяренных женщин. Боевые действия развернулись в палате у Александры Демидовой, которая долго лежала, надвинув на нос одеяло, угрюмо наблюдая за скандалом, потом вдруг резко приподнялась, что привлекло к ее персоне общее внимание, молча покрутила пальцем у виска, затем тем же пальцем указала на кресло и опять повалилась на подушки.
Все посмотрели на кресло, в котором сладко спала героиня вечера — Алина, и в палате стало тихо. Девушку аккуратно переложили на соседнюю пустующую койку, укрыли одеялом, и сами стали устраиваться с ночевкой: стрелки часов приближались к отметке два часа. Наталья Лемешева осталась в палате с девочками и расположилась в кресле, где до этого спала Алина, Разумовский побрел в свой кабинет, поближе к калориферу, Ирина уединилась в сестринской. Она-то как раз первая и проснулась от истошного крика. Обуреваемая нехорошими предчувствиями, медсестра сунула ноги в тапки и помчалась на всех парах по коридору. Навстречу ей, горлопаня во все горло, шла Наталья Лемешева, распахивая двери всех встречающихся на ее пути палат и заглядывая внутрь. Заметив медсестру, Наталья Вениаминовна подлетела к ней, схватила ее за грудки халата и затрясла, как грушу.
— Вы вообще в своем уме?! — заорала в свою очередь Ирина, пытаясь вырваться из цепких рук Лемешевой.
— Алина пропала! — задыхаясь, прорычала Наталья Вениаминовна. — Уверена, что ее украл Корейкин. Гад поганый!
— Да отпустите вы меня, истеричка несчастная! — взвыла Ирина. — Объясните нормально, как Корейкин мог украсть Алину, если она находилась с вами и Александрой Демидовой в одной палате?
— Дамы, как вам не стыдно, не успели проснуться, а уже сцепились, как кошки? — пропел Разумовский, направляясь к возбужденным женщинам из своего кабинета.
— Рафаэль Абрамович, у нас тут ЧП! Алина исчезала, и Наталья Вениаминовна полагает, что ее украл Евгений Павлович, — объяснила Ирина.
— Да, я не сомневаюсь, что это он! Наглец воспользовался тем, что я уснула, прокрался в палату и увел девочку с собой, — сообщила Лемешева.
— Значит, вы спали и ничего не видели. А Александру вы расспросили?
— Нет, — угрюмо ответила Наталья.
— Но почему? — удивился Разумовский. — Девушка могла что-то видеть. Пойдемте же скорее, я как раз шел проверить ее самочувствие.
— Можете не утруждать себя, — хмыкнула Лемешева. — Александры в палате нет.
— Как это — нет? А куда же она делась? — растерялся Разумовский.
— Понятия не имею. Когда я проснулась, девочек в палате уже не было. Их вещи тоже пропали.
— Так, значит, девочки исчезли вместе, — напрягся Рафаэль Абрамович. — Ирина, беги к Корейкину и проверь, может быть, девочки действительно у него? Я — на станцию, кассирша у нас — дама любознательная. Расспрошу ее. А вы, Наталья Вениаминовна, сидите тут и ждите нас — девочки могут вернуться. Мало ли — гулять пошли, — нервно хихикнул главврач. — Если ничего не выясним — будем звонить в милицию.
Через час вся поисковая группа, к которой присоединился Евгений Павлович, вновь собралась в больнице. Девочки исчезли бесследно, и Наталья Лемешева сообщила о происшествии в милицию.
— Господи, это же уму непостижимо! Одна еле-еле на ногах держится, под утро только откашливаться начала, другая с трудом отдает отчет в своих действиях. Куда они могли деться? — расхаживая по кабинету, ворчал Разумовский, искоса поглядывая то на Сергея Петровича, то на Олейникова.
— Не волнуйтесь, никуда они не денутся, — успокоил главврача Анин.
— Их украли, чтобы убить, — неожиданно выдала Лемешева и зарыдала.
— Ирина, накапай Наталье Вениаминовне валерьянки, а то у нее на почве стресса появились бредовые идеи, — раздраженно сказал Рафаэль Абрамович.
— Никакая это не бредовая идея! — еще сильнее зарыдала Лемешева. — Одна из девочек — наследница княгини Волынской!
— Очень интересно, Наталья Вениаминовна, — оживился Сергей Петрович. — Вы рассказывайте, рассказывайте…
— Несколько лет назад я работала в детском доме, — робко начала Лемешева. — Так вот, там произошел несчастный случай, и погибла одна девочка из младшей группы. Но я честно пыталась детей спасти, Алину вот вытащила из огня, но так обгорела сама, что меня на «скорой» в больницу отправили. И вот однажды приходит ко мне в больницу одна женщина, трясется вся, плачет и сообщает, что на пожаре погибла девочка, которую она хотела удочерить. Я, если честно, подумала, что она пришла мне морду бить, вернее, то, что от моей морды осталось. Напряглась вся, а она спрашивает — не осталось ли что-нибудь из вещей девочки, фотографий, например? И еще: сообщает, что на шее у ребенка был маленький медальон, медальон этот ей, той женщине, в смысле, вроде как отец подарил, он у нее ювелир был, а она вроде как его потом на шейку ребенка и повесила. Я ей сказала, что, как только выпишусь из больницы, обязательно выясню этот вопрос. И выяснила!
— И что же вы выяснили? — с интересом спросил Олейников.
— Медальона, к сожалению, никакого не осталось. Сами понимаете, сильный пожар. Ну, не мне вам объяснять. Но мне удалось найти фотографию погибшего ребенка. Она чудом сохранилась. Не буду вдаваться в подробности, как она у меня оказалась, в общем, исполнила я просьбу той женщины. Ждала ее, но женщина эта так и не появилась больше. Только спустя годы я увидела по телевизору репортаж из Франции. Корреспондент брал интервью у княгини Волынской, и я сразу узнала в княгине ту женщину, у которой погибла дочь. Ну вот, раздобыла я ее адрес, написала ей письмо и вложил туда фото. Может быть, это и было жестоко — спустя столько лет ворошить прошлое, но ее просьба почему-то отложилась у меня в голове.
Так вот, приходит мне ответ. Истеричный такой, буквы скачут, строчки плывут. Еле-еле разобрала написанное, и мне стало плохо. Княгиня сообщала мне, что у Юлии Качалиной были темные волосики и темные глазки, а на фото — рыжеволосая девочка, которую она видит в первый раз своей жизни.
— Какой ужас! — потрясенно воскликнула Ирина. — Получается, что пока вы были в больнице, кто-то случайно выписал свидетельство о смерти на имя Юлии Качалиной, которая на самом деле жива?!
— Да! — сокрушенно воскликнула Лемешева и закрыла лицо руками.
— Нет, — резко сказал Анин, и Лемешева вздрогнула, медленно убрала руки от лица и с ужасом посмотрела на следователя.
— Что вы хотите этим сказать? Что я все придумала? — неожиданно пошла она в атаку. — А мое лицо? Посмотрите на мое лицо!
— Позже, голубушка, позже вы нам его покажете, — сухо сказал Анин.
— Послушайте, мне, кажется, вы перегибаете палку, — пришел на защиту женщины Корейкин. — Как я понял, вы в курсе, что Наталья Вениаминовна использует своего ребенка, но нельзя же так юродствовать.
— Вы правы, юродствовать нельзя, но иногда так хочется. Правда, гражданка Лемешева? — спросил следователь, встал и пошел по направлению к Наталье Вениаминовне. Она вскочила на ноги и попятилась, выставив перед собой руки, но Сергей Петрович изловчился, схватил ее за нос и с силой потянул на себя.
— Боже мой, что он делает! — взвизгнула Ирина.
— По-моему, Наталья Вениаминовна ему очень не нравится, — тихо сказал Разумовский и схватился за сердце.
Корейкин тоже вскочил, чтобы помочь несчастной — но тут все заметили, что нос Лемешевой стал вытягиваться в длину, раздался какой-то хлюпающий звук, и в руке у следователя повис кусок кожи с лица Натальи Вениаминовны. Анин с интересом повертел его в руках, повернулся к присутствующим с улыбкой и поклонился. Его театральный жест остался без внимания, потому что все без исключения присутствующие смотрели не на него, а на Лемешеву, которая вдруг из безобразной уродины превратилась в привлекательную женщину средних лет.
— А вы, оказывается, у нас, батенька, высококлассный пластический хирург, — очнулся Рафаэль Абрамович, обращаясь к Анину.
— Талантами земля русская полнится, Рафаэль Абрамович, и Наталья Вениаминовна — не исключение. Присаживайтесь, гражданка Лемешева. Что вы к стенке жметесь? И расскажите нам, зачем вам понадобилось столько лет изображать из себя калеку?
— Господи! Так что же, она нам все наврала? — потрясенно сказала Ирина. — Вот стерва! Но зачем она это делала?
— Вот и я очень сильно удивился, когда в поликлинике по месту прописки Лемешевой мне сообщили, что Наталья Вениаминовна у них не наблюдается, и направили меня в ожоговый центр. Я поехал туда, чтобы проверить у лечащего врача Лемешевой один волнующий меня вопрос, заодно и поинтересоваться — не направляла ли она свою пациентку в какой-нибудь санаторий, чтобы поправить здоровье? Врачиха так испугалась, когда я продемонстрировал ей свое удостоверение, что чуть не упала в обморок. Я решил сыграть на испуге врача и раскрутить ее. Она раскололась сразу. Дело в том, что Наталья Лемешева во время пожара почти не пострадала! Я подозревал это, и мои подозрения подтвердились.
— Старая идиотка! Дура! Дура безмозглая! — зло взвизгнула Наталья Лемешева, отлепилась от стены, нервно прошлась по кабинету, сжав руки в кулаки, и уселась на стул, демонстративно закинув ногу на ногу. Глаза ее лихорадочно блестели, воспаленное от постоянного ношения маски лицо покрылось малиновыми пятнами — Лемешева была зла на весь мир и готова разорвать любого, кто подвернется ей под руку. «А она и без маски безобразна», — подумал Анин, глядя на ее перекошенное лицо и узкие, плотно сжатые губы. Странно, ведь мгновенье назад Лемешева показалась ему дос