ящее.
Один роковой порыв ветра — и обезумевшая стихия рывком выбивает окна и ставни. Я едва успеваю сгруппироваться и спрятаться, зажавшись в клубок за боковиной книжного шкафа. Немой крик взрывает сознание, я не могу открыть рот, потому что боюсь захлебнуться. Дыхание спирает, осколки и частицы дерева хаотично валяются по всему полу. То, что ни одна не угодила в меня — благословение небес, да только надолго ли?
Природа дала нам фору, но как только я кидаю взгляд в то, что творится за разбитым окном, я обреченно понимаю — нам с Коулом крышка. Боже, что с ним? Я пытаюсь дышать через его рубашку, фильтруя опасные частицы, но ничего уже не помогает.
Паника превращает короткие секунды жизни в предсмертную агонию.
Кажется, я слышу тяжелые шаги даже сквозь шум завывания бури. В какой-то момент все мои органы чувств отключаются, наверное, срабатывает инстинкт самосохранения — мне настолько страшно, что еще чуть-чуть и умру от остановки разыгравшегося сердца, а не от гнева пустыни. Сквозь прищуренные веки я снова бросаю взгляд на окно — прямо на нас несется огромное серо-коричневое облако пыли. Оно выглядит как цунами не из воды, а песка. Волна от ядерного взрыва. В следующую секунду меня ослепляет пронзительная резь в глазах, сравнимая лишь с попаданием осколков стекла на роговицу.
Теперь уже крик боли и отчаяния сдержать невозможно… Я закрываюсь руками сильнее. Последнее, что я вижу — безразмерное всепоглощающее нечто, явно намеревающееся превратить этот домик в щепки.
Мы обречены. Буря поглотит нас в свою пасть, словно огромный пустынный червь из фильма «Дюна».
— Я люблю тебя, Коул. Я так сильно тебя люблю, — всхлипываю в капкан из собственных рук одними губами.
Когда до обрушивания песчаной волны остаются считанные секунд пятнадцать, я едва не отключаюсь от нехватки кислорода и накопившейся усталости, меня подхватывают сильные руки Коула.
Я фактически ничего не вижу и не соображаю. Интуитивно чувствую, что Коул отодвигает тот самый книжный шкаф, за которым я пряталась. Секунда и…
Мы оба проваливаемся в абсолютно темный тоннель.
Адреналин до сих пор бурлит в крови. Осознание того, что я в безопасности, приходит, как только дышать становится легче. С закрытыми глазами, всей кожей чувствую, что она больше не находится под влиянием песка и пыли. Словно слепой котенок, я прижимаюсь к ноге Коула и отчаянно пытаюсь надышаться. Он, в свою очередь, стоит и делает абсолютно то же самое.
То, что мы не задохнулись раньше, чем спаслись — чудо.
Мы оба молчим, все еще не в силах отойти от шока. Мы были буквально на волоске от гибели, и я не знаю, где мы сейчас находимся, но сомневаюсь, что от этого дома что-то останется. Возможно, коттедж способен выдержать любую бурю, прогнозируемую датчиками, но не эту. Папа мне рассказывал, что такие бывают раз в десятки лет и их почти невозможно предугадать.
Коул снова берет меня на руки, и я послушно и молча прижимаюсь к его груди. Так гулко бьется его сердце в такт с моим. Сладость этого звука в абсолютной тишине не передать никакими словами.
Пытаюсь разлепить глаза. Что-то нещадно бьет по зрительным нервам. Я не сразу понимаю, но этот свет, в сочетании с жаром, исходит от факелов, прикрепленных к стенам узкой пещеры, по которой несет меня Коул. Я видела, как он несколько раз чиркнул зажигалкой, чтобы зажечь их.
Они не удивляют меня, так как нечто подобное я видела в тайном тоннеле под нашей резиденцией, через который часто сбегала Алисия, еще во времена, когда встречалась с Нейтанном Каттаном. Я однажды проследила за ней и оказалась в подобном месте. Позже этот тайный ход запечатал отец.
Мы идем недолго, буквально с минуту. После небольшой прогулки оказываемся в круглом пространстве под высоким куполом. Я не верю своим глазам — кажется, мы в одной из подземных пещер пустыни Махрус.
Да, это очень напоминает мне тоннель под нашим дворцом, да только он сотворен человеком, а это…
Дикая пещера, объятая пламенем нескольких факелов. Уму непостижимо, но неудивительно теперь то, что Мердер построил свое жилище именно здесь. Думаю, он заранее знал об этой пещере. Я начинаю всерьез сомневаться в том, что не умерла и попала в ад.
Еще больше мое воображение поражает небольшое, но кристально чистое озеро. Его прозрачная гладь различима даже при таком свете. Как только мой мозг осознает близость воды, вся кожа начинает безумно чесаться — боюсь представить, насколько глубоко въелся песок и забил поры.
— Поставь меня, — тихо прошу у Коула я, мой голос звучит хрипло и надтреснуто — еще бы, не сомневаюсь, что микрочастицы расцарапали мне горло, язык и небо.
— Здесь глубоко. Можешь прыгнуть, — также слабо отзывается он, слегка покашливая.
Кажется, мы еще оба ничего до конца не соображаем и еще не пришли в себя. Наши движения — заторможенные и неумелые, мышцы затекшие и непослушные. Нам обоим нужно взбодриться и разогнать кровь по венам…
Коул опускает меня на ноги, и, умирая от желания расчесать кожу до крови, я просто прыгаю в озеро с головой.
Прохладная вода ощущается как самая приятная благость на свете. Я плыву вперед — к островку посередине озерца и небольшому плоскому камню в его эпицентре.
Судя по мощному всплеску, Коул незамедлительно быстро ныряет и следует за мной.
Вода исцеляет. Я пью прямо из озера, неспешно добираясь до камня. Часть его спрятана под водой, поэтому здесь я могу уже встать или ползти на руках и коленях.
Наконец, опираюсь на камень раскрытыми ладонями, все еще тяжело дышу. Сил очень мало. Мы не ели, не спали, пережили проклятую песчаную бурю… Мне хочется задать Коулу тысячу вопросов о том, где это мы, но я не могу сконцентрироваться на собственной речи.
Откуда в пустыне подземное озеро? Хотя так ли это важно, если оно спасло меня от жуткой чесотки?
Рубашка Коула, пропитанная водой, ощущается такой тяжелой. Постепенно мое дыхание полностью восстанавливается.
— Мы чуть не погибли из-за твоей беготни, Пикси. Какая же ты глупышка. Опять взялась за старое? — чувствую, как Коул обхватывает меня сзади, плотно прижимаясь со спины. Горячий, влажный, сильный. Его бешенная энергия окутывает меня вихрем эмоций. Он ощущается таким большим. Огромной каменной стенной, пещерой, в которой мне хочется остаться навечно. Он и в пустыне нашел себе «шкаф». Точнее, пещеру. Я не удивилась бы, если бы нашла здесь свои картины в стиле наскальной живописи вместо экранов.
Я не вырываюсь из его хватки, позволяя ему найти мой подбородок и развернуть его в сторону. Сжав мое горло, проводя языком за мочкой уха, Коул шепчет:
— Тебе не убежать от меня. Никогда. Ты забыла? — его голос пропитан сладким ядом, и я только рада пригубить его вновь. Напиться. Отравиться. Сейчас. До полной отключки, до передоза.
Хочу его, как никогда в жизни. По-животному, грубо.
Кажется, Брейн читает мои мысли, чему я совершенно не удивляюсь. Мы всегда вибрировали на одной волне.
Другая его рука задирает рубашку до талии. Проведя чуть выше, он взвешивает мою грудь в ладонях, по очереди сжав соски между пальцами. Резко опускается ниже живота, накрывая ладонью мою промежность, и сжимает ее. Умелые пальцы легко скользят по моим складкам глубже, кружат по клитору, вызывая приятные покалывания в эпицентре моих бедер.
— Напомни мне, Коул. Умоляю, напомни мне. Хорошенько напомни…, — шепчу едва слышно, ощущая, как голос срывается, когда он толкается вздыбленным членом в мои бедра. Бл*дь, да. Я не хочу, чтобы нас разделяла ткань. Только кожа к коже, и как можно скорее.
— Звучит как «хорошенько оттрахай», сладкая. Ты выдержишь, детка? Прогнись… — захлебываясь эмоциями и одержимым желанием, он спускает боксеры. От брюк избавился на «берегу». Я слушаюсь его, прогибая спину и выставляя бедра, руками опираюсь на камень. Чувствую, как он шлепает головкой по влажным складкам. Скользит между ними всего пару секунд, прежде чем вогнать до упора.
— Внутри тебя хочу, — умоляю я, но уже за секунду до сказанных слов, он входит в меня одним мощным толчком. — Проклятье, Коул, да, — со стоном вырывается из моих губ. Пот струится по коже, я схожу с ума от жажды его движений внутри. И он не заставляет меня долго ждать.
— Гребанный рай, сука. Охрененно горячая, моя девочка. Моя маленькая убийца, — рычит он, в быстром темпе загоняя в меня упругую плоть, шлепая яйцами на каждом вдохе и выдохе.
В его первых фрикциях нет ни капли любви. Это что-то животное, до боли дикое и исконно первобытное. Так мощно, так сильно, так красиво… Меня разрывает от ощущения наполненности, от ощущения его кожи. Кусаю свои губы, его пальцы, проникающие мне в рот, все, что он мне дает. Принимаю всего, и хочу только больше. Кричу, когда Коул еще сильнее увеличивает темп, трахая меня куда круче, чем «хорошенько».
Боже, мне сейчас даже умереть не страшно, если пещера вдруг обрушится.
Ничего неважно.
Есть только он, наши тела, сплетенные в языческом и горячем танце. Запахи разгоряченных тел, удар плоти о плоть, наши крики и стоны эхом отскакивают от этих стен. Хочется, чтобы это длилось вечно, но Коул замедляется, почти доведя до грани.
— Коул, прошу тебя. Доведи дело до конца, — умоляю я, сама двигая бедрами. Он удерживает их от покачивания, отвешивая мне болезненный и приятный шлепок.
— Не нравится медленно? Хочешь, чтобы тебя как суку е*али? — усмехается он. — Обожаю это, — медленнее и глубже. — Ты все прочувствуешь. Ты моя. Никому не позволю трахать свою маленькую суку. Ни одному принцу. Ни королю. Ни самому дьяволу. Никому, бл*дь…
— Ты и есть дьявол, — со стоном противостою ему я, ощущая, что он резко покидает меня. — Тогда больше не отпускай меня. Не теряй меня. Не покидай. Ох, Боже, Коул. Не выходи.
— Так дьявол или Боже? Определись, детка. Я же сказал: ты мне сегодня все дашь, — с этими словами он входит в другое отверстие, которое когда-то в машине распробовал первым. В глазах темнеет, но мне не больно. В порыве страсти я не заметила, как он подготовил меня пальцем. — Хочу, чтобы я был во всех твоих щелках. Как тебе наказание, детка? Больше не хочешь по кабаре разъезжать с принцами? — словно издеваясь, усмехается Коул, проникая в меня одним пальцем снизу, а другой рукой накрывает мой рот, чтобы вставить большой между моих губ.