– Как ты его назовешь? – спросил Сэмюэль, усевшись на траве поудобнее и вытянув ноги перед собой.
– М-м, – задумалась я. – Всем курам я даю имена в честь литературных персонажей. Может, Хитклифф? Это имя точно будет напоминать мне о тебе!
Я рассмеялась и покачала головой, вспоминая дни, что мы провели, читая «Грозовой перевал» в автобусе. Но потом я подумала о том, что Сэмюэль уезжает, и меня охватила меланхолия.
– Хитклифф – это толстый кот, любитель лазаньи, из мультфильма, который дедушка Дон смотрит по воскресеньям, – сказал Сэмюэль. – Нужно что-нибудь собачье… И потом, нам с тобой не очень-то понравился Хитклифф. – Его внимательный взгляд скользнул по моему лицу, и я увидела в глазах Сэмюэля отражение моей собственной меланхолии.
– Ты прав. Может, лучше назвать его Рочестер, в честь возлюбленного Джейн Эйр. А сокращенно – Честер. – Я немного подумала и тут же вслух отказалась от этой идеи. – Нет. – Я помотала головой. – Хочу назвать его в честь тебя. Но не Сэмюэль – это будет странно. – Я еще немного помолчала, уставившись в пространство. – Знаю! – Я перевела взгляд на Сэмюэля. – Яззи.
Его губы изогнулись в улыбке. Сэмюэль с нежностью посмотрел на меня.
– Яззи отлично подходит. Бабушке Яззи понравилось бы. Один хранитель назван в честь другого.
Новоиспеченный Яззи забрался ко мне на колени, улегся, подложил лапы под голову и мгновенно задремал.
– Я тебе тоже кое-что принесла.
Я взяла один из своих свертков – кассету, которую я упаковала в простую крафт-бумагу. Сэмюэль был не из тех, кому нужны ленточки и бантики.
Он сорвал обертку и повыше поднял кассету, чтобы рассмотреть ее в лучах заходящего солнца, которые едва проникали под кроны деревьев.
– «Песня Сэмюэля», – прочитал он. – Ты ее записала? – взволнованно произнес Сэмюэль, повысив голос. – Это ведь та самая мелодия, которую ты мне играла? Твоя песня?
– Нет, твоя, – смущенно произнесла я. Мне был приятен его энтузиазм.
– Моя песня, – повторил он почти шепотом.
– Держи. – Я протянула ему второй подарок. Сэмюэль сразу понял, что это. Он покачал головой и развернул огромный зеленый словарь, благодаря которому мы подружились. Сэмюэль провел рукой по обложке и, не глядя на меня, возразил:
– Это твое, Джози. Ты же не хочешь с ним расставаться. Ты обожаешь эту книгу.
– Я хочу, чтобы она была у тебя, – настояла я, наклонившись к нему, чтобы открыть первую страницу, где я написала:
«Моему другу Сэмюэлю, барду из навахо, человеку с сильным характером.
– Кому-кому? – Сэмюэль насмешливо приподнял брови.
– Барду. Посмотри в словаре! – велела я, рассмеявшись.
Сэмюэль тяжело вздохнул, изображая ленивого ученика, и пролистал страницы.
– Бард. Разновидность конского доспеха, – зачитал он.
– Что?! – воскликнула я, протягивая руки к книге.
Сэмюэль непринужденно расхохотался, отбросив на время свою вечную серьезность. Он отодвинул книгу подальше от меня.
– А, ты, наверное, про другое значение… Бард – это поэт, – объявил он и, вопросительно глядя, снова повернулся ко мне.
– Да, так и есть. Ты поэт из навахо. У тебя много прекрасных мыслей, и ты умеешь их выражать, – с важным видом произнесла я.
– Как хорошо у тебя получается, – тихо сказал Сэмюэль.
– Что получается?
– Заставлять меня чувствовать себя особенным, а вовсе не изгоем. Как будто я что-то значу.
– Но так и есть, Сэмюэль! – искренне воскликнула я.
– Вот опять ты это делаешь, – усмехнулся он. – Возьми, – вдруг добавил он, развязывая кожаный шнурок у себя на шее. – Ты отдала мне то, что принадлежало тебе. Я тоже хочу подарить тебе что-нибудь свое.
Бирюзовый кулон закачался на черном шнурке. Сэмюэль протянул украшение мне. Я никогда не видела его без этого кулона и тут же покачала головой. Я была не готова принять такой подарок.
– Приподними волосы, – велел мне Сэмюэль. Я послушалась и подобрала свои светлые кудри, наклонившись к нему. Его теплые руки осторожно завязали кончики кожаного шнурка. Потом Сэмюэль, неизменно соблюдавший приличия, отстранился. Бирюзовый камешек еще хранил тепло его кожи, и я почувствовала, как сильно мне не хочется отпускать моего друга. Я готова была умолять его не уезжать.
Мой голос надломился, когда я призналась:
– Как бы я хотела, чтобы ты остался. – Слезы выступили у меня на глазах. Я принялась яростно стирать мокрые дорожки со щек, пытаясь справиться с собой. Но слезы продолжали литься. – Ты самый лучший друг за всю мою жизнь.
– Если бы я остался, мы с тобой не смогли бы дружить дальше.
Его голос звучал спокойно. Сэмюэль держался на привычном расстоянии, но напряженная поза выдавала охватившие его чувства.
– Почему? – воскликнула я, утирая слезы. Этот прямолинейный ответ заставил меня на мгновение отвлечься от своего горя.
– Потому что у нас слишком большая разница в возрасте. Я вообще не должен встречаться здесь с тобой. Просто хотел попрощаться… Ведь для меня ты тоже самый лучший на свете друг, а лучшие друзья не уходят не попрощавшись.
Он встал и, наклонившись, протянул мне ладонь. Одной рукой я прижала к себе Яззи, а вторую вложила в предложенную мне руку. Сэмюэль помог мне подняться.
– Ты вернешься? – проговорила я, не желая верить, что мы расстаемся навсегда.
– Надеюсь, – ответил Сэмюэль со вздохом. – И тогда, возможно, все будет иначе.
Я уставилась на свои ноги, отчаянно пытаясь придумать повод задержать его, продлить прощание. Внезапно я почувствовала, что Сэмюэль стоит совсем близко, и подняла взгляд. Между нашими лицами оставалось всего несколько дюймов. В сумерках его глаза казались черными. Теплое дыхание касалось моих мокрых щек. Сэмюэль, глядя мне в глаза, осторожно приблизился – так сильно, что все стало размытым. Он слегка наклонил голову вправо, а я приподняла подбородок и потянулась за поцелуем, которому не суждено было случиться. Губы Сэмюэля скользнули выше и прижались к моему лбу. Я закрыла глаза и выдохнула. Несколько долгих секунд мы не двигались с места. Потом Сэмюэль отстранился. В руках он держал мои подарки – и мое сердце.
– Я никогда не забуду тебя, Джози.
Его голос прозвучал тихо, лицо ничего не выражало. Он отвернулся и вышел из-под тени деревьев. Лошадь поприветствовала его ржанием. Сэмюэль вскочил в седло, взял повод, пришпорил коня и поскакал прочь, превращаясь в черный силуэт на фоне фиолетовых сумерек. Я медленно пошла следом, прижимая к себе Яззи, который положил голову мне на плечо.
Когда я пришла домой, то сказала отцу правду про щенка. Объяснила, что он принадлежал внуку Йейтсов, который решил стать морским пехотинцем и отдал мне Яззи, поскольку не мог взять его с собой. Чистая, неприукрашенная правда, хотя некоторые могут возразить, что это была сильно сокращенная версия. Но моему отцу было все равно, откуда я взяла щенка.
– Я давно подумывал взять собаку, – сказал папа, умиляясь малышу так, как способен только старый ковбой. – Какой хороший мальчик! Да, хороший! Красавец!
Я никогда не могла понять, почему младенцы и щеночки заставляли всех сюсюкать, вытянув губы трубочкой. Оставив Яззи с папой, я поднялась в свою комнату, сняла кулон Сэмюэля и подняла повыше, рассматривая бирюзовый камешек, который слегка покачивался на шнурке. Отец не стал долго думать о том, откуда взялся щенок, но украшение он рано или поздно заметит. Сложив все вместе, папа может насторожиться. Даже в тринадцать мне хватало ума понять, что подумают о наших отношениях окружающие.
Я прижала кулон к щеке, закрыла глаза и вспомнила наш несостоявшийся поцелуй. На мгновение я пожалела о том, что Сэмюэль такой осторожный и благородный. Мне бы хотелось, чтобы он поцеловал меня по-настоящему. Чтобы мой первый поцелуй достался ему. Но через секунду мне стало стыдно за такие мысли. Если уж Джейн Эйр смогла из принципа уйти от мистера Рочестера и его поцелуев, несмотря на свои чувства, хотя их отношения никому не вредили и не мешали, то и я должна следовать ее примеру. Ведь именно так поступил сегодня Сэмюэль.
Я убрала кулон в шкатулку, которая стояла у меня на столе. В ней лежал браслет с серебряными сердечками, доставшийся мне от мамы, брошь с подсолнухом, которую подарила мне Тара на день рождения, зеленое колечко с надписью «Спаси и сохрани» из воскресной школы, а теперь и мое новое сокровище. Я крепко закрыла крышку и спустилась по лестнице, возвращаясь к своему пухленькому ангелу-хранителю.
10. Облигато
ПОНАЧАЛУ Я НЕ МОГЛА написать Сэмюэлю. У него еще не было адреса. Он обещал прислать мне письмо при первой возможности. Оно пришло только через две недели после его отъезда.
7 июня 1997 года
Милая Джози!
Первые несколько дней прошли как в тумане. Для начала нас посадили в автобус. Было уже довольно поздно, около часа ночи, и так темно, что из окна ничего не разглядеть. Нас отвезли на так называемое «зачисление». Когда мы остановились, в автобус зашел чувак в форме и начал кричать, чтобы мы выметались на улицу и строились по желтым отметкам на асфальте. Стоял туман, трудно было понять, где твоя отметка. А этот чувак постоянно кричал: «Живее!». Один парень вдруг заплакал ни с того ни с сего. Потом, правда, справился с собой, но, по-моему, все ему сочувствовали, кроме сержанта, который подскочил к нему и велел утереть сопли.
Нам разрешили сделать пятнадцатисекундный звонок, и я позвонил маме. Трубку никто не взял. Думаю, больше я звонить не стану. Я написал ей, чтобы знала, где я, но дальше дело за ней. Не знаю, ответит ли она. Бабушка Яззи ответила бы, но она не ждет писем, потому что не умеет ни читать, ни писать. Мы договорились, что я приеду к ней, когда нас отпустят на побывку через двенадцать недель.
В первую ночь мы вообще не спали. После того как мы все позвонили, нас усадили за парты и начали забрасывать информацией. Типа, что пол – это не пол, а «палуба», а дверь – «люк». Головной убор называют «прикрытием», а беговые кроссовки – «скороходами». Когда я закончу обучение, буду говорить на трех языках: английском, навахо и морпехском. Всем дали номер взвода, который пришлось записать на левой руке черным маркером. Мой – 4044, первый батальон. Потом у нас забрали все штатское: одежду, украшения, ножи, личные вещи, сигареты, еду, жвачку – все. Один парнишка попытался быстро затолкать в рот шоколадный батончик, чтобы не сдавать. Сержант заставил его выплюнуть все прямо на свои вещи.