Греческая колонизация северного побережья Черного моря не была явлением случайным, обусловленным какими-либо специфическими условиями этого края или особыми целями, которые здесь преследовались древними греками. Колонизационное движение, расселение греков за пределы собственной страны — одно из важнейших явлений исторического развития античной Греции, начиная с самых ранних этапов.
Древнейшая волна колонизации, протекавшая в значительной мере стихийно, имела своим результатом прочное освоение греками архипелага Эгейского моря и западного малоазийского побережья.1 Следующая волна колонизационного движения греков началась с VIII в. до н. э. и была обращена, прежде всего, на запад, в районы западного Средиземноморья. Многочисленными греческими колониями покрылись тогда берега Сицилии и южной Италии; колонии появились на побережье южной Франции, Испании, северной Африки. Почти одновременно стали возникать колонии и к северо-востоку от Греции, в Мраморном море и затем на берегах Черного моря, начиная с южной его стороны. Появление греческих городов в северном Причерноморье представляется, таким образом, лишь одним из эпизодов большого процесса античной греческой колонизации; при этом по ряду причин колонизация северного побережья Черного моря осуществилась значительно позже, чем в других местах.
При всей заманчивости выгод, которые могли сулить грекам колонии в северном Причерноморье, отдаленность этих районов от главных греческих центров, а также климатические условия, значительно более суровые, чем в пределах Эгейского бассейна и Средиземноморья, не могли способствовать колониальным устремлениям греков на север. И все же исключительные экономические возможности, открывшиеся перед греками в северном Причерноморье, заманчивые перспективы развития торгового обмена с населением Скифии затушевали все неудобства жизни в непривычных условиях. В VI в. до н. э. основные греческие колонии разместились и на северном берегу Черного моря.
На огромном протяжении морских берегов, начиная, примерно, от Гибралтара на западе и вплоть до низовьев Дона и Кавказского побережья на северо-востоке, были рассеяны города-колония древних греков, которые, по выражению Цицерона, «представляли как бы кайму, подшитую к обширной ткани варварских полей». Как правило, далеко в глубь страны греческие колонисты не проникали, держась, главным образом, прибрежных районов, откуда открывались морские пути-сообщения. На остальных пространствах вне приморской полосы обитало повсюду свое коренное негреческое население. Это положение было очень образно выражено знаменитым греческим философом Платоном, по словам которого греки жили «на ограниченной части земли от Фасиса [река Рион на Кавказе] до Геракловых столпов [Гибралтар], расположившись вокруг моря, как муравьи или лягушки вокруг болота».2
Основанию колоний, организованному переселению значительного количества жителей в отдаленные от родины места предшествовал длительный период случайных походов отдельных смельчаков-мореходов, которые на свой страх и риск в поисках добычи бороздили моря, совмещая коммерческую деятельность с морским разбоем, не считавшимся тогда делом зазорным.
Морская торговля, широко развитая в бассейне Средиземного моря в период расцвета государств эгейской (крито-микенской) эпохи, была подорвана в XI—X вв. до н. э. теми племенными передвижениями («дорийским переселением») на юге Балканского полуострова,3 которые привели к разрушению и гибели старые эгейские культурно-политические центры (Микены, Тиринф и др.). В период формирования греческих государств на базе новых родо-племенных образований, сложившихся к началу I тысячелетия до н. э., морские торговые связи еще не играли заметной роли в экономике греческих племен. Последние жили на основе земледельческого натурального хозяйства. Внешняя торговля находилась тогда, главным образом, в руках финикийских купцов, и лишь постепенно в нее втягивались сами греки. Однако, как у всех народов, переживающих высшую стадию общинно-родового строя — военную демократию, у греков в ранне-архаическую («гомеровскую») эпоху наряду с межплеменными войнами большую роль играл морской разбой, пиратство, являвшиеся, в сущности, промыслом, составной частью хозяйственного быта племен, тесно соприкасавшихся с морем.4 Представители родовой знати, они же и обладатели в те времена меновых ценностей, снаряжали парусно-весельные суда, на которых отряды пиратов отправлялись бороздить моря в поисках богатств и невольников. Грабежу подвергались не только встречавшиеся в море корабли, но и приморские области, селения, города.5
Вот почему прибывших морем неизвестных людей в «Одиссее» прежде всего спрашивает Нестор:
«Кто ж вы, скажите? Откуда к нам прибыли влажной дорогой
Дело-ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду,
Взад и вперед по морям, как добычннки вольные, мчася,
Жизнью играя своей и беды приключая народам?».[3]
О результатах одной такой морской экспедиции красочно рассказывает гомеровский герой Менелай:
«... Претерпевши немало, немало скитавшись, добра я
Много привез в кораблях, возвратясь на осьмой год в отчизну».[4]
Эти искатели счастья и наживы прокладывали первые пути морских сношений, знакомились с отдаленными странами, их природой и богатствами, узнавали о тамошнем населении, его быте и нравах, о возможностях торгового обмена.
Географические пределы, известные грекам в гомеровский период (IX—VIΙΙ вв.), простирались до Сирии, Египта, Ливии, Сицилии и некоторых пунктов Причерноморья. Эти пиратско-торговые экспедиции явились предпосылкой дальнейшего развития обширной греческой морской торговли в последующие столетия.
Особенно прославились в ту раннюю пору своими смелыми морскими рейдами купцы-мореходы малоазийского города Фокеи.6 На кораблях с пятьюдесятью гребцами они первыми достигли Адриатического моря, северо-западного побережья Италии, Иберии, Тартесса.
Открытый фокейцами путь позволил грекам установить тесную связь с западным Средиземноморьем. При техническом несовершенстве древнего мореплавания, обусловленном, прежде всего, отсутствием компаса, бывало, что мореходы по ошибке или вследствие сноса от ветра попадали не туда, куда направлялись, и невольно открывали ранее не известные места. Так известно, что один купец с острова Самоса, направлявшийся в Египет, был отнесен к берегам юго-западной Испании, куда до того греки не проникали.7
В наиболее удобных местах морского побережья купцы нередко устраивали свои фактории, т. е. пункты, где уже более регулярно происходили встречи с туземным населением для обмена товарами. Такие торговые станции (έμπόριον) часто становились местом, куда переселялись затем значительные группы греков, образуя колонию. Когда греки отправлялись в колонию, оставляя родные берега, они уже в какой-то мере были осведомлены о том крае, куда намеревались переселиться. Правда, водворение греческих колонистов в новых местностях иногда встречало сопротивление со стороны местного населения, и тогда приходилось силою оружия приобретать земли для колоний. Но часто занятие определенной территории под колонию происходило на основе мирного соглашения с местным населением, вернее с их правителями, которые обычно не препятствовали основанию на своих землях греческих городов, так как получали значительные выгоды от торговли с греческими купцами и колонистами.
В целях безопасности и утверждения независимого положения греки стремились — сразу же после основания колонии — оградить свое поселение надежными оборонительными сооружениями: стенами, башнями и др., которые с течением времени, по мере роста материального благосостояния колонии, усовершенствовались и усиливались.
Какие причины порождали колонизационное движение греков, что понуждало их расставаться со своими землями, со старыми обжитыми местами своей родины, пускаться в далекие рискованные путешествия, устраиваться иа новых местах, иногда очень далеких от родины и к тому же мало известных? Поиски рынков для выгодного сбыта товаров греческой обрабатывающей промышленности, изделий ремесла, а вместе с тем возможность приобретать дешевое сырье и рабов, т. е. торговые цели, были, несомненно, одним из мотивов, толкавших греков к организации колоний. Неслучайно поэтому, что именно такие греческие города, как Коринф, Халкида (на о-ве Эвбее) и Милет — крупнейшие греческие торговые и промышленные центры — были в числе первых и наиболее активных основателей колоний. Стремление к овладению землями, на которых можно было успешно развивать сельское хозяйство, также являлось серьезным стимулом к выселению в колонии. Многие колонии, особенно из числа ранних, имели ярко выраженный аграрный характер, хотя обычно тоже вели торговлю.
Но кроме этой жажды к обогащению и коммерческой предприимчивости были и другие, еще более важные причины, которые побуждали греков переселяться в колонии. Несомненно, решающее значение в развитии античной колонизации имели социально-экономические условия жизни в греческих государствах. Рабовладельческий строй создавал в городах «избыточное» население, которое вынуждено было искать себе применение за пределами своей страны.
Рост рабства в формирующихся греческих городах-государствах разорял значительные массы мелких производителей, которые далеко не всегда могли конкурировать с рабовладельческими мастерскими и поместьями. Большое количество мелких производителей вынуждено было или через долговую зависимость превращаться в рабов, или пополнять собою ряды городской бедноты, или же искать применения своего труда и способностей вдали от родины.
«В древних государствах, в Греции и Риме, — писал Маркс, — принудительная эмиграция, принимавшая форму периодического устройства колоний, составляла постоянное звено в общественной цепи. Вся система этих государств была построена на определенном ограничении количества народонаселения, которого нельзя было превысить, не подвергая опасности самого существования античной цивилизации. Но почему это так было? Потому, что им было совершенно неизвестно применение естественных наук к материальному производству. Только оставаясь в небольшом числе, они могли сохранить свою цивилизацию. В противном случае они стали бы жертвами того тяжелого физического труда, который тогда свободного гражданина превращал в раба. Недостаточное развитие производительных сил ставило граждан в зависимость от определенного количественного соотношения, которого нельзя было нарушать. Поэтому единственным выходом из положения была принудительная эмиграция».