– Я не могу согласиться. Не могу довериться. О тебе такое говорят, Коул. Со мной ты один, на деле – совсем другой. Какому Мердеру мне верить?
– С тобой настоящий, – пылко заявляет он.
– Я не уверена.
Он тяжело выдыхает.
– Посмотри на это, – прижимает меня к стеклу, показывая родную страну, как на ладони. Небоскребы озаряются жарким солнцем пустыни, поблескивая и купаясь в его лучах, как бриллианты из дорогих коллекций фирмы отца. – Видишь? Вот она, твоя жизнь. Только то, на что падает свет этого солнца. Ты будешь жить в подобном дворце, – указывает на дом Амирана и Алисии. – Ты будешь лежать на том кладбище после смерти, – демонстрирует мне зону захоронений всех шейхов и лиц королевских кровей. – И ты никогда не узнаешь, что такое настоящая жизнь, а не клетка. Я могу дать тебе все, что тебе нужно. Весь мир открыть для тебя, Пикси.
– Нет. Не можешь. Мне не нужен весь мир, если придется провести жизнь в бегах от родных людей. Отпусти меня, – пытаюсь твердо стоять на своем, не покупаясь на столь манящие и одновременно пустые слова. Черт возьми, но каждый звук, что выходит из его рта, откликается в моем сердце и пронзает до дрожи.
– Могу. Только если буду знать, что ты этого хочешь. А ты хочешь? – выдыхает мне в шею.
– Больше всего на свете, – и в этот самый момент засранец касается головкой члена моего влажного входа. Инстинктивно прогибаюсь, устоять сложно.
– Черт, я тоже. Я тоже так сильно, детка, – задыхаясь и рыча, будто от боли, вторит мне он.
– Коул, не надо. Умоляю, – по щекам стекают немые ручейки слез.
– Бл*дь, да. Я знаю. Просто сожми ноги, малышка, – командует Коул, отчаянно толкаясь между моих бедер.
Его мощные и быстрые движения сотрясают мое тело, соски твердеют, прижавшись к прохладному стеклу. Беспощадно целуя меня, он просто подается бедрами вперед, раз за разом задевая мой пульсирующий центр своим мощным стволом.
Все как в тумане, я снова взрываюсь от его движений, грубости, дыхания и рычания. Оттого, что чувствую, как тяжело ему сдерживаться. Довольствоваться малым. Вместе с глухим рыком, я чувствую, как он изливается на мои бедра. В отражении стекла вижу, как его черты лица искажаются, и больше всего мне хочется целовать их, не испытывая страха и чувства вины.
– Я не был в тебе, но это был лучший секс в моей жизни, – усмехается Коул после. Он все время иронизирует. Своего рода маска. А в лицо говорит, что настоящий со мной.
Никогда не лги мне…
– Секс, Коул? Ты животное, – выплевываю я, когда он вытирает меня своей рубашкой. – Никогда не лги мне. Даже в шутку. Прошу тебя.
– И я буду оберегать тебя, как самое хищное животное, – обещает он, разворачивая меня лицом к себе. Мою просьбу Мердер никак не комментирует.
– Как я могу верить твоим словам? Назови мне хоть одну причину, по которой я должна пойти на провальное безумие, подвергнуть риску нас всех, опозорить свою семью? Назови мне хоть одну причину, которая докажет мне, что все получится…
– С Фейсалом счастлива ты не будешь, – загибает один палец. – Я чертов гений, и ты знаешь, на что я способен в плане конспирации и заметания следов. Я способен украсть тебя так, что твою пропажу обнаружат только через пару дней, – в ход идет второй. – Если этих причин недостаточно, то просто поверь мне. Прыжок веры, малышка. Знаешь, что это?
– Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Когда вокруг сотни женщин…
– Мне не нужны сотни. Я их не вижу. Кто они? Кто они, бл*дь? – сдавливает мои скулы, сдерживая повышение тона голоса. – Они не ты. Не ты, Анджелина, – взъерошив свои волосы, Коул отстраняется. Его глаза блестят, горят огнем безумия.
Я не понимаю, игра для него это все, фарс или вызов, который он хочет преодолеть. Или настоящие чувства.
– Мой ответ «нет», Коул, – положив ладонь на его щеку, выдыхаю я. – Я не хочу бежать босиком по пеплу.
– А я готов. Хоть по песку раскаленному, хоть по стеклам. Я докажу тебе. Ты увидишь, – дает обещание он, прищурив свой взор.
И снова мое тело пронзает необъяснимое электричество. С каждой секундой, проведенной рядом, мне все труднее от него оторваться. Сделать это просто необходимо, поэтому ладонь я одергиваю и убегаю из кабинета Мердера в растрепанных чувствах. И это мягко говоря…
И десяти минут на рабочем месте в спокойствии не проходит. Руки дрожат, когда я тянусь к телефону, чтобы вытащить его из блока и набрать сообщение. Не могу молчать. Эмоции переполняют. Он зажег во мне огромный фонарь веры, и я вдруг понимаю, что готова прыгнуть…
«Открой мне мир, Коул. Я согласна…
Я доверюсь тебе, но лишь однажды.
Пообещай, что не подведешь меня, найдешь способ не уронить в глазах семьи и сделаешь так, чтобы никто не пострадал.
Я сумасшедшая, должно быть, влюбленная…
Неужели я правда это сказала? Теперь ты знаешь. Ты забрал мое сердце еще раньше… задолго до встречи в саду».
Боже, как глупо, ванильно и наивно. Но сейчас я из этих чувств соткана. По ушли вляпалась. Как в болото затягивает. В груди бабочки летают, я с нетерпением жду ответа его…
Но его нет. Тишина полнейшая. Не читает даже.
Странно.
Но зачем ждать? Мне нужно вернуться к нему, сказать все лично. Да и чертов платок в его кабинете забыла. Непривычно без него ходить, все на цвет волос моих пялятся.
Постучав, врываюсь в кабинет Коулмана и застываю на месте. Картина, что предстает перед глазами, никак не сочетается у меня с тем, что только что происходило между нами.
Мне казалось… я впервые вижу его таким искренним, настоящим. Даже уязвимым.
Мне не нужны сотни. Я их не вижу. Кто они? Кто они, бл*дь? Они не ты. Не ты, Анджелина…
Эти слова буквально разбили слои льда на моем сердце. Перевернули что-то внутри. Зацепили, разрушили последние стены.
Но…
Шлепки влажных, потных, совокупляющихся тел оглушают. Как и стоны Леони Контен, что прижата к тому же самому столу Мердера. До меня вдруг доходит, скольких девиц он жамкал и трахал на своих проклятых бумагах. Его член упорно таранит ее, проникая сзади. Меня бросает в холодный пот и ужас, все тело отчаянно цепенеет… Мне хочется ослепнуть или испариться, стереть эту картину из памяти.
Но я никогда не забуду.
Не забуду, как он обвил моим платком ее шею, словно накинул поводья на свою кобылицу. И таких у него десятки, судя по слухам. И это, бл*дь, мой платок, мой! Ты просто кусок дерьма, Мердер.
Черт возьми, он сейчас ее задушит моим платком. Но судя по громким стонам, Леони все устраивает и более чем.
И Коул даже не смотрит на меня. Кажется, он ничего не слышит, не видит вокруг. Находится в своей развращенной вселенной. Или его главный мозг всегда отключается, пока на полную катушку отрывается второй. Мердер имеет ее, словно ничего другого в мире не существует. Так же одержимо, как и меня. Абсолютно так же…
Его шепот ей в ухо убивает меня. Не сомневаюсь, его губы произносят ей то же самое, что и мне. Наверняка у него есть набор универсальных фраз, которые он бросает во время секса.
Ватные ноги не слушаются, реальность расплывается перед глазами.
Я бы разрыдалась, но понимаю, что он того не стоит.
Коулман Мердер в очередной раз показал свое истинное лицо.
В нем нет ничего святого.
Я беру со стола у двери вазу и швыряю ее прямо в них, но естественно она не долетает далеко. Дребезжащий звук олицетворяет осколки моего сердца, распарывающие грудную клетку изнутри наживую.
Закрыв дверь, я бегу прочь от этого жуткого места. От этой грязи, от этого падения, унижения и собственных чувств, за которые я себя проклинаю.
«Тебе не убежать от меня», – прорывается в зазеркалье мыслей зловещий шепот Коулмана.
– Это мы еще посмотрим! – заявляю я, закрываясь в одном из женских туалетов, где провожу следующие полчаса в обнимку с салфетками.
Пожалуйста, если ты существуешь, Господи. Сделай так, чтобы я его забыла. Это все, о чем я прошу.
Глава 11
Мердер
Бывают дни чернее ночи. Бездна внутри, ад снаружи, ни капли страха, ни одной мысли о спасении. Наше начало. Темнота и безмолвие.
Я знаю все о таких черных днях.
Да и стоит ли говорить, что меня никогда не тянуло к свету. Было время, когда я искал пути исцеления, но с годами стремление к нормальности улетучилось. Сомнение – есть слабость. Неприятие – отсутствие уверенности. Стыд и совесть – билет в общий вагон недоумков, не догоняющих, что их поезд давно сошел с рельс. Чем, больше ты копаешься в себе, выискивая червоточину, тем глубже бездна. А совесть… совесть – это гребаные кандалы. Я избавился от них так давно, что забыл, что стоит за этим понятием.
Закрывая дверь своей спальни, вид которой любого нормального человека привел бы в ужас, я испытываю подобие облегчения. Здесь есть все для моего комфорта. Для удовлетворения потребностей организма необходимо не так уж и много. Я никогда не стремился к роскоши и богатству, мои цели всегда стояли выше. Многих из них я добился, кое-какие даже перевыполнил, но алчная человеческая натура устроена так дьявольски неправильно. Мы не знаем пресыщения. Иногда у меня создается ощущение, что я самый голодный человек на этой планете, словно проклятое яблоко познания, сорванное с яблони Эдема, застряло где-то попрек моего пищевода. Мерзкое чувство, скажу я вам. Мерзкое, но чертовски желанное.
Скинув всю одежду, я с ноги открываю стеклянную дверцу душа и встаю под ржавую лейку. Вода только холодная, и когда ледяные струи бьют по моей спине, вместо дрожи я чувствую жар, текущий по венам, пылающий под кожей. Запрокинув голову, я открываю рот и жадно пью. Горло немеет, но я не останавливаюсь, даже когда желудок уже переполнен водой. Внутри меня настоящее пекло, его не потушить, оно ежесекундно требует дозаправки.
В какой-то момент я отключаюсь, рухнув прямо там, на скользком кафеле, разбив затылок о стеклянную перегородку. Меня приводит в чувство все тот же ледяной душ. Смешиваясь моей кровью, вода розоватой воронкой убегает в смывное отверстие. И когда не остается ни одной капли, набрав полные легкие кислорода, я кричу. Это не боль. Это ярость, больше не умещающаяся во мне. Это гнев, требующий выхода и новой жертвы.