то месячные. То «ты же знаешь, моя вера не позволяет делать это до свадьбы». Я оттягиваю интимный момент как могу, но сейчас отчетливо понимаю, что терпение Гримальди окончательно лопнуло, и мне придётся либо шагнуть с ним дальше, либо расстаться.
— Плевать я хотел на рыбу, черт подери! — с гортанным рыком возмущается принц, впиваясь в мои губы своими.
Не отвечаю на поцелуй, отстраняясь, при этом кидаю на него манящий взор, еще больше сводя с ума несчастного князя.
Собака бежит до тех пор, пока кошка не останавливается.
Я подставляю ему шею, ключицы, извиваюсь в его ладонях и даже издаю парочку стонов, оставаясь при этом совершенно безучастной к процессу. Я бы и хотела что-нибудь почувствовать, но не могу. Мое тело забыло о трепете, волнении, предвкушении, возбуждении… оргазм я не могу испытать даже наедине с собой. Чувственность и женственность просто покинули мое тело, и, если честно, я уверена, что в таком состоянии Гримальди ничего не перепадет.
Психолог и сексолог мне тоже не помогли. Щекотка вызывает у меня куда больше эмоций, чем поцелуи мужчины.
Ритм сердца ровный и медленный, как у полу-мертвеца.
Внутри — ничего, кроме автоматически работающих органов.
Я стала роботом, не способным почувствовать вкусы жизни. Я только знаю их названия…
И чем больше Себастьян целует меня, тем больше меня парализует с ног до головы.
Имитация чувств и эмоций — все, что я могу ему дать.
А он и на это согласен.
И что князь нашел во мне? Зачем привязался? Зачем добивался столько лет? Ведь знал, что все это — заранее проигранная игра. Я нехотя согласилась быть с ним, а он так и не успокоился. Должно быть, отчасти оттого, что цель до конца не завоевана.
— Стой, Себ, — шепчу я, когда Гримальди начинает с диким рыком собирать длинное платье на моей талии. — Ты же знаешь, я прохожу лечение. Гинеколог запретила заниматься сексом.
— Сколько можно, Энжи? — бесится он, взглядом пуская в меня разъяренные молнии. — Я нанял тебе лучших врачей в Европе!
Отталкиваю его, пытаясь вырваться из цепких объятий.
Он вновь тянется ко мне, но на этот раз не целует, лишь шепчет в губы:
— Ты невыносимо прекрасна. Конечно, я подожду столько, сколько потребуется. Анджелина Саадат, ты единственная девушка, которую я жду так долго, — в его глазах пляшут бесы, которых он снова оставил без ужина.
— Мердер. Я Анджелина Мердер, — тихо исправляю я.
Черты лица Себастьяна мгновенно искажаются. У него теперь такое лицо, словно я его ударила.
— Что?
— Ничего.
— Ты знаешь мои правила.
— Да, да. Только после свадьбы.
— К тому же мне сейчас правда нельзя, — одарив его милой улыбкой, уже тепло обнимаю за плечи, и он оттаивает. Но лишь на мгновение. Вдруг князя снова клинит, и все из-за того, что я исправила свою фамилию.
— А может, ты просто не можешь забыть бывшего мужа, Энжи? — выпаливает мне в лицо Себастьян. — Он умер. У-м-е-р. Человек мертв, понимаешь? От него давно ничего не осталось, и ты должна это принять, отпустить, жить дальше. Он. Умер! — По слогам чеканит последние два слова, что забивают ядовитые колья в мое сердце.
Я смотрю на него долгим взглядом, не дышу и не моргаю.
Наверное, я близка к тому, чтобы действительно его ударить.
— Человека нельзя забыть просто потому, что он умер, — отвожу взгляд и отпускаю Гримальди.
Особенно, когда он был лучше всех живых.
— Моя сестра, Ками… тоже потеряла своего возлюбленного. В военных действиях он пропал без вести. Его не было так долго, что все считали его мертвым. А потом… потом Нейтан вернулся. Судьба порой смеется над нами, ведь ее жизнь без него так изменилась.
И возвращение Нейтана Каттана обернулось для Камилы еще большей жизненной трагедией.
— Я не хочу, чтобы ты страдала, как твои сестры, — наконец, Себастьян вспоминает про рыбу и открывает грильницу, чтобы перевернуть мясо. — Ты заслуживаешь счастья и спокойствия, Энж. Я способен дать тебе все это. Все лучшее, что есть у меня и что есть во мне. Я обещаю, — Гримальди кидает на меня выразительный и долгий взор, и я киваю, прекрасно понимая, что он искренен со мной.
Ни один мужчина не станет тратить несколько лет жизни на женщину, если только не отчаянно влюблен в нее.
— Спасибо, Себ. Я очень ценю все, что ты для меня делаешь.
— Давай просто поужинаем и ляжем спать. Завтра нас ждет насыщенный день, — тяжело выдыхает Гримальди, не в силах скрыть своего разочарования от того, что я в очередной раз ему отказала.
Мы ложимся спать в одной постели, и я даже позволяю Себастьяну обнять меня. Повернувшись к нему спиной, я долго смотрю на луну в панорамном окне, прежде чем уснуть…
Глава 17
Прием на яхте проходит запредельно скучно. Звучит нейтральная музыка, меня окружают незнакомые люди, с ног до головы соответствующие дресс-коду и не соответствующие своему внутреннему содержанию. Не выдержав общества этой аристократичной толпы, я иду в самый конец двадцатиметровой яхты и подхожу к ее самому краю.
Подняв взгляд на небо, считаю звезды… Глаза непроизвольно наполняются слезами, я ощущаю приступ удушья, с которым не могу справиться. Зажмурившись, силой пытаюсь удержать в себе ядерный взрыв. Пульс в груди нарастает, сердце начинает простреливать током — все признаки панической атаки налицо, и я теряюсь в пространстве, не в силах остановить ужасающие симптомы.
Кажется, что в любую секунду мое сердце может остановиться, и я умру. Удивительно, что я боюсь этого, ведь что-то внутри меня отчаянно хочет спрыгнуть в воду прямо сейчас и быть поглощенной волнами, исходящими от мотора яхты.
Моя новая жизнь — это существование.
Я навсегда сбежала из пустыни, но моя душа засохла куда сильнее, чем самые мертвые и затерянные зоны Махруса. Я не могу так больше. Как бы не пыталась быть сильной, не уходить в жертву… не могу.
Не могу, не могу, не могу…
Под аккомпанемент бешено бьющегося сердца, я перебираюсь через бортик яхты и стою на самом краю, держась за перила. В любой момент я могу отпустить их, сделав то, на что так и не смогла решиться Роуз из «Титаника».
«Возможно, завтра для «нас» никогда не наступит.
Но сегодня я буду с тобой», — набатом всплывает в моей голове.
Всего один шаг…, и мы вновь будем вместе?
Никто этого не знает.
Что там, за чертой?
Есть ли место, где души умерших встречаются и вновь обретают друг друга?
— Милая, что ты делаешь? — позади меня раздается спокойный голос отца. Он явно не хочет напугать меня, чтобы я не выпустила перила из рук от страха и шока.
— Я…я…я…, — заикаюсь, не в силах вдохнуть. — Я… папа. Мне так страшно. Мне очень страшно. Папочка, — жалобно всхлипываю, не в силах пошевелиться.
— Иди ко мне, милая. Иди сюда, — он обхватывает меня за талию и рывком достает из зоны неминуемой смерти.
Адам Саадат заключает меня в объятия, а я захожусь рыданиями в голос, прижимаясь носом к его черной рубашке, на которой уже остался внушительный мокрый след.
— Зачем ты так с нами, милая? Мы не переживем, если снова тебя потеряем, — шепчет папа, прижимая меня к себе так сильно, словно боится отпустить и на шаг. — Я думал, что если подарю тебе свободу, то ты не будешь делать глупости. Не расстраивай меня. Я ожидал от этого приема чего угодно, но никак не такой картины. Ты чего, Энжи? Все хорошо, все хорошо.
— Я просто… просто тут было так шумно, и на меня что-то нашло… опять приступ. Я не могу контролировать себя в такие моменты. Их давно не было, но иногда они возвращаются, — оправдываюсь я. — Снова паническая атака. Какое-то легкое помутнение… уже все позади. Возможно, мне стоит снова провериться или поговорить с психологом… что угодно, чтобы они прекратились.
— Это не океан, детка. Ты бы не погибла, если бы спрыгнула вниз, так как тут стоят специальные датчики, и тебя бы сразу спасли, — покачивая меня, поясняет Джаред. — Я знаю, что тебе больно, детка. Но ты сильная. А что не убивает тебя, делает еще сильнее.
— Я устала быть сильной. Хочу быть слабой!
— Слабой ты можешь быть в руках любимого человека. Даже если сейчас это твой отец. Я знаю, как тебе сложно, я вижу это, и мое сердце обливается кровью.
— Ты ничего не знаешь, пап… но спасибо, что делаешь все, чтобы поддержать меня. Спасибо за то, что ты сейчас рядом. Но я не понимаю… как моя судьба могла быть так жестока со мной?
— Мактуб, милая. Это жизнь, Анджелина. И иногда она бывает очень жестока. Мне жаль, что так вышло. Все наладится, все образуется. Найди опору внутри себя. Расправь крылья. Ни на кого не рассчитывай. Но и сердце не закрывай. Любовь во всем, что тебя окружает. Возможно, ты найдешь ее там, где уже не рассчитываешь что-либо найти… например, в Анмаре? Давить я на тебя не буду. Но я же вижу, что ты не испытываешь к Гримальди глубоких чувств.
— Я нашла уже, пап. Если и существует человек, предначертанный мне, то он уже был в моей жизни. Его не вернуть. И меня прежнюю не вернуть… я мертва. Я умерла вместе с ним.
— Не говори так, Энжи. Прошу тебя, — он убаюкивающе гладит меня по спине, словно мне снова пять. — Да, ты очень повзрослела. Но иногда я скучаю по тебе прежней. По маленькому ангелу, просыпающемуся раньше всех, прибегающему в нашу постель… Самая младшая моя девочка. Я не был к тебе достаточно строг, просто не мог. Тебе все сходило с рук, хоть я и догадывался, какие выкрутасы ты вытворяешь за нашей спиной. И знаешь, Энжи, как бы я не хотел видеть ваши с сестрами поступки немного другими, я все равно горжусь каждой из вас. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А ты… разве счастлива с ним? Кажется, Гримальди настроен серьезно. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя возникли проблемы с еще одним отвергнутым женихом, — заканчивает свою речь папа, выражая опасения по поводу моего будущего.
Конечно, он имеет в виду Фейсала Аль-Рахима, из-под носа которого я сбежала в закат. Конфликт Анмара с Атаром рассосался сам собой четыре года назад в связи с гибелью похитителя невесты, по крайней мере это то, что рассказали мне, когда я проходила реабилитацию. Но думаю, когда папа рассуждает об этом сейчас, меньше всего его волнуют споры с Европой и куда больше — мое ментальное здоровье.