– Мы едем к тебе домой, как я уже сказал. Твои родители не спят. Предполагаю, ты будешь отправлена к врачу ранним утром. Синяки и ссадины на твоем теле свидетельствуют о насилии. Думаю, твоя помолвка с аль-Рахимом под огромным вопросом. Как и репутация фамилии Саадат, – с явным отвращением декларирует Коулман, и я догадываюсь, что направлено оно на Фейсала, а не на тех, кто чуть было не поимел меня в пустыне.
Как бы сильно он ненавидел ублюдков, едва не изнасиловавших меня… еще больше он ненавидит того, кем ему никогда не стать.
– Черт возьми, какой позор, – к горлу вновь подступают глухие рыдания. – Медицинское обследование. Отец убьет меня, – закрываю лицо руками. Коулман расплывается перед моим взором, как только я в красках представляю последствия моего последнего «Саботажа». – Дурацкие законы и нравы. Я ни в чем не виновата. А в глазах отца действительно стану той, кого стыдно отдать за принца…, – щебечу я, вспоминая про Алисию. Второй раз отец не выдержит подобного позора. Он прекрасно знает, что все тайное становится явным, поэтому скорее всего расторгнет помолвку от греха подальше. Иначе все это превратится в конфликт с Атаром, вплоть до военного. Когда дело касается чести и репутации, на востоке в ход идут самые жестокие способы самоутверждения, власти и мести. Да, они не лишили меня невинности, но какой принц захочет в жены облапанную девку, таскающуюся по вечеринкам? Все эти шейхи помешаны на чистоте, каждый хочет видеть рядом с собой покладистую королеву, а не свободолюбивую потаскуху.
– Мне ты нужна любой, Анджелина. Я не брезгливый, – с глухим смешком, в своей привычной манере заявляет Коулман. Он обхватывает мои волосы на затылке, сжимает в кулак, продолжая удерживать наши взгляды в беспрерывном контакте. А я до сих пор не могу поверить в то, что он близко так, снова.
– Ты бы не говорил так, если бы им удалось…, – слова застревают в горле. Я действительно хочу стереть себе память об этой ночи.
– Я бы никогда этого не допустил, – его фраза звучит странно, двусмысленно. Так мог бы сказать человек, который держал все под контролем на расстоянии. – Хватит об этом, – обхватывает мое лицо ладонями, гипнотизируя и привлекая к себе. – Я сказал: забудь, переступи, девочка. А насчет женишка твоего… один отвалится, отец найдет для тебя другого. Возможно, им буду я, – с насмешкой продолжает издеваться Мердер, давая мне иллюзорную надежду на серьезность его намерений. Иногда я не понимаю, иронизирует он или говорит правду.
Он чертов Джокер, мир для него – сцена, окружающие люди – зрители его стенд-апа, полным черного юмора.
– Возможно, эта ситуация дана нам для того, чтобы выиграть время, – туманно философствует Коул, пытаясь меня утешить.
Но я не понимаю. Если бы он хотел меня, хотел бы по-настоящему и только меня… времени было достаточно. Мы знакомы три года. Он – правая рука короля и его лучший друг. Ни за что не поверю, что нельзя было договориться.
– Если бы король и отец позволили тебе быть со мной, тебе бы в ту же секунду стало бы плевать на меня, Мердер, – чеканю я, смело выговаривая каждое слово в его раскрытые губы. – Так работает твой мозг, Брейн, – смотрю сквозь него, ощущая, что вся правда и истина льется из области сердца. – Тебе лишь хочется объять необъятное, – его зрачки расширяются, между бровей пролегает заметная вертикальная морщина. Его выражение лица порождает во мне флешбеки и образы того, как эти же черты выглядят во время оргазма.
Тяжелое дыхание в мое ухо, лицо, шею…
Мощные толчки, сладкий шепот.
Его ладони сжимают крепче, мы сливаемся в единое целое – грязное, неправильное, безумное…
Хватит!
По телу проходит дрожь, но уже совершенно иного рода. Как ток, пронизывающий каждую клеточку тела.
Не удержавшись и резко прильнув к его губам, я обхватываю их, растворяясь в моменте. Я умираю рядом с ним. Это сладко, восхитительно, непередаваемо. Меня трясет от переизбытка эмоций, оттого, что могу ощущать его теплую кожу кончиками своих пальцев. Я превращаюсь в животное рядом с ним. В безвольную текущую самку, дуреющую от его запаха, мимики, жестов… голоса. Он гладит мои волосы, пока я медленно целую его, касаясь языком его языка… Низ живота вспыхивает мгновенно, а произошедшее в машине уже не кажется актом насилия.
Проклятые гормоны.
Отрываюсь от него, как только он углубляет поцелуй, требуя большего. Подставляю щеку, прикрывая глаза. Отчаянно. Сердце бьется так, словно отсчитывает секунды до взрыва внутри. Мердер прикусывает мою кожу, а в салоне авто стоит абсолютная тишина, нарушаемая лишь нашими тяжелыми выдохами.
– Забрать то, что не в твоей власти, – шепчу, едва касаясь чувственных губ снова, обрамленных легкой щетиной. – Как только ты получил бы меня, ты бы забыл о том, что вообще желал меня когда-либо…
– Ты думаешь, я настолько примитивен, Пикси?
– Я думаю, что ты великолепный манипулятор. Властный, сильный, одержимый своими идеями и целями, – сильнее прижимаюсь к нему, взъерошив волосы на затылке Мердера. Теперь я сижу поверх его колен с раздвинутыми ногами в стороны, в позе наездницы. И словно нет ничего естественнее в мире, чем наша игра, перепалки, словесный теннис и желание обставить друг друга. Как и нет ничего естественнее, чем касаться его. Если бы кто-либо нас увидел сейчас, нас бы закидали камнями на рассвете. – Но внутри тебя до сих пор сидит обиженный маленький мальчик, Коул. Подчинив себе дочь шейха, ты хочешь доказать миру что чего-то стоишь.
Месть – это блюдо, которое подают холодным. Он нарушил границы моего тела. Я нарушу границы его души.
– Ты меня не знаешь, – он вдруг отвергает меня, резко отпуская. Я сползаю с его колен, ощущая жжение по всему телу. Коул умеет обжигать холодом настолько, насколько способен испепелять до нутра.
– А вот и знаю! – по-детски надуваю губы.
– Что насчет тебя, Энж? Разве ты не хочешь доказать всем, что ты чего-то стоишь? Что ты «хорошая девочка»? Идеальная дочь? Прекрасная жена? Невинная, чистая, светлая…, – он вновь усмехается, оскалив зубы. – Никто тебя знать не знает. Кроме меня, Пикси. Я сорвал твою маску в первый же день нашего знакомства. И не стоит играть в показное равнодушие в офисе. Актриса из тебя никакая. Даже Алисия была лучше.
– А я и не играю в равнодушие, – скрестив руки на груди, отодвигаюсь от Медера на другой конец салона. – Никакое спасение, даже от самых страшных монстров, не реабилитирует тебя и твой поступок в моих глазах, – я говорю о прошлой ночи в машине.
– Смешная. Сама закрыла тему, сама вспоминаешь. Чувствую, мой член не дает тебе покоя, Пикси, – мои глаза округляются, когда вместе со своими словами, он словно невзначай кладет ладонь в область своего вздыбленного паха. – В офисе ты не смотришь на меня, ночью раздвигаешь ноги и стонешь мое имя, – мгновенно краснею, пребывая в шоке от услышанного. – Разве не так? Можешь не отвечать. Твои глаза сделали это за тебя.
Очень надеюсь, что в моей комнате нет его скрытых камер. Он просто дразнит меня.
– Какое значение имеет мое отношение к тебе? Для тебя женщины – расходный материал, взаимозаменяемый. Я не играла в равнодушие. Лишь приняла тот факт, что мы не созданы друг для друга, и оставила нашу дружбу в прошлом.
– Создано может быть все, что заложено в исходный код, – тихо бросает он. – А я тот, кто пишет программу.
– Ты сумасшедший.
– Тебе это нравится, – его рука вновь накрывает мою ладонь. Черные буквы, складывающиеся в слово Pixel, вновь бросаются мне в глаза. Поднимаю на Мердера взгляд, когда он сжимает крепче… и там столько всего, что мне вдруг становится до смерти жутко.
Одержимость, что читается в его взоре, пугает. Парализует меня. Отпрянуть хочется, убежать, лишь бы не допустить того, что явно созревает в его голове. Глаза Коула кричат мне о том, что его новая цель, «нерешенная задачка» уже давно выбрана. Я – уже дело принципа. А это для него мощнее любых целей и других побед.
Он смотрит на меня так, словно пойдет по головам ради этого принципа. Ради того, чтобы доказать, что может прогнуть под себя принцессу Анмара, а значит и весь восточный мир, что недооценил его важность и значимость.
– Забудь меня. Отпусти. Не ищи. Не беги за мной. Отпусти…, – одними губами шепчу я, умоляя, глядя прямо в глаза.
В ответ Мердер лишь поднимает правый уголок губ и сжимает мои пальцы до боли, отводя взор в сторону.
Это его железобетонное «нет». Иногда никаких слов не нужно…
Так странно. Непривычно. Возвращаться домой в рассветное время через парадный вход, прекрасно понимая, что все камеры видеонаблюдения сейчас направлены на нас с Мердером и охрану. Скрестив руки на груди, сильнее прижимаю к себе ткань паранджи в районе подбородка, заранее зная, что никакой кусок ткани не защитит меня от выжигающего шрамы осуждения и разочарования взгляда отца.
– Джаред, она здесь! – первое, что слышу, когда переступаю порог дома и оказываюсь в холле.
Мамин голос доносится до меня словно сквозь слой ваты. Ее удушливые объятия принимаю автоматически, не ощущая ее тела. Сжимаюсь от страха, когда наши взоры с Джаредом Саадатом встречаются.
Мама просто рада тому, что я вернулась живой и невредимой.
А папа… Я даже не знаю. Скорее, он шокирован тем, что его любимая и самая покладистая дочь выкинула подобный номер – смоталась на тайную вечеринку в пустыню. Это недопустимо для его примерного ангелочка, что с детства делает вид, что чтит все чертовы правила и традиции. Боже, иногда хочется, чтобы до них дошло, какая я лицемерная дрянь.
Я устала притворяться. Наверное, лучше быть счастливой сукой, чем несчастной, но идеальной.
Когда-нибудь они увидят мое настоящее лицо… и отвернутся от меня.
– Доченька, милая, с тобой все хорошо? – заваливает заботливыми вопросами меня мама. В ее аквамариновых глазах простирается вселенская боль, синяки под глазами повествуют о ее бессонной ночи и литрах пролитых слез.